— Давай. Спрашивай меня все, что хочешь, — сказал он.
Он был недоволен. Сердито сведенные на переносице брови прекрасно мне это продемонстрировали. Не думаю, что когда-либо встречала такое выразительное лицо, как у Дэвида. Или, может быть, он просто полностью очаровал меня.
— Хорошо. Какой твой любимый цвет?
— Это не то, о чем тебе рассказывала твоя подруга, — он усмехнулся.
— Ты сказал, я могу спросить все, что хочу, и я хочу знать какой твой любимый цвет.
— Черный. И я знаю, что это на самом деле не цвет. Я пропускал много школьных занятий, но в тот день я был,— его язык двигался за щекой. — Что на счет твоего?
— Голубой, — я наблюдала, как он открыл дверцу духовки. Формы для выпечки с грохотом стукнули по решетке. — Какая твоя любимая песня?
— Мы охватим все основные моменты?
— Мы женаты. Думаю, это было бы замечательно. Мы вроде как пропустили большинство из «нужно-знать» вещей.
— Ладно, — уголок его рта приподнялся, и он послал мне взгляд, который говорил, что он согласен играть в «избегание». Появилась легкая улыбка.
— У меня много любимой музыки, — сказал он.— «Four Sticks» Led Zeppelin18 в этом числе. Твоя — «Need You Now» Lady Antebellum19, в исполнении человека, изображающего Элвиса. К сожалению.
— Да ладно. Я была нетрезвая. Это несправедливо.
— Но это правда.
— Может быть, — мне по-прежнему было жаль, что я не помнила этого. — Любимая книга?
— Я люблю комиксы. Типа «Посланник ада», «Проповедник».
Я наполнила рот содовой, пытаясь придумать гениальный вопрос. В моей голове появлялись только всякие явно банальные. Я ужасна при знакомствах. Видимо, все же хорошо, что мы пропустили эту часть.
— Стой, — сказал он. — А твоя?
— «Джейн Эйр». Что насчет любимого фильма?
— «Зловещие мертвецы-2». Твой?
— «Переступить черту».
— Тот про мужчину в черном? Прикольно. Хорошо, — он хлопнул в ладоши и потер их друг об друга.— Моя очередь. Расскажи что-нибудь ужасное. Что-то, в чем бы ты не призналась ни одной другой живой душе.
— О, есть кое-что, — ужасное, но по-хорошему. Почему я не придумала подобный вопрос?
Он усмехнулся, держа во рту горлышко бутылки с пивом, очень довольный собой.
— Дай мне подумать...
— Время ограничено.
— Нет ограничения времени, — я прищурилась, глядя на него.
— Есть, — сказал он. — Потому что так ты не сможешь постараться и придумать что-то полухреновое, чтобы рассказать мне. Ты должна рассказать первую ужасную вещь, которая пришла тебе в голову, и о которой ты не хочешь, чтобы кто-нибудь еще узнал. Это честно.
— Хорошо, — фыркнула я. — Я целовалась с девочкой по имени Аманда Харпер, когда мне было пятнадцать.
Он поднял подбородок:
— Ты целовалась?
— Да.
Он придвинулся поближе, глядя с любопытством:
— Тебе понравилось?
— Нет. Не совсем. Я имею в виду, было нормально, — я, ссутулившись, вцепилась в край столешницы. — Она была школьной лесбиянкой, и я хотела проверить, вдруг я тоже была одной из них.
— В твоей школе была только одна лесбиянка?
— Ох, я подозревала еще нескольких человек, но только она открыто заявляла об этом. Она сама себя так именовала.
— Хорошо для нее, — его руки легли мне на коленки и раздвинули их, освобождая место для него. — Почему ты думала, что была лесбиянкой?
— Точнее, я надеялась, что была би, — сказала я. — Больше выбора. Так как, честно говоря, парни в школе были...
— Они были что? — он сжал мою попу и, двигая меня по столешнице, приблизил к себе. Я нисколько не сопротивлялась.
— Они на самом деле меня не интересовали.
— Но поцелуй с твоей лесби-подругой Амандой также не заинтересовал тебя?— спросил он.
— Да, не заинтересовал.
Он цокнул языком:
— Блин. Это печальная история. И, между прочим, ты обманываешь.
— Что? Как?
— Ты должна была рассказать мне что-то ужасное, — его улыбка осталась позади.— Рассказать мне о твоем поцелуе с языком с девочкой — это даже отдаленно не ужасно.
— Я не говорила, что было с языком.
— А было с языком?
— Слегка. Легкое касание, возможно. Но потом я забеспокоилась и остановилась.
Он сделал еще глоток пива:
— Твои кончики ушей снова стали розовыми.
— Держу пари так и есть, — засмеялась я и наклонила голову. — Я не обманываю. Я никому не рассказывала об этом поцелуе. Я собиралась унести это с собой в могилу. Ты должен гордиться тем, как я доверяю тебе.
