Айк остановил фургон на Передней улице и вылез из машины. Грир медлил, продолжая пялиться в бинокль сквозь ветровое стекло. Он пытался отыскать на стоянке красный «мустанг» Билли Кальмара в надежде на то, что ему удастся сбросить со своих худеньких плеч тяжелый груз ответственности и в полной мере насладиться вечеринкой. Но никаких признаков присутствия Кальмара не было. Впрочем, он был вознагражден видом прыгающих и визжащих «Вишневых Девчат». Когда же он собственными глазами убедился в том, что рыжина была их естественным цветом, то окончательно приободрился:
— Спасибо Тебе, Господи. Это то, что мне было надо.
— Увидел что-то знакомое? — поинтересовался Айк.
— «Вишневые Девчата», старик. Я узнаю их. Bay. А еще с тысячу пьяных дворняг.
— Я бы не советовал следовать их примеру, — заметил Айк.
— Увы, придется, — вздохнул Грир, вылезая из фургона. Постоянное напряжение наконец привело его в состояние философского спокойствия. — Trez amuse, не так ли? Не то мечта о самой разгульной вечеринке, не то ночной кошмар.
Пока они возились около фургона, из боулинга напротив вышел Омар Луп. На боку, как боевая булава, у него висел рубиновый шар. Со своей плотно сбитой сутулой фигурой, подсвеченной сзади неоновыми огнями, он походил на свинью, выходящую из тлеющей кучи мусора.
— Вот увидишь, Соллес, — прокричал Луп с противоположной стороны улицы. — Он вернулся сюда, чтобы отомстить нам, неугомонная холера. Так что напрасно ты меня останавливал, лучше бы помог сразу свернуть ему шею. Вот увидишь…
Айк промолчал. Грир что-то прокричал в ответ, но слова потерялись в оглушающем грохоте музыки.
Они не спеша двинулись через стоянку, время от времени останавливаясь, чтобы переброситься словцом или пожать кому-нибудь руку: добродушные шутки и ни слова о приглашениях. У всех было слишком приподнятое настроение, чтобы испытывать зависть. Айк проследовал за Гриром вверх по трапу, и Большой Джо пропустил их, даже не посмотрев на приглашения. Они еще не успели освоиться с ослепительным светом и грохотом, как навстречу им с сияющими глазами бросился Вейн Альтенхоффен.
— Неслабо, а, братья? Я имею в виду технику. А угощение! М-м-м! Не хотите? Если захотите, обратитесь вон к тому маленькому стюарду. — Альтенхоффен махнул своей потрепанной записной книжкой в сторону азиата со светло-вишневыми волосами, завязанными в самурайский пучок. На груди у него висел стальной поднос, на котором с одной стороны стояли полные фужеры с шампанским, с другой — сакэ и чашечки, а посередине дымился роскошный чайник из французской эмали.
— Попробуешь с одной стороны и чувствуешь, как тебя начинает распирать, попробуешь с другой — и тихая радость нисходит на тебя, — пел Альтенхоффен. — Говорят, на нижней палубе У них даже есть личный запас «багряной дымки». Мой слабый ум не в силах это осознать.
— Поостерегись, Слабоумный, — предостерег Айк. — Грир до сих пор не может прийти в себя после того приема, который тут ему устроили в пятницу.
Но Слабоумный пропустил это мимо ушей.
— Смотрите! — Он указал еще на какого-то человека, поднимавшегося по сходням. — Это редактор «Солнца Анкориджа». Небось, весь позеленел от зависти, что все это происходит не в его епархии. Пойду приколюсь над ним, нет, постойте… — нахмурившись, он замер, пытаясь вспомнить, что его заставило броситься к Айку и Гриру. — Ах да, вас ищет Николай Левертов. Он одним пролетом выше, напротив буфета. Русская икра и северные девки. Не проходите мимо.
— Николаю Левертову придется немного подождать, — заметил Грир, когда Альтенхоффен упорхнул вместе со своей записной книжкой. — Мне надо слегка освежиться.
И они принялись проталкиваться к вишневому самураю с подносом.
— Мне вот отсюда, — попросил Грир, кивком указывая на эмалевый чайник. Самурай слегка поклонился и замер. Грир понял, что наливать следовало самому. — Ты будешь? — повернулся он к Айку.
