– Который тоже проводил время, бегая по шлюхам? – поинтересовался Гульберг.
– Насколько мне известно, нет. Во всяком случае, в материале Дага Свенссона он не упоминается. Зато он являлся опекуном Лисбет Саландер.
Ваденшё вздохнул.
– Вероятно, это моя ошибка. Вы с Бьёрком ведь заткнули Саландер в девяносто первом году, отправив ее в сумасшедший дом. Мы рассчитывали, что она пробудет там значительно дольше, но ей назначили наставника, адвоката Хольгера Пальмгрена, которому удалось ее оттуда вытащить. Он поместил ее в приемную семью. Вы к тому времени уже были на пенсии.
– Что произошло потом?
– Мы за ней приглядывали. Ее сестра, Камилла Саландер, тем временем жила в другой приемной семье, в Упсале. Когда им исполнилось по семнадцать лет, Лисбет Саландер вдруг начала копаться в своем прошлом. Она стала разыскивать Залаченко и штудировать все доступные ей официальные регистры. Каким‑то образом, мы точно не знаем, ей удалось узнать, что сестре известно, где находится Залаченко.
– Это соответствовало действительности?
Ваденшё пожал плечами.
– Если честно, представления не имею. Сестры несколько лет вообще не встречались, а потом Лисбет Саландер отыскала Камиллу и попыталась заставить рассказать, что той известно. Их встреча закончилась бурной ссорой и основательной дракой.
– Вот как?
– В те месяцы мы тщательно следили за Лисбет. Мы также проинформировали Камиллу Саландер о том, что ее сестра агрессивна и психически больна. Она‑то и связалась с нами после внезапного визита Лисбет, и мы сразу усилили слежку.
– Значит, ее сестра была твоим информатором?
– Камилла Саландер до смерти боялась сестры. В любом случае, Лисбет Саландер привлекла к себе внимание и других людей. Она неоднократно ругалась с работниками социальной комиссии, и мы решили, что она по‑прежнему представляет угрозу расконспирации Залаченко. Потом произошел тот инцидент в метро.
– Она напала на педофила…
– Именно. Она явно проявляла склонность к агрессии и психические отклонения. Мы посчитали, что всем будет спокойнее, если она снова исчезнет в каком‑нибудь интернате, и, так сказать, воспользовались случаем. Этим занялись Фредрик Клинтон и фон Роттингер. Они опять наняли Петера Телеборьяна и повели через поверенного борьбу в суде за то, чтобы снова поместить ее в закрытую лечебницу. Адвокатом Саландер выступил Хольгер Пальмгрен, и, против всех ожиданий, суд принял его сторону, оговорив, что ей назначат опекуна.
– А каким образом в деле оказался замешан Бьюрман?
– Осенью две тысячи второго года у Пальмгрена случился инсульт. Мы не спускали глаз с Саландер и вмешивались, если ее имя снова всплывало, и я проследил за тем, чтобы ее опекуном стал Бьюрман. Заметьте: он представления не имел о том, что она – дочь Залаченко. Расчет был прост – если она начнет трепаться об отце, Бьюрман среагирует и поднимет тревогу.
– Бьюрман был идиотом. Его ни в коем случае нельзя было подпускать к Залаченко и тем более к его дочери. – Гульберг посмотрел на Ваденшё. – Ты допустил серьезную ошибку.
– Знаю, – сказал Ваденшё. – Но тогда это казалось абсолютно верным ходом, я ведь не мог предположить, что…
– Где сейчас находится ее сестра? Камилла Саландер?
– Мы не знаем. Когда ей исполнилось девятнадцать, она собрала вещи и покинула приемную семью. С тех пор о ней не слышно ни звука. Она исчезла.
– Ладно, продолжай…
– У меня есть источник в обычной полиции, который разговаривал с прокурором Рихардом Экстрёмом, – сказал Сандберг. – Инспектор Бублански, который ведет расследование, полагает, что Бьюрман насиловал Саландер.
Гульберг посмотрел на Сандберга с неподдельным изумлением, потом задумчиво провел рукой по подбородку.
– Насиловал? – переспросил он.
– У Бьюрмана через весь живот шла татуировка с текстом: «Я садистская свинья, подонок и насильник».
Сандберг положил на стол цветную фотографию со вскрытия. Гульберг, широко раскрыв глаза, уставился на живот Бьюрмана.
– Значит, этим его наградила дочь Залаченко?
– Иначе это трудно объяснить. А она явно не беззащитное создание. Ей удалось здорово отделать двоих хулиганов из «Свавельшё МК».
– Дочь Залаченко, – повторил Гульберг и снова повернулся к Ваденшё. – Знаешь, я думаю, тебе стоит нанять ее на работу.
Ваденшё настолько опешил, что Гульбергу пришлось пояснить, что он пошутил.
– О'кей. Давайте примем в качестве рабочей гипотезы, что Бьюрман ее насиловал и она ему отомстила. Что еще?
