Литовское государство (именно государство, а не аморфный военный союз племенных княжеств) с момента своего появления на страницах летописей и хроник в 40-е годы XIII в. являлось балто-славянской державой. В его состав вошла часть современной Западной Белоруссии с Новогрудком и Восточная Литва — Аукшайтия. Затем это государство расширяется в пределах того же балто- славянского ареала, включая Жемайтию и некоторые восточнославянские земли.
Создателем этой державы был литовский князь Миндовг (в XIX в. в литовских исторических сочинениях получивший имя Миндаугаса). Изгнанный из Аукшайтии соперниками, он был принят на княжение в Новогрудке, с помощью местного боярства восстановил свою власть в Восточной Литве и приступил к методическому устранению родственников и племенных князей из других династий.
Языческая Литва и православная Новогрудщина мирно сосуществовали под властью литовского князя. Впрочем, уже в этот начальный период истории «так называемого Литовского княжества» заметна тенденция к славянизации правящей в нем балтской династии. Не все историки склонны доверять сообщению поздней (относящейся к XVII в.) густынской летописи, согласно которой в 1246 г. (т. е., вероятно, в момент вокняжения в Черной Руси) «Миндовг приять веру христианскую от Востока со многими своими бояры». Но бесспорен факт крещения в православие одного из сыновей Миндовга — Войшелка, которому отец передал новогрудское княжение. Думается, первоначально Миндовг поддерживал сына, понимая, что крещение укрепляет позиции Войшелка на Руси. Но обращение Войшелка к православию было не только политическим шагом, но и искренним порывом. С пылом неофита Войшелк стремится следовать заветам новой религии и приходит к мысли основать монастырь, самому принять монашеский сан. Планы сына рассердили отца: «...отец же его Миндовг укоревашеться ему по его житью, он же на отца своего не любовашеть вельми» (т. е. Миндовг укорял сына за образ жизни, а тот был весьма недоволен отцом). Конфликты отцов и детей в истории (и не только в истории) случались нередко. Войшелку, которого один из современных историков даже назвал «православным фанатиком», противостоял человек, вылепленный из того же теста, что и другие создатели раннефеодальных монархий: жестокий, отважный, коварный, готовый сменить старых богов на нового, христианского, но отнюдь не склонный обременять себя запретами новой религии. В Новогрудке Миндовг, вероятно, действительно делал какие-то жесты в сторону православной церкви. Но оказавшись в Литве, он через некоторое время завязал контакты с Римом и в надежде остановить натиск рыцарских орденов согласился принять католичество, получив от папы королевскую корону. Коронация Миндовга и его жены Марты состоялась, по-видимому, в Новогрудке около 1252 или 1253 г. Тогда же в Литве впервые было основано и католическое епископство.
Сделанный Миндовгом выбор, казалось, навсегда лишал литовских князей возможности активно участвовать в политической жизни русских княжеств, традиционно принадлежавших к ареалу влияния православной церкви. Но союз с Римом не оправдал каких-то надежд литовского короля, и в 1261 г. он отрекся от христианства, после чего его власть была признана языческой Жмудью (в 1260 и 1261 гг. одержавшей две блестящие победы над крестоносцами). Тем временем Войшелк выдал сестру замуж за волынского князя Шварна, а вскоре после этого «вдасть... Новогородок от Миндовга и от себе и Вослоним (Слоним) и Волковыеск (Волковыск) и все городы» брату Шварна князю Роману Даниловичу, ставшему вассалом Миндовга, а сам принял монашество.
Осенью 1263 г., когда войска Миндовга находились в походе на Брянск, могучий король Литвы вместе с двумя младшими сыновьями был убит заговорщиками. Их возглавляли налыцанский князь Довмонт (у него овдовевший Миндовг незадолго до этого отнял жену, приходившуюся сестрой умершей королеве и чрезвычайно похожую на нее) и жмудский князь Тройната, которому и достался великокняжеский престол. На власть претендовал и княживший в Полоцке племянник Миндовга Товтивил, но он был убит Тройнатой, вызвавшим полоцкого князя в Литву якобы для раздела наследства дяди. В Полоцк был впервые назначен литовский наместник. «Войшел[к] убоявся того же и бежа до Пиньска». Но Тройната недолго радовался содеянному: его зарезали конюхи Миндовга, отомстившие за смерть своего господина (как видно, король был способен внушать своим подданным не только страх и ненависть, но и любовь). «Вой отца и приятели» выступили в поддержку Войшелка, который «поиде с пиняны к Новогороду и оттоле поя (взял.— С. Д.) с собою Новогородце и поиде в Литву княжить».
