прореженного просеками лесного массива необъятного парка располагалось низкое и широкое здание дачи, построенной по проекту «придворного» архитектора Мирона Ивановича Мержанова в 1934 году. Скрытая деревьями, с огромным солярием во всю крышу, эта дача была любима вождём более других, тоже построенных тем же Мержановым на юге страны.
Их привезли в Кунцево и выделили хорошо обставленную комнату в правом крыле строения.
Здесь было всё: роскошная библиотека, собственный санузел с ванной, огромный радиоприёмник и патефон с коллекциями граммофонных пластинок с песнями Утёсова, Петра Лещенко, Шаляпина, хора Александрова, Лемешева и прочих исполнителей тех времён. Был телефон внутренней связи, и если им что-либо было нужно, они просто поднимали трубку, раздавался щелчок, и на том конце провода дежурный голос спрашивал:
- Что угодно?
Они здесь находились уже почти месяц.
Берия с Абакумовым были забыты как страшный сон, но иногда их незримый дух посещал их ночами, отчего они просыпались каждый на своей кровати и подолгу шептались в темноте, боясь быть подслушанными. Хоть это и была относительная свобода в золотой клетке, однако их пребывание на Ближней дачи всё же было похоже на плен. За весь месяц Сталина друзья так и не увидели. Никто из обслуги не знал, кто они такие, но к ним были прикреплены два майора госбезопасности, которые менялись между собой и неотлучно находились в соседнем коридоре.
Обслуживала их Валечка Истомина, а белё меняла и делала уборку молчаливая пожилая женщина, очевидно, глухонемая, поскольку за всё время своих посещений она не произнесла ни единого звука. Валечка же, напротив, будя их по утрам, смеялась, что-то рассказывала, суетилась, накрывала на стол, стоявший тут же посреди просторной комнаты, но стоило Егоровичу или Сергею что-нибудь спросить у неё за рамки выходящей секретности, она тотчас округливала глаза и притворно пугалась:
- Ой, ну что вы! Я мало чего знаю, лучше спрашивайте у тех… - заговорщически показывала она рукой в спины майоров. – Они всё знают. А я что? Моё дело тряпки, тарелки, метёлки…
Хоть и дышалось свободнее, хоть и было у них всё вдоволь, хоть и не вызывали их на допросы и они жили почти месяц ни в чём не нуждаясь, однако, вся эта мнимая свобода напоминала им чем-то их секретную базу в первые дни заточения: такая же непробиваемая стена молчания.
После завтрака обычно друзья выходили на морозный воздух, гуляли, катались на лыжах, лепили снеговиков, кормили уток в незамерзающем, с подогревом, пруду, кидая им остатки завтрака. Им разрешали стрелять по мишеням в специально отведённом для этого парке. Через каждые сто-двести метров в насаждениях елей, сосен и берёз располагались беседки, у которых незримо маячили часовые. Можно было жарить шашлыки и ходить в баню. Новый год они провели уже здесь, а не на Лубянке, но праздника так и не ощутили, перешагнув, тем самым, из года 1949-го в год 1950-й. Вещи у них изъяли ещё при переезде и весь научный консилиум великих умов страны, очевидно, сейчас ломал головы над их, столь грандиозным феноменом.
Если возникали какие-нибудь вопросы по газетным вырезкам, журналам или просмотрам DVD-дисков, к ним после обеда приходили профессора, заглядывали разные учёные мужи, и Сергей им объяснял, как пользоваться пультом или базой меню в проигрывателе. Егорович же постоянно отвечал на бесчисленные вопросы об укладе жизни конца ХХ-го, начала XXI-го века, экономики, вооружении, политики страны, в которой уже давно не было социализма как общественного строя. Учёные охали, ахали, сморкались в платочки, сокрушённо качали головами и уходили вконец потрясённые, растерянные и в полном смятении. Как это так, что даже пионерская и комсомольская организации приказали долго жить? Зато о технологии, шагнувшей семимильными шагами вперёд, они были в крайнем восхищении.
Так проходили дни. Ужин им Валечка накрывала в 19:00, и после него можно было ещё гулять по территории правого крыла, играя с собаками или катаясь на снегоходе, прототип которого Сергей увидел впервые в своей жизни. После прогулок – в тёплой библиотеке. Читай, слушай музыку, играй в шахматы, в общем, всё, что душе угодно, только… в золотой клетке.
И хотя, как выше было сказано, за весь месяц Хозяина они так и не увидели, тем не менее, присутствие его, незримое, зыбкое и эфемерное чувствовалось ежедневно.
То за потайными стенами послышатся мягкие и тихие шаги. Пройдут очень медленно, и сразу повеет едва ощутимым папиросным дымом. То послышится как бы ниоткуда тихий приглушённый кашель. То скрипнет какая-то секретная дверь, декоративно приспособленная, скажем, под дизайнерскую раму картины. Даже засыпая у себя на кроватях, друзья постоянно чувствовали мистическое присутствие кого-то постороннего.
А в 8:00 их снова будила Валечка. И начиналось всё сначала.
Тюрьма.
Просторная, тёплая, с книгами, музыкой, лыжами, утками в пруду, но…
Тюрьма.
И вот пришло время познакомиться с начальником личной охраны товарища Сталина, генерал-полковником Власиком Николаем Сидоровичем.
…С этого момента события начали набирать новые обороты, наваливаясь друг на друга в геометрической прогрессии со всеми вытекающими последствиями.
№ 29.
Дня за три до отправки он появился у них в библиотеке, сразу привлекая к себе расположение. Николаю Сидоровичу в этот момент было 54 года, но он был не по годам подвижен, выправлен по-генеральски, с озорным огоньком в глазах и друзьям он сразу понравился. Это не Абакумов с Берией.
- Курить можно? – приятным слуху басом осведомился он, будто находился в гостях. Валечка следом занесла на подносе бутылку коньяка, вазочки с семгой и чёрной икрой, поставила красиво на стол и, подмигнув, с улыбкой удалилась.
- Вольно! – гаркнул он опешившим друзьям и хлопнул их по плечу. – Это в качестве знакомства, - указал он на закуску с коньяком. – Меня можете называть Николаем Сидоровичем, вы же не в моём подчинении, верно? А я вас буду величать по именам, тем более ты у меня тёзка, - гоготнул он дружелюбно в ухо Егоровичу.
Когда разлили по первой рюмке, выпили и закусили, он, плюхнувшись в необъятное кресло, без всякой подготовки поставил друзей в известность:
- Я еду к вам домой. Возьмёте на месяц?
Егорович на миг растерялся, но тут выпалил Серёга, который сразу обрадовался, что пошлют не Берию с Абакумовым или их помощников.
- Конечно! – вскричал он, едва не хлопая в ладоши. Егорович тоже мысленно поаплодировал столь удачному выбору там, у них, «наверху».
Власик закурил и с хитрецой осведомился:
- А назад вернёте? У меня вроде как семья здесь… да и Хозяина охранять нужно.
Затем выпили по второй,
