Письмо 10. Раскрытие и смерть своего "я".
Да, Я радостно соглашаюсь с тем, что вы называете меня своим Отцом! Я действительно являюсь таковым и буду таковым всегда; с вашей стороны нужно только полное и уверенное убеждение в этом, которое придет тогда, когда твое сердце расширится. Самолюбие закрывает его. Мы находимся в стесненном состоянии, когда мы прилеплены к себе, но когда мы вырываемся из этой тюрьмы и вступаем в необъятность Бога и свободы Его детей, то нам становится просторно.
Я рад тому, что Бог привел тебя к состоянию слабости. Ты никогда не станешь сознавать свое самолюбие и не победишь его никакими другими средствами, которые ты когда-либо сможешь найти в своих скрытых ресурсах и неявных прибеганиях к своей храбрости и изобретательности. Это было скрыто от твоих глаз, пока это питалось тонким ядом кажущегося великодушия, в котором ты постоянно жертвовал собой для других. Бог заставил его возопить, выйти на свет и показать свою чрезмерную ревность. О, как болезненно, но насколько полезно это время слабости? Пока самолюбие остается, мы боимся показывать его, но пока и малейший признак этого скрывается в наиболее потаеннных уголках сердца, Бог преследует его и некоторый бесконечно милосердный удар вынуждает его выйти на свет. Яд тогда становится лекарством; самолюбие, приведенное к крайности, обнаруживает себя во всяком уродстве в приступе отчаяния и покрывает позором все усердия и рассеивает лестные иллюзии всей жизни. Бог ставит перед твоими глазами твоего идола, твое "я". Ты смотришь на него и не можешь отвернуться; и поскольку у тебя больше нет силы над собой, ты не можешь спрятать его от других.
Таким образом, показать самолюбие без маски это наиболее умерщвляющее наказание, которое вообще может быть нанесено. Мы больше не видим его мудрым, осторожным, вежливым, самообладающим, и храбрым в жертвенности для других; оно больше не самолюбие, чье питание состояло в вере в то, что ничего не нужно и убеждении, что его величие и великодушие заслуживает другого имени. Это эгоизм глупого дитя, плачущего о потери яблока; но это гораздо более мучительней, ибо оно также плачет от гнева на то, что оно плачет; не может утешиться и отвергает всякое успокоение, потому что был обнаружен ядовитый характер. Это видит себя глупым, невежливым, дерзким и вынуждено видеть ужасное сочувствие у себя на лице.
Оно говорит вместе с Иовом: "То, чего я очень боялся, пришло ко мне, и чего страшился приступило ко мне». (Иов 3:25) Ибо именно то, чего больше всего боишься и является наиболее необходимыми средствами для разрушения.
Нам совсем не нужно, чтобы Бог атаковал в нас то, что не имеет ни жизни, ни чувствительности. Только живое должно умереть, а все остальное - пустота. Тогда вот что вам нужно: увидеть свое самолюбие убежденным, чувствительным, грубым и восприимчивым. И теперь все, что ты должен делать, это спокойно посмотреть на то, что это такое; и в тот момент, когда ты это сделаешь, оно исчезнет.
Вы просите о лекарстве, чтобы вам стало хорошо. Тебе не нужно исцеление, а нужно быть мертвым; не ищи нетерпеливо это средство, но позвольте смерти прийти к тебе. Будьте осторожны, однако, чтобы некоторое храброе решение не помочь себе никаким средством вообще, не стало само по себе этим скрытым средством, но напротив, помогите и примите покой в этой проклятой жизни. Не ищите никакого утешения самолюбию и не прячьте болезнь. Открывайте все в простоте и святости и затем переносите, приближаясь к смерти. Но это должно быть выполнено не применением своей силы. Слабость станет твоей единственной силой; никакая сила тут неуместна; она только сделает агонию более длинной и более трудной. Если ты истекаешь от истощения, то ты умрешь более быстро и менее яростно. Умирающая жизнь обязательно проходить через боль. Стимулирующие средства являются жестокостью для страдающего; он только стремится к фатальному удару, не нужны ни пища, ни хлеб насущный. Если было бы возможно облегчить и ускорить его смерть, то мы должны сократить его страдания; но мы не можем ничего для этого сделать; только рука, которая приковала его к его мучению, может избавить его от остатка страдающей жизни.
Поэтому не просите ни лекарств, ни хлеба насущного, ни смерти; просить смерти - это нетерпение; просить пищи или лекарства - это продлевать нашу агонию. Что же тогда нам делать? Оставьте все; не ищите ничего, не цепляйтесь ни за что; исповедуйте все не как средство собственного утешения, а сделайте это через смирение; желайте уступить. Взгляните на Меня не только как на источник жизни, но как и на средство смерти. Поскольку поддержка жизни противоречит ее цели и не служит жизни, то средство смерти можно было бы ложно расценить как средство убийства, которое хранило бы жизнь. Позвольте мне тогда быть, или по крайней мере, показаться вам твердым, бесчувственным, безразличным, безжалостным, утомленым жизнью, раздраженным и высокомерным. Бог знает, как далеко это от истины; но Он дозволяет всему этому проявляться и я буду намного более пригоден для служения вам в этом кажущемся и мнимом характере, чем моей любовью и реальной помощью, поскольку все не в том, как вы поддерживаемы и хранимы живыми, но как вы теряете все и умираете.
