Битва началась с перебранки. То есть сначала оба войска одно черное, другое сверкающее — долго стояли друг напротив друга. Позиция была такая, что тот, кто начнет первым, мог проиграть. А пока играли на нервах. Черное воинство состояло на сей раз из людей, и их предводитель гордо восседал под черным стягом на могучем вороном жеребце.
Наскучив этим топтанием и ленивой перестрелкой, Эйнар вышел вперед и завел речь:
— Эй, ты! Когда покормишь свиней и собак, да зайдешь к жене, не забудь зайти к своему владыке и сказать, что у ворот его стоит Эйнар Белый Волк, а с ним сильная дружина.
Слышно было на удивление хорошо — не то в долине была потрясающая акустика, не то это было вроде как в сказании, когда все войско слышит одного-единственного скальда или менестреля. Отвечать вышел один из предводителей, сильно смахивавший на Шварценеггера, если того перекрасить в блондина. Эдакая белокурая бестия в чистом виде.
— Невежда ты, и молвить-то пристойно не умеешь, коли врешь мне прямо в глаза. Уж верно от волков лесных набрался ты эдакой наглости, когда бегал вместе с ними за тощим оленем! — заревел он в ответ.
— А ты, видать, забыл, как бегал волчицею на пустошах и родил трех волчат, и говорят, что я-то и был им отцом! — насмешливо зазвенел голос Эйнара.
— Здоров ты врать! Верно, запамятовал, как прокляла тебя дочь Атли-конунга, когда узнала, что ты спутался с эльфийской девкой, так что ничьим отцом не мог ты быть с той поры! А потом убил ты брата своего и стяжал дурную славу!
— Да неужели ты не помнишь, как пас коз у Скатни-йотуна и доил их?
— И отец тебя выгнал и наследства лишил, пока ты бегал в волчьей шкуре и служил эльфам!
— А помнишь ли, как скакал ты кобылой жеребой, а тролль болотный ехал на тебе верхом, погоняя кнутом? Не поверю я, что ты об этом забыл — вон, сушеный уд округлившего тебя жеребца и по сей день висит у тебя на шее! — продолжал издеваться Эйнар.
Видимо, соперник был уже достаточно взбешен, потому что выхватил устрашающих размеров секиру и, потрясая ею, заорал:
— Чем говорить с тобою, лучше накормить птиц твоей падалью, а то, чем ты гордишься, отрезать и повесить рядом с жеребячьим!
Эйнар засмеялся, поднял щит и пока враги преодолевали разделявшее их расстояние, звонким сильным голосом выкрикнул двойную вису:
Стали властитель умело
Круг замыкает сраженья,
Щит его блещет златом,
Прочной от зла оградой.
Светлой звенящей сталью
Чар рассекает путы.
Грозен король, и гнева
Недруг его страшится.
Пляска клинка
Недругу смерть.
Битвы волна
Разобьется о твердь.
Вижу, владыка мрака
Рать свою собирает.
Жаждут черные волки
Пир воронью устроить.
Вижу, блистая в битве,
Вождь сокрушает силу
Тайные козни знает
Как обратить во благо.
Пляска клинка
Недругу смерть.
Битвы волна
Разобьется о твердь.
Заведенные до крайнего градуса бешенства варяги-наемники под командованием белокурой бестии ринулись вперед с пеной у ртов, ломая строй и громко вопя. Бой начался.
В долине звенели мечи, пели стрелы, гремели боевые кличи и гудели тросы гномских катапульт. К закату бой утих, и поле боя осталось за гномами и рыцарями. Вышло так только благодаря тому, что магия в долине вдруг перестала действовать — не то из-за Грааля, не то молитвами гномского жреца с длиннющей белой бородой, которую он трижды обматывал вокруг пояса. А не то так из-за эйнаровых вис — кто знает?
Потери были велики, но черное воинство полегло почти все. Никто из наших героев не стал соваться на поле брани и смотреть на мертвых, и без того было тошно. Вон чем обернулся безобидный квэст кровью и смертью, пока чужой, а ну как и своей?
Уже поздно ночью устроили тризну. Четверо убитых рыцарей лежали, укрытые белыми плащами, с руками, сложенными на рукоятях мечей. Их товарищи прочли молитву и схоронили их на холме, а над могилою крестом поставили меч.
Павшим гномам насыпали курган из земли и камней, поставили свечи, и длиннобородый жрец с мечом в руках запел неожиданно низким и сильным голосом погребальную песнь, обращаясь к восходящей луне:
Зелена и горяча
Погребальная свеча,
Отражает свет ее
Сталь меча.
