и оглядеться.
Сейчас он стоял на небольшой прогалине между деревьями — светлые березовые стволы, низкая, уже успевшая полечь трава. Небо тяжелое, серое, но березы всё равно выглядят празднично, потому что листва на них пожелтела, и почти не опала — деревья нарядные, словно одетые в солнечный свет. Мальчик покачал головой. Красиво, конечно, но для его цели березы совершенно не годятся. Значит, нужно идти. Вот только куда?
Он присмотрелся, и обнаружил, что между берез идет некое подобие тропы — даже нет, не тропы, это была полоска чуть примятой травы, словно по этой траве прошли цепочкой несколько человек. И не сейчас, не сегодня — два, а то и три дня назад. Что ж, подходит, можно хотя бы попробовать двинуться в этом направлении, а там уж будь что будет.
Ему повезло. Некоторое время едва заметный след вился между березами, а затем березняк перешел в ельник, причем граница между березами и елками различалась весьма чётко. Елки — это уже лучше, но, к сожалению, они были сплошь молодые, тонкие, и низкие. Ельник выглядел темным и мрачным, и он поневоле ускорил шаг — из ельника хотелось побыстрее уйти, впрочем, расстояние оказалось небольшим, а дальше начался как раз тот участок леса, о котором думал мальчик.
Сейчас он шел между сосен, высоченных, и прямых, как колонны. Минут через пять он остановился, потому что нашел то, что искал — небольшую поляну, в центре которой росла здоровенная, выше всех остальных, сосна.
— Ага, — удовлетворенно произнес мальчик. — Значит, так ты тоже умеешь. Это хорошо.
Взобраться на дерево оказалось делом непростым, потому что снизу почти не было сучков, но дальше сучки имелись, и поэтому залез на верхушку он довольно быстро, вот только руки в смоле перепачкал, да и рукавам многострадального свитера тоже досталось. Поднявшись наверх, мальчик сел на подходящую ветку, и огляделся.
Лес тянулся широкой полосой, которая постепенно уходила куда-то вниз, и небо, кажется, тоже уходило вниз, словно следовало за линией деревьев — на секунду мальчику показалось, что небо словно бы образует над ним купол, но потом он понял, что это не купол, и что небо действительно загибается куда-то, и оно выглядит как лента, широченная облачная лента, которая переходит в неразличимую светло-серую пустоту. Странно, но, наверное, это просто такая погода. Хотя как знать. Мальчик еще раз посмотрел вправо, влево, потом удовлетворенно кивнул, и стал спускаться. На высоте двух метров располагался последний сучок, поэтому вниз он спрыгнул, по счастью, получилось удачно — уже прыгая, он испугался, что может подвернуть ногу.
Очутившись на земле, он снял рюкзак, вытащил из него нож — складной, старый, с выгравированной на рукоятке едва различимой бабочкой (точно такая же, зеркальная, имелась на оборотной стороне этой рукоятки), открыл, подошел к дереву, и принялся, пусть и неумело, зато старательно, вырезать на стволе стрелку. Стрелка указывала четко вверх — сперва он вырезал длинный, чуть кривоватый прямоугольник, а потом, в верхней его части — равнобедренный треугольник. Закончив работу, он отступил на шаг, и удовлетворенно кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Можно дальше.
…Нож и руки оказались основательно измазаны в смоле, мальчик попробовал обтереть их травой, но из этого толком ничего не вышло, смола не стиралась. Мальчик вздохнул, кое-как вытер нож об штаны, сложил, и сунул в рюкзак.
* * *
После сосен начался самый обычный лес, смешанный, уже не разделенный на породы деревьев. Тут были и березы, и осины, и редкие елочки, и даже дубы — некоторые старые, кряжистые, некоторые молодые. Мальчик какое-то время бездумно шел вперед, потом замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Снова огляделся.
— Пожалуй, подойдет, — сказал он. — А что? Нормальное место.
Заприметив неподалеку поваленный ствол, он подошел к этому стволу, снял рюкзак, поставил на землю. Присел на ствол, поводил рукой по коре — посыпалась труха. Мальчик усмехнулся каким-то своим мыслям, вытащил из рюкзака нож, воду, один кусок стекла, красного цвета, кусок блестящей фольги, и блокнот с ручкой. На вырванной из блокнота странице он снова нарисовал стрелку, затем, присев на корточки, принялся расчищать от листьев и травы участок рядом с поваленным стволом.
Первой на землю легла фольга, затем листок со стрелкой — мальчик повертел листок так и этак, выбирая направление, в котором предполагал идти дальше; когда направление было выбрано, он положил поверх стрелки стеклянный осколок, и слегка присыпал этот осколок листьями. Покивал — да, это именно то, что нужно. Убрал вещи в рюкзак, и пошел дальше.
* * *
Следующую остановку он сделал на небольшой прогалине — и снова была фольга, стрелка, и кусок стекла, в этот раз желтого. Полюбовавшись на дело рук своих, мальчик отошел в сторону, поднял с земли ветку, и задумчиво повертел в руках. Отошел чуть в сторону, расчистил от листьев участок земли — здесь она была не такой, как в лесу, а твердой, словно вытоптанной. Мальчик с минуту постоял неподвижно, потом присел, и начертил на земле небольшой кружок. И в этом кружке написал «Инит». Подумал, и дописал чуть ниже «Фасти». Следом он начертил вокруг первого кружка еще один, побольше, и написал в нём «Лес». Дальше последовал еще один кружок, еще больше, в котором мальчик написал «Альтея». Пожал плечами, дорисовал еще один кружок, самый большой, и написал в нём «Адонай».
— Не, чушь какая-то, — произнес он. — Тут явно чего-то не хватает. И что такое эти Альтея и Адонай? Откуда я это взял?
Ответом ему было молчание — лес не мог отозваться его голосу.
— Точно, чего-то не хватает, — уже более уверенно сказал мальчик. — Они не пересекаются. Поэтому оно не работает. Не может работать. Они должны пересекаться. Но только вот как?
Одним движением он стер получившуюся картинку, и стал рисовать новую. В этот раз круги «Адонай» и «Альтея» были одинакового размера, и заходили друг на друга краями, внутри мальчик расположил круг поменьше, с надписью «Лес», а круг «Инит/Фасти» расположил внутри «Леса». А потом стёр «Фасти».
— Я же тут один, — словно оправдываясь, произнёс он. — Вот если бы вдвоем, я бы его тоже написал. Но пока рано.
Теперь картинка выглядела вроде бы рабочей, но у мальчика она всё равно вызывала сомнения — хотя бы потому, что круг с его именем находился внутри круга «Лес», и не касался ни одного из остальных кругов. Неправильно, это неправильно, понял он. И увеличил круг, так, чтобы он захватывал своими боками все три круга. Правда, его пришлось нарисовать чуть выше, чем
