* * *
– Не обижайся, но выглядишь ты ужасно. – заявляет Шона.
Она плюхается на соседний стул и водружает на стол свой поднос. Вчерашний разговор с матерью был похож на внезапный раскат грома, после которого все остальное звучит приглушенно. Я всегда знал, что отец жестокий человек. Но я думал, что другие альтруисты ни в чем не виноваты. В глубине души я всегда считал себя слабым – потому что я сбежал от них. Я повел себя как предатель… Теперь кажется, что бы я ни решил, я все равно кого-нибудь предам. Если я предупрежу альтруистов о предстоящем нападении, то предам лихачей. Не предупрежу их – предам мою бывшую фракцию, и уже по-настоящему. Мне нужно сделать выбор, но от этой мысли меня просто тошнит.
Сегодняшний день я провел так: проснулся и пошел на работу. Разместил рейтинг неофитов, который стал причиной раздора: я выступал за улучшение показателей, а Эрик – за последовательность обучения. Потом я побрел в столовую. Я будто бы двигался только благодаря мышечной памяти.
– Ты будешь что-нибудь есть? – спрашивает она, кивая в сторону моей полной тарелки.
Я пожимаю плечами:
– Возможно.
Я догадываюсь, что сейчас она спросит у меня, в чем дело, поэтому меняю тему:
– Как дела у Линн?
– Тебе лучше знать, – отвечает она. – Ведь ты наблюдаешь за ее страхами и все такое.
Я отрезаю кусок мяса.
– Каково это? – с любопытством спрашивает Шона, поднимая бровь. – Видеть чужие кошмары?
– Я не могу обсуждать с тобой страхи Линн, ты же в курсе.
– Ты сам придумываешь правила?
– Какая разница?
Шона вздыхает:
– Просто иногда мне кажется, что я ее совсем не знаю.
Мы доедаем молча. Вот что мне больше всего нравится в Шоне – ей не обязательно заполнять тишину болтовней. Закончив есть, мы вместе покидаем столовую. С другого конца Ямы нас зовет Зик.
– Привет! – здоровается он, оборачивая палец скотчем. – Не хотите размять кулаки?
– Давай. – Мы с Шоной отвечаем в унисон.
Мы идем к тренажерному залу. Шона рассказывает Зику свежие новости о том, как прошла ее неделя у границы.
– Два дня назад придурок, с которым мы патрулировали, окончательно спятил. Он клялся, будто что-то увидел… а это был обычный поли– этиленовый пакет, – выпаливает Шона. Зик проводит рукой по ее плечам.
Я ощупываю свои костяшки и стараюсь им не мешать. Когда мы добираемся до зала, до меня доносятся чьи-то голоса. Нахмурившись, я открываю дверь ногой. Внутри находятся Линн, Юрайя, Марлен и… Трис. Такое столкновение разных людей меня даже удивляет.
– Мне показалось, я слышал здесь что-то странное, – бормочу я.
Юрайя стреляет по мишени из пистолета с пластиковыми пульками, которые шутки ради лежат повсюду в лагере Лихачества. Я уверен, что пистолет не его – он принадлежит Зику. Марлен что-то жует. Она улыбается мне и приветственно машет рукой.
– А вот и мой братец-дурачок! – восклицает Зик. – Вам нельзя находиться здесь после отбоя. Осторожнее, а то Четыре доложит обо всем Эрику, и вам несдобровать.
Юрайя засовывает пистолет за пояс, не поставив его на предохранитель. В конце концов, он выстрелит прямо у него в штанах, оставив шрам на его заду. Я помалкиваю. Я держу дверь открытой, чтобы выпроводить их отсюда. Поравнявшись со мной, Линн заявляет:
– Ты бы не рассказал Эрику.
– Нет, не рассказал бы, – соглашаюсь я.
Когда мимо меня проходит Трис, я выставляю руку вперед, и она попадает ей между лопатками. Я не могу понять, специально ли я так поступил или нет. Меня мало это волнует.
Остальные болтают в коридоре, и наш первоначальный план провести время в тренажерном зале оказывается напрочь забыт. Юрайя и Зик начинают пререкаться, а Шона с Марлен доедают маффин.
– Подожди секунду, – прошу я.
Она поворачивается ко мне. Она выглядит взволнованной. Я с трудом пытаюсь улыбнуться, но у меня ничего не получается. Ранее, когда я вывесил рейтинги неофитов, я заметил напряжение в тренажерном зале – подсчитывая баллы, я никогда не задумывался о том, чтобы занизить ей оценки для ее же блага. Это было бы оскорблением по отношению к ее навыкам, но, возможно, она бы лучше стерпела оскорбление, чем конфликт, назревающий между ней и неофитами. Она – бледная и вымотанная, возле ее ногтей небольшие порезы, а во взгляде сквозит нерешительность, но я уверен, что дело не в баллах и ссорах с новичками. Она – не из тех, кто станет отсиживаться в безопасности.
