а научить их можно, только пересказывая «Ромео и Джульетту» и Священное Писание так, чтобы они с помощью машинного обучения могли определять, что хорошо, а что плохо. А сейчас я скажу самую страшную вещь. Слово «скринлайф» ведь состоит из двух слов – «скрин» и «лайф». И если с «лайфом» более-менее все понятно, то вот со «скрином» возникает серьезный вопрос. Потому что вполне вероятно, что в ближайшие несколько лет благодаря нашему коллеге Илону Маску понятие экрана может вообще отмениться. Если тебе в мозг начнут транслировать информацию напрямую, минуя зрение и слух, то большим вопросом станет, что же такое экран. Ведь экран – это граница между одним миром и другим, это может быть проекция, или плазма, или любой другой способ демонстрации другой реальности. Сегодня эта граница существует, но как только информация будет попадать в мозг напрямую – она сотрется, и эти два мира, цифровой и реальный, окончательно соединятся. И меня это пугает и вдохновляет одновременно: вообразить мир нашего ближайшего будущего, в котором не будет экранов.
Но все-таки очень сложно предположить, что может быть с кинематографом, когда эта граница разрушится. Может быть, вообще ничего не поменяется – в силу той самой инерции и консерватизма, нежелания выходить из зоны комфорта, о которых мы говорили в самом начале?
А, нет, я, кстати, знаю, что будет! Все вернется к состоянию книги, текста. Что такое книга? Это же программный код, который наш мозг превращает в образы. Кто-то с помощью воображения создает мир и записывает его в виде кода, и этот код считывает уже мозг другого человека, разворачивая его в какой-то другой образ, не обязательно идентичный тому, который был записан изначально. Книжки ведь во времени меняют свой контекст, и люди по-разному понимают одни и те же вещи. И когда у нас будут чипы в голове, я точно так же буду создавать некий код, который будет разворачиваться в головах у зрителей. В общем, это очень интересный и, конечно, совершенно безответственный разговор.
Но это интересный сюжет – могут ли в реальности скринлайфа по-другому взаимодействовать автор и зритель? Тот же интерактивный скринлайф пока, кажется, себя не оправдал, как и вообще интерактивное кино. Оно все еще сильно проигрывает в сравнении с классическими формами повествования.
Мне кажется, наша главная ошибка в том, что интерактивным скринлайфом занимаются не геймдизайнеры, а кинематографисты. Мы сделали фильм «Игрок», в котором есть интерактивные вставки, и 80 % зрителей проголосовали за то, что хотят смотреть его именно в интерактивном формате. Но мы привыкли рассказывать истории, не дающие возможности зрителю делать выбор. Интерактивным скринлайфом должны заниматься геймдизайнеры, то есть люди, которые умеют и любят вовлекать зрителей в диалог. И это – то, что нам сейчас предстоит сделать, потому что язык к этому готов, то есть мы можем рассказывать истории и подводить людей к выборам. Но какие выборы, когда, сколько, в какой последовательности они должны делать – тут нужно подключать геймдизайнеров. А еще можно делать фильмы, которые адаптируются под зрителя без его воли. Давно существует технология распознавания эмоций, поэтому, если у меня включена веб-камера и компьютер видит, что я зеваю, значит, можно заложить вариативность, при которой монтаж ускоряется, а какие-то сцены будут пропущены. А если я сижу напряженный и не двигаюсь, то, наоборот, монтаж можно растянуть.
Какие вызовы скринлайфа интересны вам сегодня не как продюсеру, а как режиссеру?
Их много. У меня есть история про измененное сознание, которую мне очень хочется рассказать на языке скринлайфа. Ее рабочее название – «Лурия», она про человека, у которого сломался компьютер, и он пытается его починить. Компьютер тормозит, буквы меняются на какую-то абракадабру, он теряет информацию, у него часы все время сбиваются. И в какой-то момент герой обнаруживает, что это не компьютер сломался, а он сам пережил травму и сломался его мозг. И если часы прыгают с 12:00 на 2:30 – значит, у него происходит провал в памяти. Это что-то близкое к «Помни» (Memento, 2000), «Игры разума» (A Beautiful Mind, 2001), «Пробуждение» (Awakenings, 1990). Мне интересно понять, как человек с измененным сознанием существует в цифровом мире. Это очень красивая, интересная и сложная тема для исследования.
Последний вопрос. Когда в марте 2020-го началась пандемия, много ли людей вам позвонили и сказали: «Ты же все это предсказал еще несколько лет назад»?
Да, это стало практически общим местом. Но, как ни странно, мне кажется, что пандемия – только одно, причем далеко не самое значимое событие, которое толкает скринлайф вперед. Я думаю, что нас ждет серия других событий, таких как появление и развитие искусственного интеллекта как субъекта. Пандемия заставила многих осознать то, что в реальности уже произошло, – например, что торговля и общение перешли в онлайн. Пандемия просто выступила катализатором осознания, она мало что изменила сама по себе. Зато мы столкнулись с другой проблемой. Если раньше к скринлайфу было недоверие, потому что он был абсолютной новинкой, экспериментом, и даже успехи «Поиска» и «Убрать из друзей» не всех убеждали, то сейчас скептики стали говорить, что «слишком много этого всего». Поэтому, как ни печально, перейти эволюционным путем в скринлайф, мне кажется, невозможно. Видимо, нужен сильный кризис, который глобально поменяет всю систему. Мы же видим, что на каждом фестивале зрители дают призы скринлайф-фильмам, а жюри – нет. И дело не в людях, которые должны измениться, – в современной дистрибуции роль человека вообще сильно уменьшается. На YouTube нет дистрибьюторов, там есть только ты и аудитория, с которой ты разговариваешь. И этот процесс будет только развиваться, а роль критиков и продюсеров, которые принимают решения за зрителей, – уменьшаться. Именно эти изменения открывают возможности для стремительного развития скринлайфа.
Круги памяти этого забавного случая истерии, спровоцированной на Хеллоуин 1938 года, еще какое-то время будут расходиться по Америке, где радиосети – с большим или меньшим успехом – будут пытаться повторить успех Уэллса, упаковав свои истории в знакомые слушателям, до боли реалистичные радиоформаты. Финал этим попыткам положит катастрофа нападения на Пёрл-Харбор. Ведь, памятуя об уэллсовских выходках, новости об ударе японцев по гавайским военно-морским базам США многие тоже воспримут как шоу. – Прим. авт.
Found-footage («найденная пленка») – киножанр, характерен для фильмов ужасов. Отличительная особенность – любительские записи пропавших или погибших персонажей, которые находят главные герои картины. – Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, прим. ред.
Мокьюментари (англ. mockumentary, «псевдодокументальный