— Да, но рассказать мне что-то, что я, скорее всего, найду возбуждающим — это обман. Ты должна рассказать мне что-то ужасное. Правила ясны. Попробуй снова и на этот раз расскажи что-нибудь страшное.
— Это очень возбуждающе?
— В следующий раз, когда я буду принимать душ, я, определенно, воспользуюсь этой историей.
Я прикусила язык и отвела взгляд. Воспоминания этого утра, как Дэвид намыливает мои руки, а затем притягивает их к себе, атаковали мой рассудок. Мысли о нем, мастурбирующем из-за моего рассказа о подростковом сексуальном эксперименте... «удостоены чести» не совсем правильные слова. Но я не могла сказать, что мне не понравилась эта идея.
— Ну, только представь меня постарше. Пятнадцать — немного отвратительно.
— Ты всего лишь поцеловала ее.
— Ты оставишь все как есть в своей голове? Ты будешь уважать точность и правомерность, и не зайдешь дальше в том, что было между мной и Амандой?
— Хорошо. Я представлю тебя старше. И чертовски безумно любопытной, — он притянул меня ближе, снова используя свой «руки-на-моей-попе» метод, и я обхватила его своими руками.
— Теперь, давай снова, и на этот раз как следует.
— Ага, ага.
Он медленно целовал одну сторону моей шеи:
— Ты ведь не солгала на счет Аманды?
— Нет.
— Хорошо. Мне понравилась эта история. Ты должна рассказывать мне ее чаще. Теперь давай-ка снова.
Я колебалась, оттягивая. Дэвид прислонил свой лоб к моему, тяжело вздохнув:
— Просто, черт возьми, расскажи что-нибудь.
— Я не могу ни о чем думать.
— Чушь.
— Я не могу, — проскулила я. В любом случае я не хотела бы делиться всем.
— Скажи мне.
Я застонала и слегка ударила своим лбом о его лоб.
— Дэвид, ты последний человек, перед кем я хотела бы выставить себя с плохой стороны.
Он отстранился, осматривая меня:
— Ты переживаешь из-за того, что я подумаю о тебе?
— Конечно.
— Ты честная и хорошая, детка. Ничего из того, что ты могла сделать, не может быть настолько плохим.
— Но честность — не всегда хорошо, — сказала я, пытаясь объясниться. — Я постоянно открываю свой рот, когда не должна. Высказываю свое мнение людям, когда должна бы промолчать. Я сначала делаю, потом только думаю. Посмотри, что произошло в Вегасе между нами. В то утро я не задала ни одного правильного вопроса. И я всегда буду сожалеть об этом.
— В Вегасе была экстремальная ситуация, — он рукой гладил мою спину, успокаивая меня. — Тебе не стоит беспокоиться об этом.
— Ты спросил меня, как я себя почувствовала, когда на тебе висела та поклонница в ЛА. Тогда я справилась с этим. Но суть в том, что если бы такое случилось сейчас, и какая-то женщина попыталась прилипнуть к тебе, я бы, вероятно, сильно расстроилась. Я не всегда смогу спокойно реагировать на шумиху вокруг тебя. Что тогда произойдет?
Он издал горловой звук:
— Не знаю, я, в конце концов, пойму, что ты человек? Что ты иногда можешь выходить из себя, как и все остальные?
Я не ответила.
— Мы оба вспыльчивы, Эв. Это данность. Мы просто должны быть более терпеливыми друг с другом, — он положил палец на мой подбородок, приподнимая его так, чтобы он поцеловать меня. — Теперь скажи мне, что тебе сегодня рассказала Лорен.
Я уставилась на него, застигнутая врасплох и загнанная в угол. Мои внутренности скрутило в узел. Я должна сказать ему. Этого не избежать. Я не могла контролировать то, как он отреагирует.
— Она рассказала мне, что твоя первая девушка предала тебя.
Он на мгновение зажмурился.
— Да. Такое было. Мы были вместе очень долго, но... я всегда был либо на записи, либо на гастролях, — произнес он. — Мы были в турне по Европе в течение восьми-девяти месяцев, когда это произошло. Гастроли разрушают много пар. Поклонницы и весь этот образ жизни могут по-настоящему испортить тебя. Оставаться все время позади, вероятно, также нелегко.
Держу пари, что это так.
— Когда у тебя следующие гастроли?
Он покачал головой:
— Пока не назначены. И не будут до тех пор, пока мы не запишем новые песни, а этого до сих пор не произошло.
— Ясно. Как это работает? Я имею в виду, ты веришь что то, что происходит в турне, там и остается? — спросила я. Границы наших отношений в действительности никогда не устанавливались. А именно, что значит наш брак? Он хотел, чтобы мы были вместе, но у меня есть учеба, работа, моя жизнь. Возможно, хорошие жены бросили бы все это и поехали бы с группой. Или, возможно, жен даже не приглашали. Я не имела ни малейшего понятия.