– Рассказать, что именно произошло, мог бы, разумеется, только сам Бьюрман, но побеседовать с ним довольно затруднительно, поскольку он мертв. Однако он не должен был знать, что она дочь Залаченко – ни в одном официальном регистре это не отражено. Тем не менее в какой‑то момент Бьюрман обнаружил связь между ними.
– Черт подери, Ваденшё, она ведь знала, кто ее отец, и могла в любую минуту рассказать об этом Бьюрману.
– Я знаю. Мы… я просто‑напросто дал промашку.
– Непростительная некомпетентность, – сказал Гульберг.
– Знаю. Я себе уже все локти искусал. Но Бьюрман был одним из немногих, кто знал о существовании Залаченко, и мне подумалось, что пусть лучше он обнаружит, что Саландер дочь Залаченко, чем если такое открытие сделает совершенно неизвестный опекун. Она ведь, в принципе, могла рассказать об этом кому угодно.
Гульберг потянул себя за мочку уха.
– Ладно… продолжайте.
– Конечно, у нас есть лишь гипотезы, – мягко сказал Георг Нюстрём. – Но мы думаем, что Бьюрман надругался над Саландер, а она в ответ устроила ему это… – Он показал на татуировку на фотографии со вскрытия.
– Дочь своего отца, – произнес Гульберг с оттенком восхищения в голосе.
– В результате Бьюрман связался с Залаченко, чтобы тот разобрался с дочерью. Ведь у него, как известно, имелось больше причин ненавидеть Лисбет Саландер, чем у кого‑либо другого. А Залаченко, в свою очередь, перепоручил дело ребятам из «Свавельшё МК» и этому Нидерману, с которым он общается.
– Но как Бьюрману удалось выйти… – Гульберг умолк.
Ответ был очевиден.
– Бьёрк, – сказал Ваденшё. – Единственное объяснение тому, как Бьюрман мог найти Залаченко: информацией его снабдил Бьёрк.
– Дьявол, – произнес Гульберг.
*
Лисбет Саландер испытывала нарастающее беспокойство, смешанное со злостью. Утром две сестры явились перестилать ей постель и немедленно обнаружили карандаш.
– Ну надо же! А он как тут оказался? – воскликнула одна из сестер и под убийственным взглядом Лисбет сунула находку к себе в карман.
Лисбет вновь оказалась безоружной и к тому же настолько обессиленной, что даже не могла протестовать.
Все выходные она чувствовала себя очень плохо. У нее страшно болела голова, и ей давали болеутоляющие средства. В плече ощущалась тупая боль, которая резко обострялась, если Лисбет делала неосторожное движение или перемещала тяжесть тела. Она лежала на спине, все с тем же воротником вокруг шеи – его оставили еще на несколько дней, пока рана в голове не начнет заживать. В воскресенье температура у нее поднялась до 38,7. Доктор Хелена Эндрин констатировала, что по телу бродит инфекция. Иными словами, Лисбет была больна, и, чтобы определить это, термометр ей не требовался.
Вот и опять она прикована к постели в государственном учреждении, правда, на этот раз без удерживающих ее на месте ремней. Ремни в этот раз были бы лишними – Лисбет не могла даже сесть, не то что сбежать.
В понедельник днем к ней зашел доктор Андерс Юнассон, и его лицо показалось ей знакомым.
– Здравствуйте. Вы меня помните?
Она помотала головой.
– Вы были в полубессознательном состоянии, но это я разбудил вас после операции. Я вас и оперировал. Мне просто хочется узнать, как вы себя чувствуете и все ли в порядке.
Лисбет Саландер посмотрела на него с удивлением. Неужели не очевидно, что все далеко не в порядке?
– Я слышал, что вы ночью сняли воротник.
Она кивнула.
– Мы вам надели воротник не ради шутки, а чтобы вы не двигали головой, пока не начнется процесс заживления.
Он внимательно посмотрел на молчаливую девушку.
– Ладно, – сказал он под конец. – Я только хотел на вас взглянуть.
Уже подойдя к двери, он услышал ее голос.
– Юнассон, правильно?
Он обернулся и с удивлением улыбнулся ей.
– Правильно. Раз вы запомнили мое имя, то вы были куда бодрее, чем я думал.
– Так это ты извлекал пулю?
– Верно.
– Ты можешь рассказать мне, как обстоят мои дела? Я ни от кого не могу добиться разумного ответа.
Он вернулся к кровати и посмотрел ей в глаза.
– Тебе повезло. Тебе стреляли в голову, но, похоже, не повредили ни одну жизненно важную область. В данный момент существует риск кровоизлияния в мозг, поэтому мы и хотим подержать тебя в неподвижности. У тебя в теле присутствует инфекция, похоже, попавшая через рану на плече. Если нам не удастся подавить инфекцию антибиотиками, возможно, придется тебя снова оперировать. Процесс заживления ран будет болезненным. Но, судя по моим наблюдениям, есть все основания надеяться, что ты полностью поправишься.