Таким образом, изначально поход Войшелка поддержали славянские земли. Вряд ли имеет смысл расценивать это как «завоевание» Литвы Новогрудской и Пинской землями (формулировка в пылу полемики современного белорусского исследователя М. И. Ермоловича). Речь идет о другом: существование Великого княжества Литовского уже в этот период, очевидно, отвечало интересам не только литовцев, но и восточнославянского населения территорий, вошедших в его состав. С помощью новогрудцев и пинян — но, разумеется, при поддержке сторонников отца православный литовский князь-монах «нача княжити во всей земле Литовской и поча вороги свои убивати: изби их бесчисленное множество, а друзии разбегошася како кто видя» (среди бежавших был и Довмонт, вскоре принятый на княжение во Псков, правивший там 33 года и даже причисленный к лику православных святых). Войшелк заключает союз с галицко- волынскими князьями, признав их номинальный сюзеренитет («нарекл... Василка (Даниловича.—С. Д.) отца себе и господина»), и, по-видимому, планирует новое крещение Литвы — уже по православному обряду. В 1265 г. он просит псковичей прислать к нему священников, знакомых с литовскими обычаями. Но в 1266 г. там утвердился Довмонт, и мысль о церковном сотрудничестве с псковичами была, по-видимому, Войшелком отброшена.
Литовскому князю удалось восстановить свой сюзеренитет над Витебском, Полоцком (там правили то литовские, то западнорусские князья). Своим наследником бездетный Войшелк назначил зятя Шварна. После смерти Шварна на ту же роль претендовал его брат Лев Данилович. Войшелк этому воспротивился, и тогда галицкий князь весной 1267 г., вызвав литовского государя для переговоров, вероломно убил его.
Ближайшее будущее показало, что балто-славянское государство, сложившееся в Западной Руси и Литве, представляет собой вполне жизнеспособный и устойчивый организм, способный преодолеть династический кризис. Но со смертью Войшелка с политической арены Великого княжества сошел единственный человек, способный в тот момент осуществить крещение Литвы по православному обряду, а следовательно, преодолеть религиозно-национальный дуализм, свойственный этому государству с момента его создания.
Впрочем, само по себе сохранение коренной Литвой и Жмудью язычества лишь в слабой степени влияло на внутреннюю политику государства. Поклоняясь в Литве священным дубравам и принося жертвы Перуну, на русских землях литовские князья окружали заботой православную церковь. Более высокий уровень развития феодальных отношений, характерный для славянских земель, традиции древнерусской культуры позволили им не только полностью сохранить свою самобытность, но и оказать весьма существенное влияние на строй коренной Литвы. Если ордынцы несли в завоеванные страны свою систему управления и эксплуатации, безжалостно уродуя местные общественные структуры, чтобы приспособить их для нужд своей империи, то литовские князья вели себя в русских княжествах так же, как в свое время варяги: принимали местные обычаи, управляли «по старине», сохраняли сложившуюся ранее систему собственности. Литовские феодалы усваивали язык и письменность восточных славян; постепенная славянизация коренных литовских земель, продолжавшаяся в течение нескольких столетий, все больше ограничивала ареал распространения литовского языка (хотя Жмудь этим процессом была затронута слабо). Именно язык восточнославянского населения этого государства стал официальным (фактически государственным) языком, сохранив этот статус до конца XVII в. Все это закономерно предопределило отмеченное выше отношение к Великому княжеству его восточнославянского населения: оно с тем же правом, что и литовцы, считало это государство своим.
Нельзя, однако, отрицать, что именно динамичный литовский элемент (в частности, пополнявшее княжеские дружины свободное крестьянство) способствовал активизации западнорусского боярства, его непосредственному участию в осуществлении литовской политической программы. Стремление литовских князей расширить свои владения объективно отвечало реальному стремлению восточнославянских земель к объединению. Поэтому в данном регионе литовские князья взяли на себя функцию, в других частях Руси выполняемую тамошними Рюриковичами.
