– Неважно.
– И ты преодолел этот страх?
– Пока нет.
Мы стоим у двери спальни. Дорога до нее еще никогда не была такой короткой. Я кладу руки в карманы, чтобы опять не натворить глупостей.
– Возможно никогда не преодолею.
– Так значит, страхи не покидают нас? – спрашивает Трис.
– Иногда покидают. Иногда на их место приходят новые. Но цель не в том, чтобы стать бесстрашным. Это невозможно. Цель в том, чтобы научиться сдерживать страх, освободиться от него, – вот в чем цель.
Трис кивает. Не представляю, зачем она пришла к нам, но я мог бы предположить, что она выбрала Лихачество за свободу. Альтруизм задушил бы ее искорку, а Лихачество, при всех недостатках, раздуло из ее крошечного стремления настоящий огонь.
– Как бы то ни было, – говорю я, – твои страхи – редко то, чем кажутся на симуляции.
– В смысле? – недоуменно повторяет она.
– Ну, ты действительно боишься ворон? – улыбаюсь я. – При виде вороны ты с криками бежишь прочь?
– Наверное, нет, – отвечает она и подходит ко мне ближе.
Я чувствовал себя спокойнее, когда мы держались на расстоянии. Она делает еще один шаг, и я думаю о том, чтобы прикоснуться к ней. У меня пересыхает во рту. Я почти никогда не хотел этого с другими девушками.
– И чего же я боюсь на самом деле? – упорствует Трис.
– Я не знаю, – пожимаю плечами я. – Это можешь сказать только ты.
– Я не знала, что стать лихачкой будет так сложно, – произносит она.
Я рад, что у меня появились другие мысли, кроме того, как легко можно было бы положить руку на изгиб ее спины.
– Говорят, так было не всегда. В смысле быть лихачем.
– А что поменялось?
– Власть. Тот, кто контролирует обучение, задает стандарт поведения лихачей. Шесть лет назад Макс и другие лидеры изменили методы, сделав обучение более состязательным и грубым, – говорю я.
Раньше тренировочным поединкам придавалось не столь большое значение. Никто не дрался без перчаток. На неофитах были элементы защитной экипировки. Основной акцент сводился к силе и мастерству, к развитию духа товарищества. Но даже когда я был неофитом, во фракции казалось лучше, чем сейчас. Мы не имели ограничений по количеству будущих членов Лихачества, а поединки останавливались, когда один из участников сдавался.
Я на некоторое время умолкаю, а затем продолжаю:
– Это было якобы чтобы проверить силу людей. И это изменило приоритеты Лихачества в целом. Спорим, ты не угадаешь, кто новый любимчик лидеров.
Разумеется, она догадывается.
– Если ты был первым в своем классе неофитов, каким по счету был Эрик?
– Вторым.
– Выходит, он был вторым кандидатом. А ты – первым.
Проницательно. Вряд ли я гожусь для первого места, но я точно был бы лучшим вариантом, чем Эрик.
– Почему ты так думаешь? – спрашиваю я вслух.
– Из-за того, как Эрик вел себя на ужине в первый вечер. Завистливо, хоть и получил то, что хочет.
Я никогда не смотрел на ситуацию с такой стороны. Эрик завидует? Но чему? Я ничего у него не отнял, никогда не представлял для него реальной угрозы. Однако он преследовал Амара, а потом меня. Но, возможно, Трис права – вероятно, я действительно не замечал, насколько Эрик расстроился из-за того, что уступил первое место перешедшему из Альтруизма, несмотря на все свои старания? Или его злило то, что Макс выдвинул меня на должность лидера, хотя именно Эрика отправили в Лихачество, чтобы он получил эту должность?
Трис трет лицо.
– Заметно, что я плакала? – Ее вопрос звучит почти забавно. Ее слезы исчезли так же быстро, как и появились, и теперь ее лицо снова спокойное, глаза – ясные и сухие, а волосы гладкие. Словно ничего не произошло – как будто она не была скована ужасом в течение трех минут.
Она сильнее, чем был я, будучи неофитом.
– Гм. – Я наклоняюсь к ней ближе, делая вид, что рассматриваю ее, но потом это уже перестает быть шуткой. Наши лица почти соприкасаются, и я чувствую ее дыхание.
– Нет, Трис, – говорю я наконец. – Ты выглядишь… – я медлю и вставляю выражение лихачей: – Просто железной.
Она слегка улыбается.
Я улыбаюсь в ответ.
* * *
– Эй, – сонно говорит Зик, опираясь на локоть. – Не хочешь меня подменить? Скоро мне действительно придется приклеивать веки, чтобы глаза не закрывались.