Позади и труд, и бой,
Распахнулись пред тобой
Те чертоги, что хранят
Лишь покой.
Пламя рвется в небеса,
А за ним летишь ты сам,
К дальних предков неземным
Голосам.
Нам остались на земле
Только память о тебе,
Горстка пепла и свеча
На скале.
Зелена и холодна
Над могилами луна.
Средь них новая опять
Есть одна.
Черных похоронили с их оружием, но поодаль от своих. Из всей их армии уцелели только ледяные солдаты, которых не брало железо, но сражаться не стали, а отошли обратно к Страж-Башням. И некому было бы спеть им погребальную песню, если бы не Эллен. Сумрачен и горек был ее напев.
Звонкие струны, древние руны
Время укутает серым пеплом.
Саваном Ночи укрыто тело,
Ранено небо стрелою в сердце.
В горле застыли темною кровью
Клич боевой, молитва, проклятье…
Саваном Ночи укрыто поле.
Саваном Ночи укрыто имя…
Вот и кончен этот бой,
В небесах растает дым…
Перед небом и землей
Среди мертвых все равны:
Кто мальчишка, кто герой,
Где своя, где вражья кровь…
Перед небом и землей
Среди мертвых нет врагов.
Кто-то свят, а кто-то слеп,
Кто — за власть, а кто — за хлеб,
Кто — за трон, а кто — за кров:
Среди мертвых нет врагов.
Верил, нет ли, в мудрость книг,
В правоту священных слов,
Верный или еретик
Среди мертвых нет врагов.
Тьму и Свет равняет смерть,
Лиц во тьме не разглядеть,
Ночь — единый всем покров,
Среди мертвых нет врагов.
Звонкие струны, древние руны
Время укутает серым пеплом.
Саваном Ночи укрыто тело,
Ранено небо стрелою в сердце.
В горле застыли темною кровью
Клич боевой, молитва, проклятье…
Саваном Ночи укрыто тело.
Саваном Ночи укрыто имя.
Саваном Ночи укрыто поле…
Анри остался без копья. Его собственное расщепилось, не выдержало, и он сидел, пригорюнившись. Завтра он не сможет встать в строй, и в этом мало чести. Гил и Майк, услышав это печальное известие, разом вспомнили о вельтском копье, которым сумели воспользоваться только раз.
— Возьми, если подойдет, — предложил Майк. Анри ему нравился, тем более, что даже внешне они были похожи, только Анри был пониже ростом и темноволосый.
Анри попробовал копье, осмотрел серебрящийся наконечник и рассыпался в таких благодарностях, что сразу стало ясно — оружие ему по руке и по нраву. Но встать в строй ему было не суждено, поскольку по замыслу войску предстояло оттянуть на себя всех солдат Врага, а нашим героям — проникнуть под шумок в замок, который при таком раскладе вполне мог оказаться пустым.
Инка пробиралась к своей палатке, стараясь производить как можно меньше шума, когда натолкнулась на Майка, который, знаком велев ей молчать, указал куда-то в сторону одного из шатров. В отблесках угасавшего костра Инка различила человека, который спал прямо на земле в обнимку с гитарой. Приглядевшись, она узнала Дика. Голова его была забинтована, и на смутно белевшей повязке темнело пятно. Со всей возможной осторожностью Инка попятилась. Не хватало еще разбудить!
А наутро армия выступила в поход. Впереди шли рыцари, затем государь Сталин с верной гвардией, под развернутым знаменем, за ними упряжки мулов тащили укутанные шкурами катапульты.
Штурм башен был внезапным, умело спланированным и успешным. Левый Клык пал почти сразу и был мгновенно занят гномами. В разбитые ворота затащили две катапульты и стали устанавливать их на башне. Проем ворот перекрыла перестроившаяся фаланга с огромными щитами. Ворота Правого Клыка раскрылись, выпуская наружу выстроившихся клином солдат. С верхней площадки ударила катапульта, но выстрел был неудачный, каменное ядро грянуло в стену левого Клыка метрах в трех над головой гномского государя.
Строй гномов раздался в стороны, и в освободившемся проходе показалась чудовищных размеров катапульта. Рядом с ней стоял боевой расчет из пяти гномов и лично государь Сталин Могучий. Он любовно погладил одну из опор катапульты и скомандовал:
— Заряжай!
Заскрипели рычаги, загудели стальные тросы. Прицельное устройство поворочалось туда-сюда и застыло в намеченной позиции. Государь взмахнул рукой: