налетели, окружили, лают, за ноги хватают. Упал Топтыгин, одной лапой соты к себе жмёт, а остальными от собак отмахивается. Тут пасечник из дома выбежал с ружьем да как жахнет дуплетом! Медведь от страха рамку бросил, изгородь по-заячьи перескочил и дёру в лес! Даже собаки удивились: ну бегает! Чисто олень!
С тех пор и не доводилось Топтыгину медку испробовать. Понятно, что теперь обрадовался он добыче беззаконной. В ельник завалился, затычку выдернул зубами и пьёт – в пасть льёт. Жадничает, торопится. Золотистая медовая струя по лохматой морде течёт, Топтыгин её лапой подбирает, языком слизывает. Давится, чавкает, ворчит. Весь мёд выпил, бочонок разломал, облизал дощечки и под ёлку зашвырнул. В мох завалился, повернулся на бок и захрапел.
А вороне только этого и надо. Дождалась она, когда медведь уснёт, опустилась на пенёчек, поближе к медвежьему уху, да как гаркнет:
– КАР-Р-Р-Р!
Словно из пушки пальнули.
И назад на ветку – порх!
Подскочил медведь. Ничего не поймёт спросонья. Глазищи испуганные таращит.
– Что такое? – кричит. – Где война?! С какой державой?
Ворона сидит на ветке, посмеивается.
Пришёл в себя медведь, покрутил головой – никого. Повертелся, поворчал, да и уснул. Ворона тут же – шасть вниз. Наклонилась к медвежьему уху и снова:
– КАР-Р-Р-Р-Р!
И на ветку.
Подпрыгнул медведь, заметался. Глаза бешеные, злые, ворочаются.
– Кто посмел? – орёт. – Придавлю, как мухомор!
Поглядел по сторонам, ворону заметил и спрашивает грубо:
– Эй, чернопёрая! Не видала ли, кто здесь шумит, мой драгоценный покой тревожит?
– Видала, – отвечает ворона.
– Да кто же он? Представь мне этого негодяя!
– Про негодяя ничего не знаю, – говорит ворона. – А только кроме нас с тобой тут и нет никого. Стало быть, это я тебя тревожу, больше некому.
– Ты?!! – взревел медведь. – Да как ты осмелилась? А ну сей же час спускайся на экзекуцию!
– Вот ещё! – хмыкнула ворона. – Мне и здесь хорошо.
– Спустись! – бушует косолапый. – Прими справедливое наказание!
– Кто бы говорил о справедливости? – возмутилась ворона. – Ты почто у ёжика бочонок с мёдом отнял? Зачем честного работника обидел?
– А затем, что я этому лесу хозяин. Стало быть, всё, что ни есть в лесу, мне принадлежит. И мёд мой, и ёжик мой, и ты, чернопёрая, тоже моя.
– Да кто ж тебе такую глупость сказал?
– Сам догадался, – хвалится Топтыгин. – Своим умом дошёл. Спрашиваю себя: кто у нас тут самый главный, кто хозяин? И отвечаю: кто самый сильный, тот и хозяин. Стало быть, я и есть. Сильнее меня в лесу никого.
– Голова большая, да ума в ней мало, – отрезала ворона. – Глупый ты, медведь. Настоящий хозяин своего дома не разоряет, домашних не обижает, он всё бережёт, обо всех заботится. А у тебя одна лишь забота о собственном брюхе. Какой же ты хозяин, когда от тебя все в лесу стонут?
– А какое мне дело до всех? – чванится медведь. – Пусть боятся меня и угождают во всём, вот и не будут стонать. А то взяли моду – над ухом каркать.
Почесал Топтыгин затылок.
– Ладно, – объявляет. – Я тебя прощаю. А теперь лети отсюда. Я спать буду.
– Ну, нет, – говорит ворона. – Не будет тебе, косолапый, ни отдыха, ни сна, ни покоя, покуда весь мёд ёжику не вернёшь, до последней капли.
Подумала и добавила:
– И даже сверх того.
А медведь будто не слышит: улёгся в мох, на бок повернулся и засопел, только лапой махнул – лети, мол.
Ну, на этот раз ворона и спускаться не стала. Прямо с ветки завела:
– КАР-КАР! КАР-КАР! КАР-КАР!
