родительницы сменилась пониманием. — Вашей старосте небезразличен Алексей?
Она расплылась улыбкой и тихо хихикнула. Ну хоть не заржала, как мой дружок.
— Поговорить больше не о чем? — Начал снова раздражаться я. — Домой пойдем. Кто-то чай с блинчиками обещал.
В итоге, мы так и топали до нашей пятиэтажки. Я шел с хмурым лицом, а матушка напару с Максом многозначительно переглядывались и чуть ли не подмигивали друг друг. Вот тебе и взрослая женщина.
— О, Леха! — Удивился младший брат, когда мы вошли в квартиру. — А тебя чего? Не посодют? Я уже Славке сказал, что у меня старший брат в тюрьме сидит. Славка гулять звал. А я ему ответил, не могу. Горе в семье у нас…
Илюха выскочил в прихожую сразу, как только услышал звук подвернувшегося в дверном замке ключа.
— Интересно… — Протянул я, снимая один кед. Второго же не было. Я так и шел, между прочим, как дурак до самого дома. В одном кеде. — Весь район уже знает, или частично?
— Половина точно. — По-деловому ответил братец. — Потому что мне Алевтина Степановна сказала, а ей — какая-то другая бабка из соседнего двора. А той…
— Илья! — Мать скинула обувь, прошла в кухню и без сил плюхнулась на табуретку. — Не бабка. Нельзя, так. Что за выражение.
— Дык они же не слышат. — Вполне резонно удивился Илюха. — Какая разница?
— Погоди… — Я ухватил за шиворот братца. Как раз в тот момент, когда он пытался мимо меня проскочить в комнату. — А ты где Алевтину Степановну видел, сидя в закрытой квартире? Опять в окно лез?
— Ниче не лез! Ниче я не лез! Отпусти! — Илюха принялся, брыкаться, стараясь ударить меня в живот рукой или, что было бы еще лучше с его точки зрения, ногой.
— А ну хватит! — Выглянула мать из кухни. — Бегом мыть руки и будем чай пить.
Я выпустил братца. Тот, показав язык, рванул в комнату. Макс уже разулся и тоже прошел в зал. В общем, вроде бы, спустя несколько часов веселья, наступили тишина и покой. Так подумалось мне. Но…
Мы только уселись на диван, в ожидании обещанного чая, как опять появилась родительница с вопросом:
— Ребят, а где вазочка, в которую я наливаю варенье обычно? Ну та, которую мне тетя Софа подарила. Настоящая, хрустальная. Точно помню, ставила ее в обычное место. Это ведь память.
Илья, который только собрался выйти из спальни, чтоб проверить, чем нас будут кормить, потому что жрать он хотел всегда, везде и в любое время суток, моментально сдал назад и даже для верности прикрыл дверь.
Следующие полчаса прошли в процессе выяснения обстоятельств пропажи вазочки. Мы коллективно пристали к Илюхе с вопросом, не он ли что-то сделал с вазочкой. Даже Макс подключился.
Илюха всё отрицал, но как-то подозрительно настойчиво. Даже мать, искренне верящая во все его сказки, начала сомневаться с невиновности младшего сына. Однако, чего Илюхе не занимать, так это наглости. Мне кажется даже если его застукать на месте преступления, он все равно будет доказывать, что ни в чем не виноват. Причем, доказывать с возмущением и криками о то, как тяжело быть младшим ребенком в семье.
В общем, следствие грозило зайти в тупик, мать выглядела расстроенной из-за вазочки и вранья Илюши, а мне сильно хотелось чего-нибудь съесть. Поэтому я решил пойти на хитрость.
— Илюха, если ты признаешься, что сделал с вазочкой, я дам тебе три рубля.
Выражение лица младшего брата в одну секунду изменилось. Просто три рубля сейчас это — очень, очень хорошая сумма. А для мелкого пацана — фантастическая.
— Оттуда у тебя три рубля? — Спросил он, прищурившись.
— Действительно, Алексей. — Мать даже отвлеклась от своей драгоценной вазочки.
— Собирал. Ну! — Я тряхнул легонько Илюшу за плечо. — Где вазочка? Признавайся.
— Прям три рубля дашь? — Уточнил братец с недоверием.
— Да! Говори уже!
Конечно, никому ничего я давать не собирался. Вот еще. Просто хотелось выяснить правду, найти эту вазочку и уже спокойно поесть.
— Я ее разбил. — Тут же выдал Илюха.
— Как разбил⁈ — Ахнула мать, прижав ладошку к кубам. — А куда же ты дел осколки?
— Взял совок и веник, собрал их и выкинул, чтоб вы с Лехой не узнали. Гони три рубля!
Илюша протянул руку и несколько раз ею тряхнул. Естественно, его последняя фраза предназначалась мне, а не родительнице.
Только я собрался сказать братцу, что он идиот, если думает, будто за двойной косяк его вознаградят, как в дверь позвонили.
— Всем стоять! Ничего не делать! — Повысив голос, велела матушка. — А лучше вообще не двигаться.
Она выскочил в прихожую и через секунду мы услышали громкий голос той самой Алевтины Степановны.
— Галина, вот, держи. Это твоя вазочка. Я ее сразу признала. Смотрю, Илья через окно с этим… со Славиком разговаривает. Который из пятого подъезда. Подошла ближе, а они, ироды-малолетние, решают, как в поход пойдут. Золото добывать. И твой оболтус вазочку, значит, Славику сует. Иди, говорит, на толкучку, обменяй на тушенку. Сообразительные, вишь какие.
— Ты что, придурок малолетний, развести всех хотел? — Я медленно повернулся в сторону братца и сделал шаг.
— А-а-а-а-а! Помогите! Леха в тюрьме с ума сошел! — Заорал Илюша и одним прыжком метнулся к спальне, собираясь, видимо, там закрыться.
— Ну все. Мандец тебе. — С чувством высказался я и бросился следом за ним.
Я постепенно втягиваюсь в новую старую жизнь
— Что это? Что это, я тебя спрашиваю⁈ Кто это вообще?
7"Б" замер, затаив дыхание. Потому что ответ на данный вопрос мог быть каким угодно. Рисковать, высказывая свое мнение, никто не торопился. К тому же учитель ИЗО смотрел в этот момент конкретно на Лукину. Вот она пусть и отдувается.
— Где? — Спросила Настя, а потом на всякий случай втянула голову в плечи.
Кирпич, который с выражением вселенской скорби на лице застыл рядом с ней, конечно, драться бы не стал. Он же не идиот. К тому же — педагог. Правда, справедливости ради, надо отметить, что встречались и такие учителя, от которых указкой нехило прилетало. Но Кирпич вроде совсем уж психом не был. Хотя… Иногда его поведение на такую мысль наталкивало. Как
