Вечером мы просим Канаба привести наших товарищей по побегу из Дома, чтобы мы могли составить команду. Он возвращается с тремя бывшими Фиолетовыми, которые вызвались добровольцами: Флавий, Деметрий и Брут. Я не могу поверить в чудо и спрашиваю их:
— Почему вы хотите оказать нам услугу? Ведь вы уже давно не разговариваете с нами.
— Нам не хватает игры, — отвечает Флавий. — И потом, нам хочется сыграть со старшими, которые придумали так много дебютов. Среди Фиолетовых мы были лучшими и хотим показать игрокам из Дома, что можем отлично играть и выигрывать.
Октавий и Клавдий, кажется, верят их доводам, и мы назначаем им встречу на берегу завтра в 17 часов для тренировки и отработки нашей тактики.
Позднее к нам заходит Страшняк. Лечение идет ему на пользу: он совсем не хромает. Он говорит, что думал о нашем побеге и совещался с Черпаком. Они кое-что скажут нам после того, как мы выиграем партию в инч и откроем папку. Он говорит так, будто это всего лишь вопрос времени: хочет нас приободрить.
Мы идем в душ. Как и было условлено, едва мы остаемся одни, появляется посланник. Когда я сообщаю ему о дополнительном требовании Рваных Ушей, он ухмыляется и отвечает, что в таком случае я должен для равновесия добавить двух моих товарищей, которым придется вернуться в Дом в случае нашего поражения. Октавий и Клавдий без колебания соглашаются. Я назначаю матч на 18 часов послезавтра. Перед уходом он уточняет, что игроков из Дома будет сопровождать эскорт из шести солдат и что со стороны противника охраны не должно быть больше. Юпитер объявил, что весь корпус солдат из Дома будет готов выступить: в случае ловушки или обмана они вмешаются и откроют огонь на поражение.
— Спасибо, парни, — говорю я взволнованно.
— Мы друзья, и наши судьбы связаны навек, — отвечает Клавдий.
Ночью я навещаю Еву. Она в полусне чуть подвигается, чтобы дать мне место рядом с собой. Мы около часу лежим, не проронив ни слова, не шевелясь. Потом она сжимает мою руку. Когда она снова засыпает и пожатие ее слабеет, я потихоньку выбираюсь из ее постели и иду к себе. Завтра нам вместе нужно будет проиграть разные варианты развития событий. Мне важно, чтобы она поняла, что я не собираюсь ее бросать. Пока я лежал без сна рядом с Евой, мне пришла в голову мысль насчет кода: нужно попробовать слово «остров», ÎLE, с артиклем: ĹÎLE, все вместе получится LILEHELIOS. Теперь как раз десять букв. Я страшно устал и засыпаю мгновенно.
Утром я вприпрыжку мчусь к серой папке и выставляю цифры найденной комбинации. Нет, не открывается. Я в отчаянии пробую их же, но в обратном порядке. Тоже нет. Излагаю свои соображения друзьям. На них мои доводы производят сильное впечатление, особенно на Грамотея — тот даже откладывает книгу:
— Гелиос! Ты знаешь название острова, Мето! Не иначе как у тебя есть информаторы за пределами здешнего мира.
Слабо усмехаюсь в ответ. Я хотел сказать «почти», но передумал: так он сразу поймет, что я получаю сведения из Промежутка. Мои друзья сильно взбудоражены и пытаются сосредоточиться. Они каждый в своем углу что-то черкают на бумаге и стараются подобрать код. Грамотей снова погружается в чтение.
— А ты уверен, что правильно пишешь название? Может, там в середине двойное L, например?
— Нет, я видел, как оно было написано, и твердо это запомнил.
— На старинных картах, — вдруг замечает Грамотей, не отрывая глаз от книги — слово «остров», ÎLE, пишется с буквой S, получается ISLE.
Итак, теперь новая версия: ISLEHELIOS, десять букв. Для них цепочка из десяти цифр такая: 5017343751. Щелчок, и… папка открывается! Мы ошалело смотрим друг на друга. Меня бросает в жар. Но медлить нельзя! Я осторожно приподнимаю металлическую крышку и гляжу на первую страницу. На ней таблица. Читаю вслух заголовки столбцов слева направо.
— Фамилия, имя, год рождения, братья и сестры, домашний адрес, новое имя, дата прибытия.
Грамотей советует, чтобы кто-то из нас покараулил в коридоре.
— Если будете что-то выписывать, то поскорее выучите это наизусть, а сами записи уничтожьте. Иначе мы сильно рискуем.
Октавий нехотя соглашается постоять на стреме в коридоре. Мы просматриваем последний столбец, чтобы узнать наши имена. В конце шестой страницы бывший Цезарь находит данные о себе:
— Вот, Филипп, это бывшее мое имя. Меня зовут Ален, мне сейчас двадцать один год. Я третий и последний ребенок в семье, жил в Зоне 17. Е189. ЕО! А вот и про Страшняка, его в Доме звали Секстом, нужно переписать и его сведения.
