Слезы льются из глаз, и мне приходится закрыть рот рукой, чтобы не завыть на всю улицу. Тело трясется, и я прислоняюсь лбом к бардачку.
Его нет. Не просто нет рядом, а вообще нет. И он уже никогда не вернется.
Моя мать не всегда была сумасшедшей. Нет, конечно, в молодости она была сумасшедшей... Сумасшедшей влюбленной в парня в форме, который только что вернулся с войны.
Биполярное расстройство проявляется не сразу. Оно живет в человеке довольно долго, пока в какой-то момент не вылазит наружу. Обычно это происходит в возрасте от 18 до 30.
Моей маме было 27.
Это произошло сразу после рождения Джареда. Она как-то резко скатилась в депрессию и все врачи, к которым водил ее папа, утверждали, что это из-за беременности. Может и так, но она не выползала из кровати месяцами. А когда, наконец, выползла, то стала совершенно другой и все поняли, что это болезнь.
Пока она лежала в кровати, папа играл роль лучшего в мире мужа и отца. Он готовил обеды, укладывал Джареда спать, а мне читал на ночь разные книги.
Но детские книги мне быстро надоедали, поэтому он читал "Игры Эндера" Орсона Скотта Карда. Иногда Джаред долго не мог заснуть и тогда мы втроем забирались в кровать и читали вслух.
Когда мы закончили серию про Эндера, отец спросил, что мы будем читать дальше.
- Про Эндера! - закричала я тогда.
- Но, малышка, мы дочитали все до конца!
Я покачала головой:
- Давай еще раз!
И тогда я поняла, что все имеет свойство заканчиваться.
Мне было три.
Похороны проходят с закрытым гробом. И при закрытых дверях.
На улице тепло, но в стиле Сан-Диего - облачно и хмуро, ни лучика солнца.
- Я слышал, как разговаривали парни, - голос Алекса ломается и он подходит поближе. На нем черный костюм и пиджак не по размеру большой, будто он нарядился в папину одежду. Мой отец точно бы высмеял его... При мысли об отце, глаза начинают щипать.
Алекс глубоко вдыхает и шепчет:
- Они говорили, что в твоего отца трижды выстрелили. Раз в руку и два раза в грудь.
Я киваю и поднимаю глаза к небу. Сейчас совсем не время говорить мне об этом, все мы боремся, как можем. Алекс переживает все по-своему - ему надо сфокусироваться на чем-то, выяснить, что произошло. Так же поступал отец.
А я направила все свое внимание на Джареда и на подготовку похорон.
Но эмоции все равно рвутся наружу и я не уверена, что смогу дальше их сдерживать.
Раз в руку и дважды в грудь.
Скорее всего, он умер мгновенно.
Алекс открывает рот, чтобы что-то сказать, а я думаю, слишком ли это будет грубым, если я попрошу его просто заткнуться. Но он замолкает и переводит взгляд куда-то мне за спину.
Там Сесилия. На ней черное платье, белые волосы рассыпаны по плечам, образ завершают прозрачно-голубые глаза. Она становится рядом и вместо того, чтобы выразить мне сочувствие или сказать о том, каким отличным был мой отец, просто произносит:
- Отстой.
Я знаю, что Сесилия живет с дядей и тетей, а ее мать умерла за пару лет до того, как они переехали в Сан-Диего.
Я киваю в знак согласия, отстой, да. И от этого мне хочется кричать во всю силу своих легких, просто чтобы рассказать миру о том, что я чувствую. Все происходящее - отстой, несправедливый отстой, я не готова сказать прощай!
Мы стоим втроем, когда ко мне подходят люди и выражают свои соболезнования. Сесилия же просто пожимает мне руку перед уходом.
Алекс пристально смотрит на меня, а я пытаюсь понять, что он от меня хочет, но тут вспоминаю наш незаконченный разговор:
- Давай поговорим об этом завтра?
Он кивает, и я замечаю, что его глаза влажные.
- Ты в порядке? - я кладу руку ему на плечо.
Алекс полуулыбается:
- Не волнуйся обо мне, это все-таки твой отец.
Я обнимаю его и шепчу:
- Он был и тебе отцом, ты имеешь полное право горевать, как и я.
И это действительно, правда. Мой отец действительно заботился об Алексе как о своем ребенке. Его родной отец постоянно работает, а мама... Это мама Алекса. Будь я на месте Алекса, я бы тоже обожала своего отца.
Я передвигаюсь поближе к маме, она сидит на стуле, потому что накачена таблетками и практически в невменяемом состоянии. Рядом Джаред, который скорее напоминает зомби. Глаза заволакивают слезы, хотя я и стараюсь быть сильной.
Потому что мой отец был ветераном, у него много наград, а на гробу флаг, в честь него будут давать трехразовый залп.
И потому что на его похоронах столько народу: одноклассники и их родители, его команда, соседи, родственники, тренеры по плаванию, даже мои учителя. И еще много людей, которых даже я не знаю.
Столько людей его помнят и любят! Это было бы очень важным для него, я стараюсь думать только об этом.
Но мне все равно больно.
Что-то тянет меня вниз, на груди ужасная тяжесть.
Эмоции не скрыть.
Кейт с родителями тоже здесь. Ей хватило смелости подойти ко мне и выразить соболезнование, а я еле удержалась, чтобы не пнуть ее, стоило посмотреть в зареванное лицо.
Когда начинается церемония, я рассматриваю военных, которые работали с папой даже до моего рождения. Почему-то меня больше заботит не то, что о нем в последнее время они больше знают по слухам - что он постоянно работал и проводил там больше времени, чем дома.
А то, что они не знают его, как я. То, что единственное, что он умел готовить, была паста. Или то, что все эмоциональные проблемы он решал при помощи мороженого. Или то, что наизусть знал диалоги из "Икс-файлз". Или то, что любимой книгой у него была "О людях и монстрах" Вильяма Тенна. Или то, что он постоянно покупал билеты на Коми-Кон в Сан-Диего, с учетом, что не отбывал там и половину времени, его вечно отвлекала работа.
Или то, что я и Джаред так сильно его любили.
Неожиданно поднимается ветер, и я убираю волосы с глаз. Я смотрю на безжизненную позу Джареда. Он так ни разу и не заплакал с момента, как мы узнали о смерти отца, и это меня очень заботит. Правда, мой способ переживания тоже не самый лучший.
Интересно, Бен может лечить эмоциональные проблемы? Есть ли какой-то способ воздействовать на молекулы, чтобы люди перестали грустить?
Сомневаюсь.
Я смотрю на гроб, задрапированный в американский флаг, и краем глаза замечаю Бена. На его лице грусть, но не такая, как у всех. Как бы мне хотелось сейчас к нему подойти! Но рядом с ним Элайджа и Рид с родителями, они стоят в толпе, со всеми остальными.
Только вот смотрят они втроем на меня.
Генерал-лейтенант американской армии, который служил с папой с самого начала, складывает флаг и передает его мне.
Глаза щиплют, я почти ничего не вижу.
Я смотрю на небо, когда они опускают гроб в землю. Это конец.
Я не могу смотреть.
Страз окликает меня:
- Джаннель.
Ненавижу, когда он называет меня полным именем.
- Страз.
- Джи, мне нужны документы, что ты забрала из стола твоего отца, - говорит он.
- Какие документы? - сердце бьется в ускоренном режиме, я делаю все еще хуже, чем уже есть. Страз сильно переживает смерть отца, он плохо выглядит - такое ощущение, что уже несколько дней не расчесывался, костюм мятый, галстук завязан кое-как. На самом деле ему нужна жена, но он живет одной работой.
- Я не знаю, что именно ты взяла, но ты должна это вернуть.
Я киваю, он прав. Кто я такая, чтобы изображать из себя супергероя и пытаться решить вопросы, над которыми не один день работало ФБР? В конце концов, у ФБР больше сил и ресурсов. О чем я думала?
И я уже почти готова все рассказать Стразу, как замечаю Барклая. За ним должок! Я совсем о нем забыла!
- Джи? - зовет меня Страз.
И теперь я не думаю о том, как плохо ему, я думаю о том, сколько он от меня утаивает под предлогом, что я не должна это знать.
- Может, когда ты снизойдешь и расскажешь мне подробности смерти отца, тогда пропавшие документы мистическим образом объявятся на своих местах! - я даже не пытаюсь говорить мягче.
Самое противное, что никто так и не рассказал мне ничего, и пришлось просить Алекса шпионить и подслушивать информацию.
Поэтому сначала я должна разузнать все сама. И я добуду часть информации от Барклая. Вряд ли Бен тоже во все это замешан, но я должна быть уверена.
И только после всех этих ответов я расскажу все Стразу.
Страз вздыхает. Конечно, он не сдается, он просто делает передышку.
- Что ты собираешься делать?
- Заберу маму и брата домой, а потом, наверное, напьюсь, - на секунду я забываю, что Страз не только друг, но и представитель закона.
- Боже, Джаннель, это же не выход из ситуации, - он думает, что я серьезно. - Ты думаешь...
