– Боюсь, сегодня не получится. – В его лице появилось что-то робкое и ранимое, затронувшее какую-то струнку у нее внутри. – Ну да ладно, пойдемте! – И она сама была поражена тем, что только что у нее вырвалось!
Они сидели за залитым солнцем столиком на тротуаре, и ничто не напоминало о том ужасном дне две недели назад. Доктор Джекил и мистер Хайд! Он был любезен, он был очарователен и легок. В его обществе она чувствовала себя такой привлекательной! В нем не осталось ни капли былой самоуверенности.
– Вы бросили пить? – спросила она.
– До пятого – нет!
– Ах!
– Пока я не сказал себе «Стоп!» – нет. А вот после этого – брошу.
Когда Джулия собралась уходить, она отрицательно покачала головой в ответ на его предложение встретиться еще раз.
– Увидимся на корабле. После вашего двадцативосьмилетия.
– Хорошо. И вот что я вам скажу: это еще небольшая расплата за то непростительное преступление, которое я совершил по отношению к единственной женщине, которая мне нравится!
Она увидела его в первый же день плавания, и у нее сердце в пятки ушло, когда она, наконец, поняла, как сильно она его хочет. Неважно, что было у него в прошлом, неважно, что он совершил. Разумеется, это не значило, что она вообще когда-нибудь ему об этом скажет. Это значило, что он действовал на нее на каком-то химическом уровне, и гораздо сильнее, чем другие мужчины; все остальные рядом с ним смотрелись крайне бледно.
На корабле он пользовался популярностью. Ей рассказали, что он устраивает вечеринку в честь своего двадцать восьмого дня рождения. Джулию он не пригласил; когда они встречались, то вежливо беседовали – и ничего больше.
На следующее утро после пятого числа она увидела, как он без сил распластался на палубном шезлонге; лицо его было бледным. На лбу и вокруг глаз появились морщины; он потянулся за чашкой с бульоном, и она заметила, как дрожит его рука. Он пролежал там до самого вечера, ему было плохо, и выглядел он жалким. Проходя мимо него в третий раз, Джулия почувствовала неодолимое желание заговорить:
– Ну что, началась новая эра?
Он попытался привстать, но она жестом показала, что не стоит, и сама присела на стоявший рядом стул.
– Вы выглядите утомленным.
– Просто нервы пошаливают. Впервые за пять лет я целый день не пил!
– Скоро будет легче.
– Знаю, – угрюмо сказал он.
– Не падайте духом.
– Не буду.
– Могу я вам чем-нибудь помочь? Хотите, снотворное принесу?
– Терпеть не могу снотворное! – очень резко сказал он. – Простите, я хотел сказать: нет, спасибо!
Джулия встала:
– Мне кажется, вам будет лучше, если я оставлю вас в покое. Завтра все будет хорошо.
– Не уходите, если я вам не надоел.
Джулия опять села.
– Спойте мне – вы умеете петь?
– А что вам спеть?
– Что-нибудь грустное… Какой-нибудь блюз.
Она стала негромко и нежно петь ему «Вот как кончается сказка» Либби Холман.
– Хорошая песня. Спойте еще что-нибудь! Или эту же…
– Хорошо. Если хотите, я буду вам петь хоть целый день!
III
На следующий день после прибытия в Нью-Йорк он позвонил ей по телефону.
– Я так по тебе соскучился! – сказал он. – А ты по мне скучала?
– Боюсь, что да! – неохотно призналась она.
– Сильно?
– Довольно сильно. Тебе лучше?
– Уже все в порядке. Я просто слегка нервничаю. Завтра выхожу на работу. Когда мы увидимся?
– Когда захочешь.
– Тогда сегодня вечером. И еще… Повтори-ка!
– Что?
– Что ты боишься, что по мне скучала!
– Боюсь, что скучала! – покорно повторила Джулия.
– Скучала по мне! – добавил он.
– Боюсь, что я скучала по тебе!
– Ладно. Когда ты это говоришь, слова звучат как музыка!
– До свидания, Дик!
– До свидания, милая моя Джулия!
В Нью-Йорке она задержалась на два месяца вместо двух недель, которые собиралась там провести, потому что он ее не отпускал. Теперь днем вместо пьянства у него была работа, а после этого ему было необходимо видеть Джулию.
Иногда – когда он звонил и говорил, что слишком устал, чтобы куда-нибудь идти после театра, – она ревновала его к его работе. Без выпивки ночная жизнь значила для него даже меньше, чем ничего, – это было даром потраченное и бездарно проведенное время. А на Джулию, которая никогда не пила, ночная жизнь сама по себе действовала как стимулятор – вся эта музыка, парад мод… и то, какой красивой парой они смотрелись, когда танцевали. Поначалу они иногда виделись с Филом Хофманом; Джулия обратила внимание, что сложившаяся ситуация ему не по душе; потом они перестали с ним видеться.
