комитетом профессионального союза» — с пятнадцати лет) — через медкомиссию, только лёгкий труд и не больше шести часов в день (в свободное от очной учёбы время).
Устроиться на работу после четырнадцати теоретически было возможно (хотя в законе об этом я ничего вообще не нашла). Для этого нужно было сильно хотеть. Пройти охулиард специальных разрешительных этапов: медкомиссию, кучу бумаг (включая согласие от родителей) и в итоге — комиссию по делам несовершеннолетних исполкома местного Совета, доказать, что условия труда соответствуют, и ты не будешь убиваться вусмерть. И регламент по времени: не больше двух часов в день, исключительно лёгкий труд, никакого поднятия тяжестей. А тяжесть — это тоже понятие возрастное. После шестнадцати — всё, что больше десяти килограмм, до шестнадцати — непонятно сколько, но явно меньше, поскольку закон напирал на суперлёгкий труд.
А вот до четырнадцати — извините. Можно выступать в цирке, концертировать или сниматься в кино. Сочинять вот, как я. Или рисовать; несовершеннолетних иллюстраторов знаю аж несколько — из широко известных. Всё с разрешения родителей. Прочее — нельзя вообще никак.
Более того, до пятнадцати лет ребёнок признавался полностью недееспособным. То есть, даже если вдруг ему разрешили поработать, у родителей имелись все законные основания детскую зряплату изъять. Мдэ. Реши, например, моя матушка самостоятельно распоряжаться моими гонорарами, ей бы никто слова не сказал. Хорошо, что она такие мысли не практикует.
Таким образом, разрешительные документы на деятельность у нас есть, но если кто-нибудь затеет подать на нас в суд, все эти дозволения могут быть одним махом признаны ничтожными. Но в уныние я впадать не торопилась. Пока живём! Глядишь, худо-бедно и до пятнадцати дотянем.
Дверь снова открылась, и в комнату зашёл страшно довольный Вовка с длинным тряпичным свёртком, положил его передо мой на стол. Судя по звуку — тяжёленькое. И твёрденькое.
— Чёита? — подозрительно спросила я, не торопясь трогать.
Мало ли — может у него там змея дохлая одеревеневшая или ещё что?
Вовка вздохнул и развернул «упаковку».
— Ух, ты! Кто принёс?
— Наиль. Я спрашивал, и вот — он на работе договорился с мужиками, взял размеры.
— По нынешнему росту замерял?
— Естесссно.
— Доводить будешь?
— Буду, конечно. Но красота же? Даже так.
— Красота, согласна.
Вова снова прикрыл тряпочкой своё сокровище и исчез в направлении мастерской.
Интересно, детскую валлонку можно будет потом использовать как дагу? Если, допустим, эфес переделать?
Посмотрим, пока это всего лишь заготовка под клинок…
НАВЕЯЛО
2 июня 1985
Лето восемьдесят пятого началось со стресса, вот прям, не отходя от кассы, с первого же воскресенья.
В нашем «Ньютоне» состоялось собрание членов товарищества землепользователей. Да, такое вот длинное название. Чтобы избежать сумятицы и криков, ещё в прошлом году (когда решали про летний водопровод и скважину) решили, что от каждой семейной деляны будет ходить один человек. От нас пошёл дядя Саша. И я. Типа, председатель возмущался: почему это от юннатской станции никого нет? Такой огромный кусок, организация, а не просто прирез к наделу — должны ходить!
Да и пофиг. Схожу. Надеюсь, они не будут орать так истошно, как на последнем садоводческом собрании, которое я сподобилась посетить в прошлые свои двадцать пять (навсегда приобретя стойкое отвращение к любым сборищам такого рода).
Пришли мы. А тётка-бухгалтерша (которая сегодня заодно была и за секретаря) уже красная такая, гоняет лишних:
— Ну, чёрным по белому было написано: один человек от всего семейного надела!!! Не от каждой конкретной семьи! От всего нареза родственников!!! Нет, прутся! — она посмотрела на нас и сердито поправила выбившиеся из-под косынки волосы: — А вы зачем с ребёнком пришли? Отправляйте её домой.
Тётка была явно не с нашей школы — наши-то все давно меня знают.
— Ну, вообще-то, вы сами её вызвали, — с китайской каменной полуулыбкой ответил дядя Саша.
— Но я могу немедленно уйти! — с готовностью взять низкий старт добавила я.
— Ничего не пойму, — потрясла головой тётка, — девочка, ты от кого?
— Я председатель юннатской опытной станции.
Она выпучила глаза и оглядела меня с головы до ног:
— А постарше у вас никого нет?
Тут уж меня заусило:
— По статусу — нет!
— Ну… — она выразительно поджала губы, — садитесь.
