— По-моему, они из той же партии, — прокомментировал Дракон.
— Кажется, тут многопартийная система, — добавил Мор, протирая забрызганные очки и держа на отлете шпагу, вымазанную зеленой гадостью — он уже успел кого-то проткнуть. Эйкин воодушевленно орудовал секирой, а Гил, остановившись чуть поодаль, всаживал стрелы в тех "партайгеноссен", кои имели неосторожность выскочить за пределы пылевой завесы.
Кольцо мерзостных нетварей норовило сжаться вокруг некоего центра. Внутренний пояс сего кольца составляли десятка полтора уже знакомых нашим героям ледяных воинов. Точнее, это было полукольцо — потому что тот, кого норовили окружить, прижимался спиной к отвесной скале. И если бы ледяных воинов можно было поразить железом, он давно бы уже нарубил из них мелкого крошева на корм окружающим нетварюшками — вернее, на коктейль со льдом. Впрочем, кормить и поить было уже некого шестеро маньяков при поддержке с воздуха успели истребить все многоногое и многощупальцевое. Оставалась маленькая проблема в виде ходячих ледышек.
— Что, Инку звать? — спросил Керри.
— С дуба рухнул? — ответил Гил. — Не Инку — Уголька!
— А этот, в центре? Он же поджарится! — заметил Мор.
— Эй! — закричал Керри окруженному человеку, размахивая руками. — Выбирайся оттуда! Скорее!
Ледяные воины, не обращая внимания на наших маньяков, целенаправленно старались поразить того, кого окружили. А тот одним прыжком вскочил на щит ближайшего врага и с размаху рубанул его по шее. Меч застрял, но человека силой инерции швырнуло дальше, через голову противника, и он даже извернулся приземлиться на ноги. Майк схватил его за руку и рванул в сторону, крича во всю глотку:
— Уголек! Огонь!
Черная змеюка, трепеща крылами, спустилась пониже и дала залп изо всех огнеметов. В воздух с шипением взметнулись клубы пара. Наши герои вместе с нежданным союзником рванули подальше от этой бани. Когда пар рассеялся, на месте недавнего побоища расплывалась большая лужа, растворяя студнеобразные останки нетварей. Проморгавшись, Майк понял, что лежит в очень неудобной позе, а подняться ему мешает завернутая за спину рука, которую аккуратно придерживает спасенный незнакомец.
— Ты чего на него? — вскинулся Мор, нацеливаясь шпагой. Остальные последовали его примеру, а Гил положил на тетиву очередную стрелу. Незнакомец повернул голову и оглядел новую напасть. На его черном от сажи и пыли лице ярко блестели светлые глаза. Потом он усмехнулся и отпустил Майка. Тот поднялся, отряхиваясь.
В пяти шагах от них приземлился Уголек и сокрушенно протянул:
— Ну вот, весь огонь кончился… Когда еще теперь накопится…
Четверо маньяков с уважительной опаской разглядывали незнакомца. Тот был совершенно непохож на Конана-варвара в исполнении Шварценеггера — стройный, немного пониже Майка, худощавый, невероятно быстрый. Одет он был на варварский манер, да еще облачен в кожаный доспех, в разорванном вороте рубахи поблескивал "молот Тора", на руках — наручи из толстой кожи, усаженные шипами, пояс из тускло серебрящихся металлических пластин, видавшие виды мягкие сапоги. Чуть поодаль валялся тощий заплечный мешок и потрепанный плащ.
Самое странное, он даже не удивился, когда увидел в сборе всю компанию — четырех разнообразно вооруженных парней, юркого демона, солидного гнома, дракончика и четырех не менее маньячных девиц. Майк не удержался и тут же поделился своим восхищением — оказывается, трюк, проделанный северянином, был тем самым "геройским прыжком лосося", и Майк впервые видел его в натуре. Герой усмехнулся и представился — Эйнар Белый Волк.
За едой помалу разговорились, и выяснилось, что Эйнар странствует в поисках некоей вещи, позарез необходимой в далеком северном королевстве. Ну и еще ищет кое-кого. В лице сдвинутых на германистике и кельтологии приключенцев он нашел благодарных слушателей, способных оценить заковыристую вису и злой нид.
Когда по кругу пошла фляжка эля, Эйнар был уже безоговорочно принят в состав отряда, и не без задней мысли такой воитель обузой не будет. А вот Эйкин об Эйнаре кое-что слышал. Оказывается, Белый Волк был знаменитым скальдом, то и дело попадающий во всякие переделки за свое злоязычие — на манер Гуннлауга Змеиного Языка, да еще вроде бы подвержен он был берсеркерству. Ну, это проверке не поддавалось, а Инка и Ари были не прочь порасспросить Эйнара о магии. Было у Инки впечатление, что в бою скальд не просто так стихи орал, а что-то вроде щита себе держал. Ари от этого разговора скоро отпала, а Эллен, наоборот, стала прислушиваться.