Клавдий узнает, что его звали Ришар и он старший в семье, где двое детей. Октавия, который сейчас топчется в дверях, на самом деле зовут Жак, у него есть брат и сестра. Настоящее имя Марка — Оливье, но это мы и так знали. Он младший из братьев и сестер. Я обнаруживаю, что в отличие от остальных сохранил свое прежнее имя: меня и в семье звали Мето. У меня есть младший брат или младшая сестра. Мы лихорадочно записываем все, что касается нас, Марка, Октавия и Страшняка. Клавдий хочет, чтобы я поскорее закрыл папку и положил ее на место, пока никто нас не застукал.
— Дайте мне еще десять минут, чтобы просмотреть папку до конца. Нужно убедиться, что мы не упустили ничего важного.
Не могу же я им сказать, что ищу Жиля, брата Евы. Снова и снова я просматриваю все записи, но его имени не нахожу. Приятели меня торопят. Я закрываю папку и аккуратно кладу ее на место. После чего твердо заявляю:
— Ни слова Первому Кругу до окончания матча! Так надо.
Мы притихли и можем думать только о том, что сейчас о себе узнали. А еще мы наслаждаемся нашей победой.
В 17 часов мы встречаемся на берегу с остальными членами нашей команды. С удовольствием натягиваем доспехи для инча. После интенсивной разминки, которую проводит наш капитан Клавдий, мы разыгрываем короткую партию трое на трое, чтобы проверить боевые качества Фиолетовых добровольцев. Они активно атакуют и неплохо держат оборону. Похоже, у нас есть шанс выиграть завтрашний матч. Мы испытываем новый дебют, названный нами «толстый зверюга»; несмотря на всю мою прыть и ярость Фиолетовых, нам не удается с трех попыток расцепить Октавия и Клавдия. Мы в полном восторге, и после тренировки ныряем в морские волны, чтобы смыть пот. Мы дурачимся, галдим и покатываемся со смеху. Фиолетовые визжат от удовольствия.
К нам подходит Страшняк, и я отхожу с ним в сторонку, чтобы поделиться важной новостью. Сообщаю ему то, что узнал о нем.
— Спасибо тебе, Мето, но для меня уже слишком поздно. И потом, я не люблю своего имени. Настоящее мое имя — то, которое я сам себе выбрал: слишком страшна прожитая мною жизнь.
Когда я поздно вечером появляюсь в Промежутке, то очень волнуюсь. Ева сразу же это чувствует. Она напрягается, будто чует подвох. Я сообщаю, что ее брата никогда не было на этом острове. Ожидаю, что она вот-вот разразится рыданиями, но, кажется, она была к этому готова, и голос ее звучит спокойно:
— Я в последние месяцы так и думала. Но теперь знаю наверняка. Вероятно, все дело в том, что Гарри боялся отправляться в путь один и солгал мне, чтобы я поехала с ним. Надеюсь, мой брат оказался не в таком ужасном месте.
Я говорю Еве, когда и откуда отходит судно, на случай, если ей придется выбираться с острова одной, если мы потерпим поражение.
— Я не уверена, — бормочет она, — что найду в себе смелость бежать без вас.
— Тогда знай: как бы то ни было, я сделаю все, чтобы разыскать тебя потом. Я тебя никогда не брошу.
— Вижу, что ты готов на все, чтобы спасти Марка, и понимаю, что могу на тебя положиться. А сейчас уходи к своим братьям. Выспись как следует, чтобы завтра быть в хорошей форме. До скорого, Мето.
— До скорого, Ева.
Мне удается задремать только на рассвете. Вставать после бессонной ночи тяжко. Друзья мои тоже выглядят неважно. Мы бредем в пещерку к Грамотею. Самое время раскинуть мозгами и представить себе, что может нас ожидать. К обеденному часу нам совсем не хочется есть, но Грамотей настаивает, чтобы мы подкрепились: он приносит блюдо, специально приготовленное для нас Черпаком ввиду предстоящего матча. Под одной из тарелок записка: «До завтра. Или увидимся позднее. Я верю в вас. Ч.».
В 17 часов мы в доспехах выходим на площадку. Навстречу нам движутся трое Куниц, несущие на поднятых руках тело, обернутое белым полотнищем. Слуги из Дома уже подготовили и разграничили игровую площадку. На двух противоположных концах установлено по деревянному щиту с дырой. Боковые границы поля обозначены красной веревкой, протянутой на высоте двадцати сантиметров от земли. Мы видим команду противников, которую можно было бы назвать «Рем и предатели»: тут Павел, бывший подопечный Клавдия, Юлий, Публий и Красс. С ними я вижу и Мамерка, который вместе с Нумерием исчез перед нашим побегом и которого мы считали погибшим. Я улыбаюсь ему, но он отводит глаза, давая понять, что здесь нам не удастся свободно поговорить. Ко мне подходит Рем, обнимает меня и восклицает:
