перед этой гордой аристократкой она точно не обнажит своих чувств!
— Не за что, — кивнула Анна. — Это мой долг — помогать каждому, кто попал в беду. Но прежде чем я оставлю вас отдыхать, я хочу, чтобы вы рассказали, кто вы, откуда, и почему в вас стреляли? Когда вам меняли бинты, я видела рану — она просто огромная. Мой дворецкий Захар говорит, что пуля разминулась с сердцем буквально на сантиметр.
Старик за ее спиной молча кивнул.
Ди же сжала зубы и принялась лихорадочно соображать. О том, чтобы рассказать незнакомцам всю правду, не может быть и речи.
— И, — подняла палец Кречетова. — Постарайтесь ни в чем не ошибиться. Старых шрамов на вас столько, что байку про ограбление я не приму ни в коем случае.
* * *
Вечер закончился довольно быстро, и скоро Настя с Машей клевали носом, а после пары чашек чая и вовсе отрубились прямо на стульях.
Оставив горничных убирать со стола, мы с Гамой отнесли девушек в спальню, а затем закрыли дверь на ключ.
— Смотри за ними до завтра. Если чай окажется не таким мощным, и они проснутся раньше времени, грудью ложись, но не дай им добраться до Омска. Если мы облажаемся, то Скалозубовы должны выжить в любом случае. Машу я тоже не хочу видеть на этой бойне.
— Слушаюсь, — ответила Амальгама с грустью в голосе. — Не волнуйтесь. Мой чай и лошадь способен свалить. Обе проспят до завтрашнего обеда.
Мы вернулись в кабинет. За рабочим столом меня встретил Зубр. Рядом осталось одно блюдо с недоеденным виноградом.
— Ваше сиятельство, — поднял глаза дворецкий, — могу я в последний раз попросить передать мне возможность погибнуть в метрополитене вместо вас?
— Ты уже слышал мой ответ. Нет, Василий, у тебя еще слишком много работы. Кому-кому, а тебе точно нельзя завтра умирать. Именно поэтому ты и остаешься в штабе за главного. Тебе я могу доверить руководство как никому другому!
— Спасибо, это высокая честь, но мой отец всегда говорил: старик умирает, чтобы молодой остался жить. Это самый честный обмен.
— Я бы тоже с удовольствием погибла ради хозяина, — сказала Гама и прижала руку к груди. — Позвольте, я пойду в метрополитен вместе с нашим шеф-поваром.
И ухмыльнувшись, она достала из рукава меч-Душелов. У меня глаза полезли на лоб, а Зубр вздохнул.
— Иногда я с грустью вспоминаю те времена, когда поделки госпожи Амальгамы не покидали пределов подвала, — сказал он.
— Мы с друзьями не подведем вас, хозяин, — оскалилась Гама. — Ни на кухне, ни на поле боя!
— Ну уж нет, Гама. Ужин вы, конечно, сварганили на славу, но насчет битвы — даже не думай!
Гама поникла, а я покачал головой:
— Нексонианка, сражающаяся бок о бок с ликвидаторами — это, конечно, забавно, но, боюсь, товарищ майор шутку не оценит.
— Готово, — сказал Василий и пододвинул мне бумагу. — Поставьте подпись и печать.
Я сделал все необходимое, а затем передал завещание обратно дворецкому.
— Мне эта идея совсем не нравится, — сказал он, сворачивая документ в трубочку. — Как будто вы завтра собрались умирать.
— Нет, завтра я собираюсь жить, Василий. Однако береженого бог бережет. Если я завтра не вернусь из Омска — все Насте. Пусть возвращается во Владимир и берет бразды правления родами в свои руки. А Машу после окончания ГАРМа забери сюда. Она ненавидит столицу, значит, пусть живет в Фаустово. Вижу, что ей здесь нравится куда больше, чем в большом городе.
— Никогда бы не подумал, что Воротынская будет жить в одном доме со Скалозубовыми… Вы не перестаете меня удивлять.
— Мы уже говорили об этом. Относись к ней, как к родной, Василий. Как она сама постоянно говорит — Воротынские бывают разные, и самые худшие из них уже в могиле.
— Никаких сомнений, — кивнул Зубр, положил бумагу в тубус и отнес в сейф. — Это все?
— Да, иди ложись, я лягу минут через пятнадцать, — сказал я и упал в кресло. — Разбудишь меня, как позвонят из Омска и скажут, что все готово. Потом поможешь надеть отцовские доспехи и поедем за Осколком.
И мы оба покосились на «демона», который поглядывал на нас из-за угла. В нем завтра придется прошагать немало километров.
— Слушаюсь, — поклонился дворецкий и вышел.
Оставшись один на один с Гамой, я хотел переместиться на диван, но тут мой взгляд упал на меч-Душелов, который она сжимала в руках.
Странно, что он довольно молчалив нынче вечером.
— Хозяин, — сказала Гама. — Я не хотела упоминать об этом при Василии и девушках, но у нас есть одно дело, которое нужно решить именно сейчас.
— Какое?
Ни слова не говоря, Амальгама обнажила клинок.
— Присмотритесь.
Я пригляделся к отражению в клинке и увидел демонов. Они все смотрели на меня и молчали. И ни тебе стенаний о еде, ни угроз пожрать душу, ни просто бормотания ни о чем.
Вдруг среди этих перекошенных рож я узнал знакомую… Вернее, даже не рожу, а взгляд. Да, я определенно видел его где-то…
И он был самым человечным среди всех.
— Серьезно? — спросил я Амальгаму.
— Да, и он очень хочет поговорить с вами, — кивнула она, и меч в ее руках загорелся. — Не волнуйтесь. Он умрет сразу же, стоит ему хотя бы подумать причинить вам вред.
Меч разгорелся и сверкнул яркой вспышкой. Я закрыл глаза, а когда свет угас, в кабинете нас стало трое.
Гость сидел прямо на столе, отщеплял оставшийся виноград и осматривал меня с головы до ног.
— Никогда не думал, что скажу это, Скалозубов, — произнес Александр Христофорович Герасимов, ухмыльнувшись, — но я сделаю все, чтобы умереть за