Потом, как всегда, настал черед песни петь. Это было уже как ритуал — если еще оставались силы после дневного перехода. И тут выяснилось, что Эйнар не только скальд, но и нормальные стихи слагает вовсе недурно:
Серебряный волк, ты волчонком отбился от стаи,
От стаи зверей и людских, кем-то проклятых лет.
Тебя не страшит ни огонь и ни лязганье стали,
Судьба не зависит от воли порядка планет.
И время стареет, одетое в лунном сиянье,
Заброшены храмы, забыли могучих богов.
Закончится путь твой не словом пустым "покаянье",
А музыкой копий да блеском кольчуг и щитов.
Давно он со мной, мой серебряно-серый приятель,
Терпеньем исполнен, он ждет окончанья игры.
В пустеющем замке, суть строгая тень — настоятель,
И, зная свой мир, он слагает иные миры.
И воет он песнь про печаль — оборотную сагу,
Не хочется быть одному, но я буду один.
С Пути не свернуть, по Дороге не сделать ни шагу,
Безликая тьма впереди, за спиной пламя темных Глубин.
Когда не смогу я опять от удара подняться,
Не выдержав зла и обиды напрасных потерь,
Скажу, чтобы дни не тянуть, не позволить себе оправдаться:
"Убей меня, Волк. Мой серо-серебряный зверь."
Эйкин, подумав, встал и не то чтобы запел в ответ, а скорее заговорил нараспев, как хороший сказитель. Голос у него был низкий и глубокий, так что впечатление от сказания было то самое.
С начала времен и во веки веков
Положен суровый закон:
Здесь каждому — радость и горе свои,
А избранным — черный дракон.
А избранным — кровь запекшихся губ,
Непройденный начатый путь,
Большие надежды, большая мечта,
Потом — слезно-стылая муть.
Он должен быть прав, словно волчий вожак,
Без права на долгий разбег,
Без права на старость и жалость других,
Не зная расслабленных век.
Но он — на коне, он — доселе в седле
И путь его прям, как копье.
Он знал, что искал на дорогах своих,
Забыв про покой и жилье.
Встречая луну злым оскалом щита,
В помятой железной броне,
Последний в роду, младший сын Короля,
Волк мчался на сером коне.
Минуло уж долгих несколько лет,
Как, бросив свой замок в горах,
Отправился в путь седьмой сын короля.
Усталость светилась в глазах.
Когда-то давно он был изгнан отцом
За волчий характер и нрав.
Волчонок — прозвали его при дворе,
Но старый Король был не прав.
Сын, преданный всеми, забытый, один
Родней ему был лишь клинок,
Да конь светло-серый в друзьях у него
И с ним он не был одинок.
Но к замку отца он один из семи
На помощь в сраженье пришел:
Волчонок стал Волком, купаясь в крови
Тогда его час не пришел.
Он выжил и дальше, израненный весь,
Когда штурмовал Перевал,
И после о рыцаре-волке тогда
Никто и нигде не слыхал.
Но время прошло и срок наступил
Вернуть в дом Магический Меч,
И либо — державу свою возродить,
А либо — бескровному лечь.
Пока Меч в пределах границы страны,
Ненастья идут стороной,
И лишь при раздоре детей Короля
Покой обернулся войной.
И каждый в роду хотел Меч получить,
Забыв закон Крови и Звезд,
И реки текли с той поры по стране
Из крови да горестных слез.
Клинок увезен был тогда Королем
Хотел принести он покой.
Нашел лишь неравный в горящих стенах
Последний, неправедный, бой.
Три года искал младший сын короля
Клинок, все объехав пути.
И в дальней земле, и в ближних краях
Не смог ничего он найти.
Тут Эйкин остановился и сказал, что дальше стихами он не помнит, а только прозой. Эйнар, уже давно подозрительно на него поглядывавший, поинтересовался, что же там дальше говорится в этом сказании.
Дальше речь шла о том, как принц-изгнанник повстречался в холмах с альвами и полюбил прекрасную дочь князя. Но тут злобный колдун похитил ее, и принц отправился на поиски снова. А что там насчет меча — этого Эйкин просто не знал, поскольку, по его собственному признанию, половину сказания пропустил. Что-то за этим всем крылось, но приключенцы за последние дни вымотались до предела, а потому ни у кого не хватило сил задуматься над этой загадкой. Так что тайна принца по прозвищу Волк осталась сокрытой.
