Айк долго сидел в опустевшем ангаре. У него не было ни малейшего представления о том, что он будет делать. Когда на взлетной площадке стало тихо после шумных заправок и взлетов, он подошел к своей старой «Сесне». Он всегда влюблялся в свои самолеты. В них сочеталось что-то хищное и в то же время мягкое, как в старых растолстевших коршунах. Он заметил, что течь в гидравлическом затворе так и не была устранена. Из двигателя на стопку газет продолжало капать масло — по капле в десять секунд. Не проблема. В полете двигатель не тек, это начиналось лишь на земле, когда затвор остывал. Тогда с точностью часового механизма он выпускал из себя по одной черной капле в десять секунд — шесть за минуту. Некоторое время Айк смотрел, как он капает, и пошел в офис. Он взял пачку круглых бизнес-карточек с телефонной стойки и вернулся к своему текущему самолету. Через полчаса в центре каждой мишени у него было по черному масляному пятну. Сто восемьдесят карточек, по шесть в минуту. С точностью часового механизма.
Он по-прежнему не знал, что собирается сделать, пока не увидел сквозь открытую дверь ангара грузовик, направлявшийся к рабочим через поле. Когда тот повернул обратно, Айк выскочил навстречу, размахивая руками.
— Мне нужен твой грузовик, Охо.
— Зачем? — водитель с подозрительным видом присматривался, высунувшись из окошка, пока не узнал Айка. Охо приходился родней Карлосу Браво — не то внучатым племянником, не то еще кемто. Ему было около двадцати, у него было глупое толстое лицо и усы, от чего углы рта казались вздернутыми.
На полчаса, приятель. Двадцать баксов.
Конечно, Исаак. Только не останавливайся у закусочных — начальство не любит этого.
Через двадцать минут Охо получил свой грузовик обратно, а Исаак летел на окружную ярмарку в Мадеру. Мадера — это было лучшее, на что он мог пока рассчитывать, так как до Сакраменто ему бы с таким грузом не хватило топлива.
Он добрался до парка перед самым полуднем. Оставаясь на высоте в тысячу футов, он сделал рекогносцировочный круг, чтобы изучить направление ветра и расположение проводов. Внизу виднелась нарядная круговерть счастливых молодых семейств.
Айк долетел до заполненной машинами стоянки, круто повернул назад и начал снижаться. Вид ярмарки становился все более отчетливым. Как кусок торта. С краю, расцвеченное огнями, крутилось чертово колесо. Айк, ухмыльнувшись, скользнул над ним, чуть не задев задним шасси верхнюю кабинку, и нырнул вниз, открыв заглушки. Единственное, что он успел увидеть на экране заднего обзора, это целую вереницу искаженных от ужаса лиц. Приборы показывали, что груз израсходован всего наполовину. Он снова развернулся. На этот раз собравшаяся публика уже не казалась ни нарядной, ни счастливой. Скорее ярмарка напоминала муравейник, политый «Рейдом». Теперь люди стояли, задрав головы вверх, и на их лицах по-прежнему был написан ужас, но паники уже не было. Он вылил остатки груза над чертовым колесом, и его охватило чувство удовлетворения, легкости и опустошенности. Он сделал третий заход, уже спокойно, и сбросил бизнес-карточки. Он понял по лицам, что люди догадались, чем он полил их. Теперь смятение и ужас сменились совершенно иным чувством — всепоглощающей яростью — они потрясали кулаками, кидали в него камни, делали непристойные жесты. Измазанные мамы, папы, детки, приживалки и все остальные прыгали, как жабы в выгребной яме. Он осуществил прекрасное опыление: внизу не осталось ни одного живого существа, на которое не попала бы хоть капля жидкости. Единственное, о чем он сожалел, что у него было слишком мало карточек.
Он снова спал на незастеленном водяном матрасе, опять не раздевшись, с той лишь разницей, что рядом с ним спала одетая Джина, по-прежнему накачанная седативными средствами, когда в дверь постучал шериф из Фресно, явившийся в сопровождении дюжины полицейских. Когда Айка уже уводили в наручниках, у нее хватило сил на то, чтобы приоткрыть один глаз.
— Что происходит? — с трудом выговорила она.
— Спите дальше, — ответил ей молодой отутюженный полицейский.
— Что происходит? — закричала она. Полицейский ухмыльнулся.