Произошло несколько неприятных инцидентов. К Джулии явилась старая школьная подружка, Эстер Кэри, чтобы поведать о репутации Дика Рэгленда. Вместо того чтобы обидеться, Джулия познакомила ее с Диком и получила удовольствие от легкости, с которой Эстер изменила свое мнение. Были и другие, мелкие и досадные, эпизоды, но, к счастью, все свои скверные поступки Дик совершил в Париже, и за океаном они воспринимались как нечто из иной реальности. Теперь они испытывали друг к другу глубокие чувства – из памяти Джулии понемногу изгладилось воспоминание о том ужасном утре, – но ей все же хотелось полной уверенности.
– Через полгода, если все и дальше так пойдет, мы объявим о помолвке. А еще через полгода мы поженимся.
– Но это так долго! – посетовал он.
– А что, разве не было тех пяти лет? – ответила Джулия. – Я всем своим сердцем и разумом верю тебе, но что-то мне говорит: «Не торопись!» Помни: ведь я принимаю решение от имени будущих детей!
Ах, эти пять лет – так бездарно потраченных, словно их и не было!
В августе Джулия уехала на два месяца в Калифорнию повидаться с родней. Ей хотелось знать, как Дик будет жить в одиночестве. Они писали друг другу каждый день; его письма были то веселыми, то грустными, то усталыми, то бодрыми. Работа у него ладилась. Увидев, что он приходит в себя, его дядя по-настоящему в него поверил; но ему все время не хватало его Джулии. И когда в его письмах периодически стали появляться нотки отчаяния, Джулия решила сократить свой визит и вернулась в Нью-Йорк на неделю раньше, чем планировала.
– Слава богу, ты приехала! – воскликнул он, когда они, взявшись за руки, вместе вышли из здания Центрального вокзала. – Мне было так тяжело! Последнее время я несколько раз чуть не ударился в запой – я все время думал о тебе, а ты была так далеко!
– Милый, милый… Ты такой усталый и бледный… Ты слишком много работаешь!
– Нет. Но жизнь в одиночестве такая пресная! Когда я ложусь спать, в голове у меня кружится одно и то же… Давай поскорее поженимся!
– Не знаю… Посмотрим… Теперь твоя Джулия рядом, и у тебя больше нет никаких проблем!
Прошла неделя, и депрессия Дика усилилась. Когда ему становилось грустно, Джулия его нянчила, прижимая его красивую голову к своей груди, хотя ей больше нравилось, когда он вел себя уверенно, вселял в нее бодрость, смешил ее и она ощущала заботу и защиту. Она сняла квартиру на пару с подругой и записалась на курсы по биологии и ведению домашнего хозяйства при Колумбийском университете. Осенью они стали вместе ходить смотреть футбол и новые постановки в театрах, гуляли по первому снегу в Центральном парке, а долгие вечера среди недели проводили, сидя рядышком у камина. Время шло, и обоим уже не терпелось пожениться. Под Рождество у дверей ее квартиры появился нежданный гость – Фил Хофман. Они не виделись уже несколько месяцев. Нью-Йорк, отличающийся тем, что здесь имеется множество идущих строго параллельно дорог, не способствует случайным встречам даже близких друзей, а уж когда отношения становятся натянутыми, то нет ничего проще, чем этих встреч избегать.
Теперь они стали друг для друга чужими. Фил относился к Дику со скепсисом, поэтому автоматически превратился для нее во врага; с другой стороны, она заметила, что Фил изменился в лучшую сторону. В нем сгладились многие острые углы. Он теперь служил помощником прокурора округа и уверенно двигался вверх по карьерной лестнице.
– Итак, ты собралась замуж за Дика, – сказал он. – И когда?
– Скоро. Когда мама приедет на восток.
Он многозначительно покачал головой:
– Джулия, не выходи за Дика! Ревность здесь ни при чем – я умею проигрывать, но ведь ужасно, когда такая красавица, как ты, ныряет с закрытыми глазами в реку, где дно – сплошь из острых камней! С чего ты решила, что реки – или люди – меняются? Они просто иногда пересыхают или начинают течь по параллельному руслу, но я еще никогда не видел, чтобы хоть кто-то изменил свою сущность!
– Дик изменился.
– Может быть. Но не слишком ли многое зависит от этого «может»? Если бы он был некрасив, но нравился бы тебе, я бы сказал – ну что ж, вперед, может, я и не прав! Но мне, черт возьми, совершенно ясно, что тебя просто заворожили его красивое лицо и превосходные манеры!
– Ты его не знаешь, – ответила верная Джулия. – Со мной он совсем другой. Ты не знаешь, какой он мягкий и отзывчивый. А ты сейчас ведешь себя как злой и мелочный тип!
