ведро. Там, где у ведра полагалось быть донышку, красовалась огромная дыра в небо, закрытая мощной решёткой из жердин, перевязанных кожаными ремнями. А внизу, прижимаясь в стенкам, прямо на белом песке, покрывающем весь пол пещеры, сидели дети — не меньше двух десятков, мальчишки и девчонки. Катя подумала, что если бы они не были такими испуганными и грязными, можно было бы сказать, что их собрали, чтоб сфотографировать для какого-нибудь нарядного журнала. Ну, из специальных, где приглашают покупать всякое, и все люди там обычно такие хорошенькие…
Она подошла к стенке и села прямо на песок. Большинство из собратьев по несчастью были растерянны и подавлены, но некоторые таращились на неё — кто с интересом, кто с подозрением.
— Тебя тоже украли, чтобы съесть? — спросил совсем маленький, чуть не вдвое ниже её ростом, черноглазый мальчишка.
Катя кивнула. Он потянулся в её сторону и зашептал:
— Можно, я сяду рядом? Мне страшно, а со мной никто не разговаривает.
— Садись, — прошептала в ответ Катя (кто знает, как эти неприятные охранники отреагируют на громкие слова?) и похлопала по песку. — Они просто боятся, и поэтому им трудно говорить.
— А ты? — он поскорее перебрался поближе.
— Я… — Катя припомнила безумный взгляд лисы и передёрнулась. — Я тоже боюсь. Но я надеюсь, что мои друзья придут за мной.
Мальчишка посопел, обдумывая эту мысль.
— А твои друзья… Когда они придут, они могут забрать и меня тоже? Мне очень страшно.
— Я думаю, могут, — Катя обняла малыша за плечи. — Они сильные и добрые. Когда они придут, то спасут всех нас.
— Правда?
— Это точно. Они не такие люди, чтобы бросать детей в беде.
— Скорей бы они пришли! — малыш крепче прижался к её боку. — Меня зовут Тан.
— А меня Катя.
— Ка-тя… А что будет, если они не успеют? Нас съест страшная лиса?
— У них целых три дня, — Катя постаралась подбодрить в первую очередь себя. — Они успеют.
Почти три дня.
КАМЕННЫЙ МЕШОК. МАША
Виновата в этом была, скорее всего, я. Нет, точно я.
Я испугалась за Катю и растерялась. И не удержала формулу. Защиты окончательно рухнули, и вода захлестнула нас со всех сторон. Секунды, растянутые в бесконечность, всё длились и длились. Я с ужасом смотрела на надвигающуюся серую поверхность камня.
Что — вот так всё закончится?
Камень приблизился рывком… и наступила тьма.
Нет, я не потеряла сознание!
Звуков резко стало меньше и люди несколько обескураженно переставали кричать.
Слышно было, как в отверстия, устроенные в ограждениях палубы, стекает вода и плещется на что-то твёрдое внизу.
Потом корабль — вместе с окружающим нас камнем — резко дёрнуло вверх, и все мы почувствовали нарастающее движение.
— А вот и она, — констатирующим тоном оповестил нас Баграр, — магическая аномалия. Не рекомендую предпринимать резких действий, как бы нас в этом каменном кармашке не сплющило.
— Раненые есть? — негромко спросил помощник капитана. Почему-то всем казалось, что кричать тут небезопасно.
Пока мужики впотьмах организовывали перекличку (всё электричество после столкновения с вантийцем выгорело напрочь), мы, трое девчонок, подползли поближе друг к другу.
— Хорошо с верёвками придумали, — пробормотала Аня. — Катюньку надо проверить, не избилась бы в каюте.
Они не видели!
— Её вантиец забрал.
— Как⁈ — придушенно вскрикнули обе.
— Перед самым моментом, как мы сюда попали. По-моему, активировал сразу несколько каких-то краткосрочных артефактов. Щиты дрогнули, и он успел.
— Матерь Божья, — пробормотала Аня, — что же будет?
— Надеюсь, мы успеем выбраться из этого каменного мешка до…
— До того, как случится что-то ужасное, — закончила за меня Маруся.
Мы некоторое время посидели, обдумывая мрачные варианты будущего, на которое всё равно никак не могли повлиять.
Маруся вздохнула и потрясла головой.
— Меня ещё вот что волнует. Маша, а почему ты не сказала нам, что он не человек?
— Кто?
— Вантийский маг! Ведь совершенно же очевидно, что он не человек. Эти длинные острые уши… Даже при всей странности остального вида, таких ушей у людей не бывает.
— Тут впору поверить, что его мамаша согрешила с ослом, — хмыкнула Аня. — И кожа такая… серая.
Я пожала плечами, хотя в кромешной тьме этого, наверное, никто не заметил:
— Раса такая. Не знаю, как бы их здесь назвали, в том мире они себя зовут вантийцами. Они все такие, длинноухие, серокожие.
— И волосы у всех белые? — подозрительно спросила Аня. — Этот, вроде, на старика не похож.
— У всех, — согласилась я. — Они такими рождаются. И видят они в сумраке лучше, чем днём.
— Поэтому он темени нагнал, — поняла Маруся.
— Скорее всего. У них ещё зубы острые. Вы, если что, не пугайтесь.
— Что, прям как иглы? — брезгливо спросила Аня.
— Треугольные такие.
Мы помолчали, прижимаясь друг к другу плечами. Каждый думал о своём.
— Анечка, — Маруся как-то сделалась очень отрешённой. — А как так вышло, что тебя в Заранскую гимназию с Урала отправили? Почему не в Екатеринбургскую?
— А-а, — Аня вздохнула. — У меня бабушка с дедом здесь жили, мамины родители. Шесть лет мне было, я к ним на все летние каникулы из Ишкашимского гарнизона приехала. Речка чистая, карасики! С дедом рыбачить ходили, красота… Сентябрь настал — а меня назад не отправляют. В подготовительный класс гимназии устроили… Они два года мне не говорили, что родители погибли. Письма от них сочиняли, вслух читали. Я ответы писала каракулями, — я подумала, что хорошо в темноте делиться откровениями, не видно, как плачешь… — Всё ждала, когда за мной приедут. А потом как-то смотрю: почтальонша что-то в наш ящик кинула. Дай, думаю, достану — чё это всё деда да деда? А там — уведомление о перерасчёте пенсии на ребёнка, родители которого погибли при исполнении воинского долга. Меня, значит, — Аня шмыгнула носом. — Дед в калитку заходит, а я поперёк дорожки лежу без памяти, с этой бумажонкой в руках… Двенадцать мне было, он помер. Четырнадцать — бабушка. Вот я удивилась-то, когда меня вместо простого сиротского приюта во дворянский припёрли! Бате, оказывается, пожаловали. Наследное. За беспримерное героическое мужество. Посмертно, конечно же, — она горько вздохнула. — Лучше б живы были. В пень бы мне не упёрлось