— Пойман неизвестный ярмарочный террорист. Подробности в одиннадцатичасовых новостях.
Подробности были исчерпывающими. К одиннадцати часам Айк Соллес уже не был неизвестным — о нем знали все. Местное телевидение снимало накануне ярмарочные гуляния и подробно зафиксировало все происходившее. Сенсационные кадры отразили крики и панику во время первого налета, ярость и негодование после второго и наконец завершающее потрясение после сброса карточек. Сознательные телевизионщики записали номер самолета и отправились в поля, где шериф уже допрашивал Охо Браво.
— Конечно, я все скажу, — сообщил Охо перед телекамерами. — Я знаю, зачем Айку Соллесу понадобился мой грузовик. У него только что умерла его маленькая девочка. Ну он и психанул, как любой из нас. Считаю ли я его террористом? Нет, его можно назвать бандитом, но он никакой не террорист. Просто распсиховавшийся бандит. А собственно, что он такого сделал? Немножко покакал на состоятельных людей? Так мне каждый день какают на голову за минимальную зарплату.
На крупных планах было видно, как блестят черные глаза Охо и возмущенно подрагивают его смешные усы. Интервью было таким впечатляющим, что его показали во всех программах с этим сюжетом. Когда через два дня Айка выпустили под залог, они оба с Охо Браво уже были вышвырнуты с работы и пользовались мировой известностью. Это не означало, что они лишились возможности повторить свою акцию; просто теперь они должны были дождаться сигнала от других эмигрантов, когда взлетная площадка и «Сесна» будут свободны. Через неделю Айк опылил окружную ярмарку в Стоктоне, заклеив предварительно номера «Сесны», а еще через неделю ярмарку в Сакраменто, прежде чем его снова поймали. На этот раз они не стали заморачиваться с Охо Браво. Им было достаточно Исаака Соллеса. И на этот раз в залоге было отказано. Бандит Бакатча должен был дожидаться суда за решеткой со связанными крыльями. Однако к этому времени у него образовался целый легион последователей. И лето выдалось на редкость интересным.
Старый «Оттер» уверенно следовал вдоль береговой линии, погода стояла тихая и ясная. На небе не было ни облачка до самого Чилкутского перевала, который показался в поле видимости в самом начале третьего. Сумрак начал быстро сгущаться, пока видимость не достигла нулевой отметки. Айк попытался связаться со Скагуэйским аэропортом, чтобы там включили маяк. Треск, раздавшийся в ответ с диспетчерской вышки, разбудил Грира, проспавшего все шесть часов. С прилипшими к лицу волосами он вскочил и принялся дико оглядываться по сторонам, и, лишь сообразив, что находится в самолете, Грир облегченно вздохнул.
— Слава Тебе, Господи. А я решил, что нахожусь на подлодке.
— Пока еще нет, — обнадежил его Айк, если этот суп будет продолжаться, очень вероятно, что мы в нее и превратимся. Я ни черта не вижу, а они не включают маяк.
По радио Айку сообщили, что солнечные бури временно заглушают сигнал маяка, но что его самолет виден на радаре, и он летит абсолютно верно, разве что ему следует отклониться в сторону моря на несколько миль, тогда он выйдет за пределы коридора коммерческих рейсов.
— Видимость ограничена до предела, — проквакало радио. — Двадцать градусов к востоку-северо-востоку и снижайтесь до тысячи пятисот. Посадка разрешена. Назовите себя. Алле? Ваше имя и бортовой номер…
Айк молча начал снижаться. Через несколько минут самолет вынырнул из желтого подбрюшья сумрака, и видимость стала почти идеальной. Весь Скагуэй раскинулся перед ними в своем крохотном ущелье. У причала стояли два огромных туристических лайнера, расцвеченных огнями. А вокруг позолоченной статуи золотодобытчика на берегу крутилась толпа туристов. Статуя тоже была подсвечена прожекторами. Да и весь город, как заметил Айк, был освещен карнавальными огнями, словно солнце давным-давно уже село.
Внизу он разглядел синие огни новой посадочной полосы, проложенной вдоль реки. Полоса, державшаяся на цементных опорах, уходила далеко в залив, как восьмиполосное скоростное шоссе, и резко обрывалась в никуда. Навстречу им с нее только что взлетел турбореактивный израильский самолет, увозящий туристов обратно в их Землю Обетованную. Он тоже посверкивал всевозможным ночным освещением.