Соллес покачал головой и вытащил изо льда бутылку «Короны». Прихлебывая, они двинулись сквозь толпу, кивая и улыбаясь знакомым. Разговаривать при таком грохоте все равно было невозможно. Хотя сами «Девчата» визжали и бренчали на мостике, все усилители были расположены на нижних палубах. И именно этот грохот и заставил в конечном счете Айка и Грира двинуться наверх.
Только здесь Айк впервые оценил истинные размеры яхты. У мачты над головой вздымался купол ходового мостика, служившего в данный момент эстрадой для «Девчат». Парус, состоящий из восьми металлических отполированных до блеска обтекаемых секций, вздымался вверх на невероятную высоту. Второй ряд сверху был украшен эмблемой корпорации: в черном круге диаметром футов в двенадцать была изображена голова чернобурки, сиявшая в лучах прожекторов. Вряд ли история мореплавания знала более высокие мачты.
— Интересно, как они это сделали, — заметил Грир, занимавшийся в свое время покраской мачт.
— Опустили ее, — откликнулся Айк. — Видишь сегменты? Она, наверное, опускается вниз, как антенна у машин. И эти плашкоуты по бокам корпуса тоже могут убираться внутрь. За парусом, со стороны моря всеми цветами радуги переливался буфет, к которому выстроилась длинная очередь с пластиковыми тарелками; с другой стороны — на баскетбольной площадке вовсю гоняли мяч: команда «ПАП» сражалась с Дворнягами. Кольцо было закреплено на положенной высоте посередине нижней секции паруса, основание которого было настолько велико, что составляло ширину баскетбольной площадки. Вокруг него полукругом была обозначена линия свободного броска. Так как судовой компьютер продолжал автоматически передвигать парус в зависимости от смены ветра, кольцо вместе со щитом медленно поворачивалось то вперед, то назад.
— Йо-ху, сладкая парочка! — догнал их голос с палубы кормовой части. Это Кларк Б. Кларк махал им руками из-под трепещущего на ветру навеса, сделанного из парашюта, который был натянут от юта до гиков. Надуваясь и опадая под дуновением легкого бриза, шелк переливался всеми цветами радуги. В чуть приподнятом кокпите виднелись отполированные штурвал и нактоуз капитанского компаса. И то, и другое выглядело как бесценный антиквариат. Вокруг кокпита на подушках и спасательных жилетах возлежала целая толпа гуляк.
— Идите сюда, господа. Ник хочет вас всем представить.
Николай Левертов покоился на целой горе надутых оранжевых спасательных жилетов в окружении девиц и черного Лабрадора. Лабрадор чем-то напомнил Айку Болвана — собаку Луизы Луп, но он явно принадлежал девице, устроившейся ближе всего к Нику — полногрудой брюнетке в прозрачной пижаме. Она играла с псом мокрым плетеным мячиком.
Кроме Левертова, здесь было еще несколько лиц мужского пола — рыбаки, Чед Эверт, занимавшийся торговлей «хондами», и Норман Вонг. Все остальные — женщины. Среди них Айк различил и Алису. Как мать Николая, она стояла в кокпите, возвышаясь над всем этим гаремом, в наряде еще более экзотическом, чем два дня назад. По случаю приема она напялила на себя выходное платье своей бабушки, красное с черными шерстяными аппликациями в форме птиц с контурами, расшитыми огромными перламутровыми пуговицами. Платье было красивым, но Алиса в свойственной ей вызывающей манере нацепила еще и шляпку из леопардовой шкуры. Увидев Айка, она взглянула на него с видом вдовствующей королевы какого-нибудь заштатного государства Третьего-с-половиной мира. Они поздоровались, и Ник принялся всех друг с другом знакомить.
— Исаак, позволь представить тебе Татьяну, — его белая рука вспорхнула и затрепетала, как тогда, с пригласительными билетами. — А это Ингрид, она уже скрасила несколько часов мистеру Гриру, насколько я помню. Это — Гретхен.
Девушки протянули руки и заулыбались именно с той непосредственностью, о которой уже рассказывал Грир.
— Конечно, вы оба знакомы с моей мамой, миссис Кармоди, и, естественно, вы прекрасно знаете, — длинным белым пальцем он указал на брюнетку в прозрачной пижаме, — миссис Луизу Левертову — в новом обличье вы могли и не узнать ее.