Взбеленился медведь. Подскочил к ёлке, обхватил лапами ствол и давай трясти – туда-сюда, туда-сюда! А ворона на другую ель перелетела и оттуда:
– КАР-КАР! КАР-КАР!
Полез Топтыгин за вороной. До середины добрался, ан глядь – она уже на другом дереве. И всё своё:
– КАР-КАР! Верни ёжику мёд!
Хотел медведь ворону камнем подшибить или палкой, а она забралась на самую верхушку и смеется:
– Ну-тко, попади!
Кидал Топтыгин камни, кидал палки да притомился. И то сказать: какой из косолапого метальщик? Что ни бросит – всё мимо!
А ворона насмехается:
– КАР-КАР! Маху дал! Метил в солнце – в луну попал!
– Ладно! – сказал медведь и лапой вороне погрозил. – Я знаю, кто не промахнётся. Поглядим тогда, кому весело станет.
Побежал он охотников искать. Бегал-бегал и нашёл одного. Обычный охотник, не молодой, не старый – в руках ружьё, на поясе селезень, пёс у ноги. Увидал охотник медведя, испугался, попятился, ружьишком прикрылся. А патроны-то в ружье стреляные, бесполезные.
Пёс глупый, кинулся было, да медведь рявкнул:
– Отзови пса! Порву!
– Полкан! Ко мне! – крикнул охотник.
Полкан вернулся, сел послушно у хозяйских ног, а сам на медведя глядит и клыки скалит: мол, не замай!
Медведь ворчит:
– Не боись, не трону. Потолковать надо.
– А что ж, – соглашается охотник, – надо так надо. Отчего ж не потолковать? Давай потолкуем.
Сел Топтыгин на пенёк, строгость на себя напустил.
– Ты почто, – говорит, – в моём лесу охотишься без моего на то дозволения? По справедливости закона должен я тебя теперь наказать и к штрафу представить.
Охотник удивился.
– Прости, Михаил Потапыч, – отвечает. – Не знал я, что ты этому лесу губернатор. Готов я свою ошибку исправить и штраф уплатить. Что возьмёшь отступного?
А сам потихоньку ружьишко-то надломил и пустые гильзы вытягивает.
Медведь доволен. Пятку почесал.
– Это деловой разговор, – говорит. – Денег я с тебя не возьму – к чему они мне? Даже добычу отнимать не стану. А вот службу ты мне сослужи.
– Ежели служба по силам, – соглашается охотник, – отчего ж не сослужить? В чём служба-то?
А сам стреляные гильзы под ноги бросил, сумку открыл, патроны достал и в стволы их заталкивает. А патроны-то – смех один! – с мелкой картечью, на утку. Ими стрелять, только пуще зверя злить.
Но у охотника свой резон.
– Служба простая, – поясняет медведь. – Есть у нас в лесу ворона одна, дюже нахальная. Всё она мне беспокойство причиняет, не даёт, понимаешь, покоя. Ты её из ружья подбей, чтобы она меня впредь беспокоить не смела, а я тебя тревожить не стану: гуляй, где хочешь, уток стреляй, сколько влезет! Идёт?
– Ну что ж, – соглашается охотник, – служба привычная.
А сам стволы защелкнул и курки взводит.
– Ворону подбить, конечно, можно, – рассуждает охотник. – Да больно уж дичь непрестижная. Ну, как другие охотники узнают? Ведь засмеют так, что и на людях больше не покажешься. А вот медвежья шкура – знатный трофей! Им хошь перед кем похвалиться можно.
И ружьишко к плечу прилаживает.
– Ты что это? – встревожился медведь. – Ты, парень, не дури. Порву ведь, не помилую.
А у самого голос дрожит.
Охотник смеётся:
– Ты, ваша губернаторская светлость, против ружья, что таракан против сапога. Другой, может, и порвал бы, а ты, братец, велик да трусоват. Мы, охотники, твою милость давно знаем. Ещё и губернатором объявился! Ну-ка, Полкан, давай попотчуем самозванца!
Как увидал Топтыгин нацеленные в него стволы – испугался, даже перепачкался со страху. С пенька спрыгнул – и в лес. Охотник
