работал я порой семь дней в неделю.
Видимо, приняв мои молчаливые размышления за покорность судьбе, Марина взяла сумку и пошла на выход.
— Всё. Я пошла. У меня важные дела, — не моргнув и глазом соврала она.
— Дела?
— Ну да. Новый маникюр сам себя не сделает. Всё, развлекайся. Приду проверю…
И дверь за ней закрылась, оставив меня в гордом одиночестве с главным врагом любого офисного служащего. Бумажной работой.
* * *
Ладно. Хоть кормили здесь вкусно.
В фирме было целых две столовых для персонала. Одна для старшего. Вторая для младшего. В первую, естественно, ход мне был закрыт. А вот вторая располагалась на шестьдесят третьем. И несмотря на то что она предназначалась для младшего персонала, выглядело всё так, словно зашёл в хороший ресторан средней руки. Да и выбор блюд был отличный.
Прошло уже семь с половиной часов, за которые я едва справился с третью того, что Марина на меня свалила. И ладно бы проблема была только в объёме. Если с обычной сортировкой бумаг по делам и категориям я справился довольно быстро, то вот с неподписанными бумагами было сложнее. В силу отсутствия опыта работы с местной документацией я просто банально не знал принципов правильного оформления.
А человек, который должен был меня этому обучать, свалил по своим делам.
Я зло ткнул вилкой в кусок котлеты. Нет, сама котлетка была прекрасная и вкусная. А вот к своему «начальству» тёплых эмоций я не испытывал от слова совсем. Видел я таких. Минимально выполненная работа, достаточная для того, чтобы «сдать норму», и всё. А дальше хоть трава не расти.
И это меня злило. Я привык хорошо выполнять свою работу. Если ты не стараешься за то дело, которое выбрал, то какой смысл? Зачем вообще работать, если ты не получаешь от своего труда удовлетворение?
Я отправил в рот кусок котлетки и прожевал его. Пока жевал, думал. Много думал, на самом деле. И подумал бы ещё, если бы меня не прервали. Я почувствовал его даже раньше, чем этот чел заговорил. Научился уже выделять именно те эмоции, что были направлены именно на меня. Как если кто-то светит на тебя солнечным зайчиком в ясный день.
Едва я повернул голову, как заметил высокого блондина, остановившегося у моего стола… На вид чуть больше двадцати. Дорогой костюм. И морда с надменным выражением и мерзковатыми такими тонкими усиками.
— Чего тебе? — спросил я.
— Да вот, интересно, — с брезгливостью в голосе произнёс он, глядя на меня сверху вниз. — Я думал, что здесь серьёзная фирма. А оказалось, что сюда берут вообще кого угодно. Даже тех, кто слово «юриспруденция» вряд ли по слогам произнести сможет.
— Ну тебя же сюда как-то взяли, — хмыкнул я и продолжил есть.
О, как полыхнул. Явно разозлился, когда его выпад не достиг цели.
— Какие мы остроумные. С другой стороны, что тебе, убогому, остаётся?
— Вкусная котлетка? — предположил я, показав ему кусочек на вилке и отправил его в рот с абсолютно спокойным выражением на лице.
— Да ты хоть знаешь, кто я?
— Ага, — кивнул я спокойно. — Ты Евгений Розен. Четвёртый сын барона Розена.
На его лице появилась улыбка, которая, очевидно, появляется каждый раз, когда поминают его распрекрасного папашу и всю его семейку. Эмоции так и сочились ощущением собственного превосходства.
— Ты забыл добавить «достопочтенный», — подсказал он мне.
— Я бы заменил на «надменный кусок говна, который портит мне обед», — всё с таким же ледяным спокойствием произнёс я, чем вызвал такую вспышку ярости, что даже на душе приятно стало.
— Ты зарываешься…
— А ты мешаешь мне есть. Так что говори, что хотел. Вижу же, что не просто так к моему столику припёрся.
Бац — и ярость сменяется злым недовольством. Будто он только что сам вспомнил, зачем пришёл ко мне.
— Тебе лучше пойти и самому уволиться, — приказным тоном заявил Евгений и качнул башкой в сторону выхода из кафетерия. — И лучше прямо сейчас. Чтобы не позорить фирму своей простолюдинской рожей.
О, стоп! Он это серьёзно? Я даже посмотрел на него и прислушался к эмоциональному отклику, чтобы убедиться, что мне не послышалось. Не. Он реально это сказал.
Я быстро огляделся. Всё же горлопанил этот придурок знатно, и нас явно слышали за соседними столиками. Да. Точно слышали. Несколько человек бросали в нашу сторону недовольные взгляды. Причём недовольство это было направлено совсем не на меня.
— Всё сказал? — поинтересовался я у него.
— Я…
— Херня, — отрезал я. — Иди выпендривайся в другое место. То, что тебя взяли сюда из-за фамилии, вообще ничего не значит. А раз уж тебя взяли сюда вместе со мной, значит, ты ничем не лучше меня.
Парень аж пятнами от злости покрылся. А в эмоциях растерянность. Уж не знаю, чего он ожидал, но явно не такого. Сразу видно, что подобное сравнение больно ударило по его гордости. А вот люди за соседними столиками, наоборот, испытывали довольное злорадство.
— Ты пожалеешь, — не придумал он ничего лучше.
— Я жалею только о том, что ты мне обед своей рожей испортил.
После чего встал и направился к выходу, ощущая направленный мне в спину злобный взгляд.
Отнес поднос и спокойно ушёл из кафетерия. Папки сами себя не разберут, так что этот разговор я попросту выкинул из головы. Дальнейшее время пронеслось относительно быстро. Ещё шесть часов беспрерывной работы с короткими перерывами на то, чтобы выпить пару чашек кофе. Марина так и не вернулась, а я всё ещё сидел в помещении её… точнее, уже нашего отдела, разбирая бумаги. Я бы сделал даже больше, если бы не разыгравшееся любопытство. Да, я покопался в бумагах Скворцовой. Хотел узнать, над каким именно делом она сейчас «работает».
Любопытство удовлетворил.
Я как раз просматривал материалы по этому делу, когда дверь открылась.
— Чёрт, так это правда, — недовольно бросил Лазарев, поморщившись от всё ещё не исчезнувшего из воздуха запаха сигарет и закрыв за собой дверь. — Тебя действительно закинули сюда.
— Я так понимаю, ты ожидал чего-то другого? — спросил я, откладывая в сторону папку.
— Конечно! Ты должен был попасть в мой отдел!
Лазарев скривился.
Выражение у него было такое, будто он ищет, куда бы плюнуть от отвращения. И по-прежнему не чувствовал его эмоций. Но эмоции Розена