Письмо 11. Наши несовершенства не должны забирать наш мир.
Существует нечто очень скрытое и очень обманчивое в вашем страдании; поскольку в то время, когда вам кажется, что вы полностью объяты славой Божией, в вашей сокровенной душе есть только ваше "я", которое есть причина ваших неприятностей. Вы действительно желаете того, чтобы Бог был прославлен, но это должно быть достигнуто посредством вашего совершенства, и поэтому вы таким образом лелеете чувства самолюбия. Это просто очищенный предлог для житья в самих себе. Если бы вы действительно получили бы пользу от раскрытия своих несовершенств, ни оправдывая, ни осуждая их, но спокойно положив их перед Богом, сообразовывая свою волю с Его волей во всем, что вы не можете понять и пребывать в мире; ибо мир есть Божий уклад для каждого состояния вообще. Существует, фактически, мир совести, которым грешники наслаждаются, пробудившись к покаянию.
Их страдание должно быть мирным и смешанным с утешением. Помните прекрасное слово, которое когда-то восхищало вас, что Бога не было в шуме и буре, а в тихом и слабом голосе. (3Цар.19:11)
Письмо 12. Жизнь крестом и верой.
Все является крестом; у меня нет никакой радости, но горечь; но самый тяжелый крест нужно нести в мире. Время от времени его нельзя ни нести, ни тащить; мы можем только падать под ним разбитыми и истощенными. Я молюсь, чтобы Бог пощадил вас насколько это возможно в наделении вас страданием; это наш ежедневный хлеб; Бог один знает, сколько нам нужно; и мы должны жить в вере посредством смерти, уверенно, хотя мы не видим, что Бог с сокровенным состраданием отмеряет нам испытания для невыразимого блага, которое Он размещает внутри. Эта жизнь веры наиболее проникновенная для всех смертных.
Письмо 13. Отчаяние о вашем несовершенстве является большим препятствием, чем само несовершенство.
Не беспокойтесь о ваших несовершенствах. Любите непрестанно и вы будете прощены, потому что вы возлюбили много. (Лук.7:47) Мы склонны искать удовольствия и эгоистичной радости в любви, чем саму любовь. Мы обманываемся, даже считая себя прилагающими усилия любить, когда мы только пытаемся видеть, что мы любим. Мы больше заняты любовью, говорит св. Фрэнсис Салесский, чем Возлюбленным. Если бы Он был нашей единственной целью, мы были бы все заняты Им; но когда мы занялись получением гарантии Его любви, мы все еще отчасти заняты собой. Наши несовершенства, рассматриваемые через пребывание в мире и в духе любви, немедленно поглощаются самой любовью; но рассматриваемые в свете своего "я", они делают нас беспокойными и прерывают для нас присутствие Божие и применение совершенной любви. Огорчение, которое мы чувствуем в наших собственных пороках, является обычно большей ошибкой, чем сам порок. Вы полностью заняты меньшим из этих двух ошибок, подобно человеку, которого я только что видел; он, после прочтения о жизни одного из святых, был так разгневан на свои собственные несовершенства по сравнению с его, что он полностью отказался от идеи жизни посвященной жизнью. Я сужу по вашей преданности миру и свободе души; чем более мирно и расширенно ваше сердце, тем ближе вы к Богу.
Письмо 14. Чистая вера смотрит только на Бога.
Не беспокойтесь о будущем; так поступать - значит поступать вопреки благодати. Когда Бог посылает вам утешение, цените Его пока только в этом, наслаждайтесь им день ото дня, как Израильтяне получали манну и не пытались запасти ее. Существует две особенности чистой веры; одна смотрит только на Бога при всех несовершенствах, что скрывают Его, и держит душу постоянно в неизвестности.
Мы находимся постоянно в воздухе, не касаясь ногами твердой земли. Покой в данный момент будет полностью не согласовываться с тем, что будет со следующим моментом; мы должны позволить Богу действовать со совершеннейшей свободой в том, что принадлежит Ему, и думать только о своей верности во всем, что зависит от нас. Эта сиюминутная зависимость, эта тьма и этот мир души при чрезвычайной неуверенности в будущем, являются истинным мученичеством, которое протекает тихо и без всякого движения. Это смерть на медленном огне; и конец приходит так незаметно и скрытно, часто почти так же скрыто от самого страдающего, как от тех, кто не знакомы с его состоянием.
