некотором обалдении. Ходячий остров! Надо же!
Степан пронзительно свистнул, и из рядка выстроившихся у озера хижин начали выходить люди, приветственно махать руками.
Дальше всё шло прямо как в старинных сагах: нас принимали в общем доме, кормили, расспрашивали. Отдельным пунктом выясняли про Баграра. Тут больше отец Филарет выступал. После рассказывали свои истории. Выходило, что из пятидесяти двух проживающих на острове человек половина были казаки, несколько русских морских офицеров и матросов, в разное время потерпевшие бедствие, пятеро учёных из Русского географического общества (в числе которых один потомственный русский исследователь с немецкой фамилией Беллинсгаузен и один приехавший по обмену премудростями итальянец), а в довесок — трое торговцев-французов, довольно бодро уже навострившихся лопотать по-русски.
Выходило, что все они в разное время терпели бедствие — причём, многие были уверены, что корень тех несчастий в действиях местной зловредной лисы! — и в момент самого отчаянного положения появлялся ходячий остров и спасал всех, кого ещё можно было спасти. После чего добровольно-принудительно начинал опекать, не позволяя покинуть себя никакими способами.
— Что-то мне это напоминает… — подозрительно сказал Баграр.
— Титанов-гекатонхейров, возможно? — спросил от входа новый голос. — Простите, я отлучался и не был вам представлен, но уже некоторое время стою тут, ожидая возможности засвидетельствовать новым согражданам моё почтение. Леонид, — парень подошёл к каждому мужчине (включая Баграра) и пожал руку. Перед нами же тремя расшаркался и поцеловал пальцы.
— Так вот, касательно теории ходячего острова, — продолжил Леонид. — На мой скромный взгляд, этот природный (и, вне всякого сомнения, магический) объект вполне подходит к описанию титанов. Многоглавые — вы посмотрите на эти окружающие нас вершинки! А ведь их может становиться больше, если у острова возникает в том нужда. С той же лёгкостью он отращивает и подвижные, феноменально пластичные скальные выступы, которые вполне можно назвать руками. Поэтому мне, — он слегка улыбнулся, — нравится именовать его Бриареем. Хотя не все товарищи меня поддерживают.
— Ишь, как запел, соловей! — ревниво сказал кто-то из толпы.
Меня, если честно, пугало обилие мужчин при полном отсутствии женщин. Смотрели они на нас совершенно голодными глазами. А мне бы не хотелось устраивать массовую бойню.
— Ну, что ж, — поднялся вдруг отец Филарет, — все мы живы — и это ли не повод вознести благодарение Господу? И помолиться о благословении на дела грядущие.
Это заявление волшебным образом переключило присутствующих на иные мысли. Более того, после молебна к батюшке выстроилась целая очередь желающих исповедаться после долгих лет изоляции. Однако я была железобетонно уверена, что вопрос о женском внимании поднимется очень скоро. И не я одна.
— Чтоб ни на шаг от меня не отходили! — строго прорычал Баграр, и нам совсем не захотелось с ним спорить.
Пока общий дом был занят под исповедальню, мы уселись под пальмами во дворике. Баграр с помощью есаула Погребенько (потому что не все сразу способны перестроиться на общение с медведем) принялись расспрашивать старожилов: не приходилось ли им находить на этом острове что-нибудь таинственное? В смысле — ещё более таинственное, чем ходячий кусок скалы, наделённый собственной волей?
И такое место немедленно было заявлено! По описаниям оно немного напоминало сокровищницу… только без сокровищ. И находилось оно совсем даже рядом, в одной из верхних «глав» Бриарея. Мы все оживились и захотели немедленно туда сбегать, но…
Остров снова пришёл в движение. По периметру деревеньки поднялся каменный трёхметровый забор.
— Н-ну, мы могли бы и перескочить, — прикинул Баграр.
— Не стоит совершать опрометчивых поступков, — предупредил нас Леонид. — Если он заподозрит, что в минуту опасности вы куда-то убегаете, то может снова запечатать нас в пещеру с куполом. Всех. А это, согласитесь, куда менее приятно, чем видеть голубое небо.
«ЦАРИЦЫН»
В этот раз, выступая перед своими курсантами, Аристарх Леонидович чувствовал себя странно и неловко, как никогда. Однако, судя по глазам, для многих парней сообщение о том, что крейсер попал в зону возможной магической агрессии, вовсе не стало никакой новостью. Мало того, они были внутренне готовы. И более всего — те, которые окружали наследника.
А потом началась она. Магическая агрессия.
Поначалу она всё также маскировалась под природную аномалию. Экран радара показывал чудеса в решете, вспыхивая россыпью отметок, чтобы в следующий миг погаснуть и вспыхнуть снова, совсем другой конфигурацией. Серый обволакивающий сумрак, скрывающий горизонт, начал придвигаться ближе и ближе. Наконец он подступил к самым бортам крейсера. И в этом воздухе становилось тяжко дышать, и молодые здоровые парни покрывались испариной, словно полдня таскали тяжести.
Все звуки глохли в подступающем тумане, словно в ватной подушке. А вот оттуда… Оттуда начали доноситься шорохи. И невнятный плеск. И тихий скрежет, словно кто-то, с неопределённым количеством щупалец и клешней, царапает обшивку борта, пытаясь подняться на палубу.
«Царицын» крался малым ходом, опасаясь в незнакомых водах налететь на мель. Серая туманная мгла тянулась следом, образуя рваные шлейфы.
И вдруг, словно кто-то внезапно передумал и переменил стратегию воздействия на собранных в стальной коробочке людей — одномоментно, из ничего — в тумане возникли множественные силуэты каменистых островков — со всех сторон одновременно. «Царицын» сразу оказался посреди целой россыпи скальных глыб, больших и малых, что само по себе несло опасность. Расположенный рядом с радиолокационной станцией прожектор (о котором все курсанты думали, что он давно неисправен) внезапно включился и выхватил силуэт, выдвигающийся из-за одного из островков. Это был линейный крейсер, очень близкий «Царицыну» по классу и вооружению (уже редкость), и его орудийные башни разворачивались в сторону русского корабля.
Взревела общекорабельная тревога. Низкий густой голос ревуна наполнил лабиринты отсеков и переходов. Матросы, курсанты и офицеры — все, кто по какой-то причине оставались в кубриках и каютах, устремились к своим боевым постам.
Дальше был бой. Долгий, выматывающий. Сюрреалистичный. Острова возникали и исчезали в тумане. И также внезапно возникали и исчезали корабли. Грохотали орудия и изрыгалось пламя. Корпус «Царицына» содрогался от собственных тяжёлых залпов и от потрясающих его ударов. Воздух наполняли гарь и орудийный грохот. Пока… Пока в мелькнувших стёклах чужого капитанского мостика корабля, возникшего совсем близко, капитан не заметил своё собственное лицо.
— Прекратить огонь!
Побледневший начальник курса обернулся к нему более чем резко:
— Я вынужден напомнить вам, чем мы рискуем!
— Раскройте глаза! Мы воюем с зеркалами. И страдаем от собственного огня.
Команда разнеслась по системе связи. В наступившей тишине потрёпанный «Царицын» замер, окружённый целой