– Извини, – говорю я. – Мне просто нужен компьютер. Ты же знаешь, что еще только девять?
Зик зевает.
– Я устаю, когда мне до смерти скучно. Кроме того, моя смена почти закончилась.
Я люблю дежурить в диспетчерской по ночам. Сейчас здесь только три лихача, которые просматривают записи, поэтому в помещении тихо, не считая гула компьютеров. Из окна виден светлый кусочек луны, в Городе царит темнота. В лагере Лихачества сложно найти спокойное местечко, и диспетчерская – одно из них.
Зик приникает к своему экрану. Я сажусь за соседний компьютер и поворачиваю монитор в свою сторону. Затем вхожу в систему, используя подставную учетную запись, которую я создал пару месяцев назад, чтобы никто не смог меня вычислить.
Я моментально запускаю программу, которая открывает мне удаленный доступ к компьютеру Макса. На взлом уходит несколько секунд. Я как будто сижу в кабинете Макса за его собственным компьютером.
Я действую быстро и систематично. Вместо названий Макс присваивает своим папкам номера, поэтому я не знаю, что лежит в каждой из них. Большинство из них содержит безобидную информацию – списки членов Лихачества или календарь событий. Я методично просматриваю их.
Наконец я нахожу что-то странное. Список запасов, но в нем нет ни еды, ни одежды, ни чего-либо другого, что необходимо для функционирования фракции Лихачества. Но здесь есть оружие. Шприцы. И что-то еще с пометкой «Сыворотка D2». Могу предположить лишь одну причину, по которой лихачам понадобилось столько оружия. Нападение. Но на кого?
Я снова оглядываю диспетчерскую, стук сердца отдается у меня в голове. Зик играет в игру, которую сам же и разработал. Второй оператор откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Третий лениво помешивает соломинкой воду в стакане. На меня никто не обращает внимания. Я открываю другие файлы. После нескольких неудачных попыток я нахожу карту. На ней в основном – буквы и цифры, и поначалу я не могу понять, что на ней изображено. Затем – для сравнения – я разворачиваю на экране карту Города и понимаю, какие именно улицы находятся в центре внимания Макса. Это сектор Альтруизма. Ясно. Атаковать будут именно альтруистов.
* * *
Разумеется, это очевидно. На кого еще могут напасть Макс и Джанин Мэтьюз? У них свои – давние – счета с Альтруизмом. Я должен был понять все гораздо раньше – еще в тот момент, когда Эрудиты опубликовали историю о Маркусе – чудовищном муже и изверге-отце. Похоже, то была единственная правдивая статья из всех, которые они успели написать за время своего существования.
Неожиданно Зик пинает мою ногу.
– Смена закончилась. Может, хватит? Спать пора.
– Нет, – говорю я. – Мне нужно выпить.
Он заметно оживляется. Не каждую ночь я решаюсь забыть про замкнутость Сухаря и пойти на поводу лихих желаний.
– Вот это по-нашему, – ухмыляется он.
Я закрываю программу, учетную запись и остальные файлы. Я постараюсь попридержать информацию о нападении на Альтруизм, пока не буду знать, что делать, но тревожные мысли преследуют меня всю дорогу до лифта, в холле и по дороге к Яме.
* * *
Я выхожу из симуляции с тяжелым ощущением внутри. Я отсоединяюсь от проводов и встаю. Трис не оправилась от симуляции, в которой почти утонула. Она судорожно вздыхает, ее руки трясутся. Я наблюдаю за ней некоторое время, отчаянно размышляя, как сказать ей то, что я должен.
– Что? – спрашивает она.
– Как ты это сделала?
– Что сделала?
– Разбила стекло.
– Я не знаю.
Я киваю и подаю ей руку. Она легко встает, но избегает смотреть мне в глаза. Я проверяю, не расставлены ли по углам камеры. Замечаю одну – как раз там, где я и предполагал, – прямо напротив нас. Я беру Трис под локоть и вывожу из комнаты. Теперь нас точно никто не засечет – мы находимся в «слепой» зоне межу двумя точками наблюдения.
– Что? – раздраженно произносит Трис.
– Ты дивергент, – отвечаю я.
Сегодня я был не очень любезен с ней. Вчера вечером я видел ее с друзьями возле пропасти. Тогда я все неверно понял, и в итоге я наклонился к ней чересчур близко и сказал ей, что она хорошо выглядит. Я переживал, поскольку зашел слишком далеко. Теперь я переживаю еще больше, но уже по другим причинам. Она разбила стекло. Она дивергент. Она в опасности. Она пристально смотрит на меня. Затем откидывается к стене, приняв почти небрежную позу.