– Твое место здесь, верно ведь? – спрашиваю я. – Рядом с нами. Скоро все закончится, и… ты просто держись, хорошо? – Я чувствую, как моя шея горит, и я царапаю ее ногтями, не в состоянии посмотреть в глаза Трис, хотя она смотрит на меня в упор, пока тянется бесконечное молчание.
Затем она скользит своими пальцами по моим, и я с удивлением таращусь на нее. Я слегка сжимаю ее ладонь. Меня охватывают смятение и усталость, но я понимаю, что, несмотря на то что я тысячу раз неловко касался ее и каждый раз совершал оплошность, я только сейчас получил от нее отдачу. Трис отворачивается и убегает, чтобы догнать своих друзей.
А я стою в коридоре в одиночестве и улыбаюсь как идиот.
* * *
Я тщетно пытаюсь уснуть, ворочаясь под одеялом, стараясь удобно устроиться. Но ощущение такое, будто у меня вместо матраса – мешок, набитый камнями. Наверное, я слишком поглощен мыслями. В итоге я сдаюсь, обуваюсь, надеваю куртку и направляюсь к «Спайру» – я всегда хожу туда, когда меня мучает бессонница. Я о многом размышляю. Может, снова включить программу пейзажа страха, думаю я. Но ведь днем я не позаботился о том, чтобы пополнить запас сыворотки для симуляции, значит, теперь это будет непросто. Поэтому я иду в диспетчерскую, где Гас встречает меня ворчанием, а два других оператора вообще не замечают.
Я уже не пытаюсь получить доступ к файлам Макса – мне кажется, что я получил достаточно информации. Грядет нечто очень плохое, а я понятия не имею, буду ли пытаться это остановить. Мне нужно рассказать о планах Макса и Джанин хоть кому-нибудь, кто поймет меня и посоветует, что делать. Но мне некому довериться. Мои друзья родились и выросли во фракции Лихачества. Я и не представляю, насколько сильно они доверяют своим лидерам. Сейчас я ни в чем не уверен.
Почему-то в голове возникает образ Трис – искренне, но в то же время сурово она жмет мою руку в коридоре. Я просматриваю записи, изучая городские улицы, а затем переключаюсь на лагерь Лихачества. В основном в коридорах настолько темно, что я бы не смог ничего увидеть, если бы случайно там оказался. В наушниках звучит шум воды в пропасти или свист ветра в переулках. Я вздыхаю, опираюсь на локоть и наблюдаю за тем, как на мониторе сменяются изображения. Постепенно на меня нападает дремота.
– Ступай спать, Четыре, – говорит Гас с другого конца комнаты.
Я просыпаюсь, дернувшись, и киваю. Если я не слежу за записями, то мне лучше не сидеть в диспетчерской. Я выхожу из своей учетной записи и тащусь к лифту, часто моргая, чтобы не уснуть.
В холле я слышу вопль, доносящийся снизу, из Ямы. Не добродушный рев кого-нибудь из лихачей, не возглас испуганного, но довольного неофита, нет, это крик с вполне определенным оттенком – оттенком страха. Острые камушки рассыпаются позади меня, когда я сбегаю к самому дну Ямы. Я дышу часто и тяжело, но ровно. Трое людей в черном стоят неподалеку от перил. Они окружили кого-то еще, и этот человек гораздо меньше ростом. И хотя я не могу их разглядеть, я сразу понимаю, что назревает поединок. Хотя слово «поединок» здесь совсем не подходит, потому силы явно не равны. Один из нападавших резко оборачивается, замечает меня и улепетывает в противоположном направлении. Подобравшись ближе, я натыкаюсь на мужчину, который уже поднял жертву над пропастью.
– Эй! – вырывается у меня.
Я вижу ее светлые пряди, которые тотчас блекнут во тьме. Я вступаю в драку с противником – по рыже-красному цвету его волос я узнаю Дрю – и ударяю его о заграждение вокруг пропасти. Один, два, три раза я бью его по лицу, и он падает на землю. Я пинаю его, не задумываясь, ни о чем не задумываясь.
– Четыре, – произносит она тихим и измученным голосом, и это единственное, что заставляет меня остановиться.
Она свисает с перил, болтаясь над пропастью, как кусочек приманки на рыболовном крючке. Последний нападавший улизнул. Я бегу к ней, хватаю ее под плечи, вытаскиваю через перила и прижимаю к себе. Она утыкается лицом мне в плечо, обвивая мое тело под рубашкой.
Сокрушенный Дрю не шевелится. Я слышу, как он стонет, когда уношу Трис подальше отсюда – но не в больницу, где Трис будут искать ее недоброжелатели, а к себе домой. Я шагаю по сумрачному коридору. Я толкаю дверь и кладу ее на кровать. Провожу пальцами по ее носу и щекам, проверяя, нет ли переломов, затем щупаю пульс и наклоняюсь ближе, чтобы послушать дыхание. Похоже, она в порядке. Даже место удара на ее затылке – опухшее и поцарапанное, – но, кажется, несерьезное. Она не сильно ранена. А вот Дрю, возможно, повезло меньше.