Подошёл председатель — тоже, явно, не из восемнадцатой школы работник, не знаю его:
— Ну что, все?
— Ещё трое со второй улицы… А, вон они, пришли! Все.
— Итак, товарищи, начинаем…
Чтоб не мучить вас цитированием речи, перескажу кратко: в прошлом году мы построили летний водопровод, поставили цистерну-накопитель и скважину проковыряли — всё зашибись, работает как из ружья, ура, товарищи! На остатки денюшек о прошлом сентябре маленько подсыпали дороги, но нынче — гляди-ка! — почитай вся щебёнка в землю ушла, ай-яй-яй…
— Потому что надо было сперва битым кирпичом отсыпа́ть, — негромко прокомментировала я. Сказала, скорее, самой себе, но дядя Саша услышал, спросил так же тихо:
— Думаешь?
— Канеш*. Меньше в жижу уходит. Потом щебень, потом ПГС. И укатать.
*Это значит «конечно».
А то ругают тут меня за просторечия…
— Тише, товарищи!!! — постучала ручкой по столу секретарша.
Дядя Саша в ответ поднял руку:
— У нас есть предложение.
— По обсуждаемому вопросу? — уточнил председатель.
— Да.
— Прошу.
— Предложение озвучит председательница юннатской опытной станции, Ольга, — дядя Саша сел и легонько подтолкнул меня в спину. — Давай.
Ну, раз уж вы сами меня пригласили… Я встала.
— Добрый день, товарищи, — а народу-то реально совсем немного, пятнадцать человек всего, включая нас! Это сильно лучше, чем шестьдесят, и гораздо, гораздо лучше, чем сто сорок! — Касательно дороги предлагаю не расходовать коллективные средства бездумно, а подойти с умом и технологично.
— О! Это что за пуговица? — насмешливо спросил кто-то.
— И, тем не менее, сейчас вы услышите рацпредложение, — не хватало ещё в прения о возрасте вступать. — Во-первых, не знаю как остальным, а судя по нашей улице, садоводству требуется проход грейдера. Дальше оформляем дорогу трёхслойным пирогом, — насколько я помню, в быту о геотекстиле слыхом не слыхивали, поэтому данный пункт пропустим, — первым слоем укладываем битый кирпич, желательно крупнофракционный.
— Зачем? — спросил кто-то.
— Битый кирпич имеет меньшую склонность уходить в землю, это общеизвестный факт. Кирпич лучше держит форму дороги и распределяет нагрузку по грунту. Поверх этого опорного покрытия идёт мелкая фракция кирпичного боя либо щебень. Щебень с кирпичом пойдут врасклин и создадут подобие дорожного полотна. И финальным слоем — ПГС, чтобы выравнять весь это пирог. ПГС, возможно, будет немного дороже гравия, но в целом предложенное устройство дороги будет дешевле чисто гравийной за счёт дешевизны кирпичного боя. Более того, в долговременной перспективе вся конструкция встанет сильно дешевле, поскольку потребует гораздо меньшего ремонта.
Вот опять люди смотрят на меня, как на говорящую лошадь. Надеюсь, они хоть что-то услышали. Я вздохнула и хотела предложить задавать вопросы, но тут из второго ряда поднялся мужик и сказал:
— Девчонка дело говорит! Галька за год-два вся в землю уйдёт — снова деньги собирать будем?
Собрание загалдело. Мнения не то что бы разделились, просто всем хотелось высказать своё суперважное слово. Пытаться переорать даже десять человек — дело гиблое, и я села на своё место. Интересно, надолго их запала хватит?
В конце концов председатель призвал всех к тишине и предложил ориентироваться пока на предварительные расчёты: выходило по рублю за каждый метр внутренней границы. А через две недели собраться ещё раз и сориентироваться по уточнённым расчётам. Если понадобится — дособрать.
Тут часть землепользователей (без таких почему-то нигде и никогда не обходится) начала возмущаться, что и так уже дорого — куда ещё собирать? Кто-то начал, наоборот, аргументы приводить в пользу качества и долговечности, а качественное всегда дороже. Я сидела и думала, что если человек назначил себя на роль страдальца, ничего ты ему уже не докажешь, а потом вынула членскую книжку, кошелёк и подошла к бухгалтерше:
— Я так понимаю, кроме отчётов и дороги других вопросов на повестке дня нет?
— А в чём дело?
— Возьмите у меня деньги, да я пойду. У меня ещё работы море.
— Ты сразу хочешь сдать?
Я смотрела на неё и думала: ты тупая или прикидываешься? В конце концов я решила сэкономить себе нервы и просто ответила:
— Длина нашей границы вдоль улицы сто сорок метров. Пятьдесят шесть соток, если вам так удобнее. Пятьдесят — юннатская база и шесть соток личного
