…Мне трудно дышать, ужасно болит голова, к горлу подкатывает тошнота, а вокруг поразительно тихо.
Рука автоматически лезет в сумку и шарит там, но магазинов больше нет. Надо выбраться из-под крыла, собрать пустые магазины и зарядить их заново.
Очки чудом остались целы. Я поправляю их, осматриваюсь.
В трех сантиметрах надо мной прозрачным зеленым покрывалом нависает крыло. Оно жесткое, как листовая сталь и не хочет выгибаться. Переворачиваюсь на спину и пытаюсь приподнять его ногами.
После нескольких попыток у меня выходит. Но, стоит начать выкарабкиваться, как крыло опять прижимает меня к земле.
Тогда я вновь отталкиваю его ногами. Затем осторожно опускаю на ствол пулемета, предварительно уперев его рукояткой в землю.
Пулемет короткий, но его пятидесяти сантиметров мне хватает, чтобы пролезть немного вперед.
Двигаться приходится в направлении туловища. Насекомое упало так, что ребро крыла плотно прижимается к земле.
Проползаю около метра. Разворачиваюсь, цепляю пулемет носком ботинка и подтаскиваю к себе. После чего повторяю операцию.
И тут меня передергивает от неожиданности. Из зеленоватого сумрака на меня устремлен неподвижный взгляд хронокера.
Замираю на несколько секунд. Затем, не сводя глаз с уродливого лица, лезу рукой в сумку за патроном. Нащупав лежащий рядом магазин, начинаю заряжать.
Вдруг надбровные дуги хронокера приходят в движение. Подбородок, сместившись книзу, вздрагивает.
– Тва-арь… – явственно вздыхает пришелец.
«Тварь» – это то самое слово, что я произнес перед тем, как пристрелить одно из насекомых из окна «бентли».
Но каким образом? Я же убил его?
В жилах стынет кровь.
Губы хронокера смыкаются и, растянувшись, замирают в подобии ухмылки.
Быстро меняю магазины, передергиваю затвор.
В эту же секунду крыло содрогается. Что-то с невероятной силой сдавливает меня. В мгновение ока оказываюсь лицом к лицу с хронокером.
Веет холодом.
Ребра вот-вот треснут. От боли стискиваю зубы.
Мы глядим друг на друга в упор. Не смотря на полумрак, вижу дно глазных впадин врага. Там – смертельная борьба и еще что-то.
Кажется, хронокер ждет. Словно я должен открыть ему какую-то тайну перед тем, как умереть в его отвратительных лапах.
Холод усиливается. Чувствую, что сейчас потеряю сознание.
Неожиданно по огромному телу пришельца прокатывается судорога. В глубине его глазниц происходит беспокойное движение.
В следующий миг мои бока с невероятной силой стискивают громадные клешни. Задыхаясь, выдавливаю шепотом:
– Ненавижу…
Губы пришельца размыкаются в ответ. Слышен легкий треск, словно кто-то комкает грубую бумагу. Голос сипит:
– Не… на… вижу…
Окончательно проваливаясь в пустоту, успеваю нажать на спусковой крючок…
Прежде, чем вернулось сознание, я увидел сон.
Я шагал по страницам развернутой книги.
Каждая страница была временным пластом.
На шее висел огнемет – такой, каким я себе его представлял: серебристый, с расширенным на конце стволом, шлангом и баком горючего за спиной.
Время от времени из страниц, извиваясь, выпрыгивали зеленые насекомые. Я нажимал на курок, и из ствола вырывался сноп огня.
Страницы книги были несгораемыми. Зато насекомые тотчас вспыхивали, превращаясь в черные скелетики, и падали вниз.
Когда насекомых стало меньше, я громко прокричал: «Миг номер четыреста шестьдесят четыре!» – и невидимая рука мгновенно перевернула страницы.
Тут же я очутился на просторной площади. Огнемет исчез. Мне стало легко, и я побежал.
Впереди виднелись дома – высокие, старинные, сталинские постройки с новыми пластиковыми окнами. На бегу я присматривался: нет ли разрушений. Но дома были целы, они поблескивали чистым стеклом в лучах закатного солнца.
Я вспомнил: кто-то ждет меня в одной из квартир розового дома с фронтоном, украшенным лепкой. Я бежал и смотрел на эту лепку, изображающую завитушки лент и экзотические фрукты.
Подбегая к дому, закричал:
– Квартира! Прыжок! – Во сне мне был понятен сакральный смысл моих слов.
В следующее мгновение, я догадался, что это сон, но не пробудился, а оказался в квартире.
Стоя у окна и ожидая, что кто-то должен войти в комнату, я понял, что сейчас мне, все-таки, придется проснуться.
– Ну же! – взмолился я, чувствуя, что веки разлипаются.
– Если это не сон, то ты можешь уйти, – сказал кто-то.
– Не понимаю!.. – крикнул я и открыл глаза.
Ярко светило солнце.
Я лежал на асфальте, усыпанном золотистым песком. Повсюду валялись пустые магазины и отработанные гильзы.
Упершись рукой в песок, я сел, огляделся. Позади, шагах в двадцати, открытая дверь. Справа – стена. Расстрелянные туши хронокеров исчезли.
Я крикнул во весь голос, и эхо разнеслось между домов.
Двигаться не хотелось. Перед глазами вспыхивали и гасли звезды, в голове пульсировало. Кажется, сотрясение мозга. Нужен длительный отдых.
Поняв, что сидеть на холодном асфальте больше нельзя, я встал, сбросил пулемет и сумки с патронами и, с трудом волоча ноги, поковылял к двери.
В голове происходили невообразимые процессы, тело тряслось от холода и адреналина, немытая, истерзанная кожа кричала о боли, и все это не дало бы уснуть ни на секунду, но мне нужен отдых.
Я пересек помещения офиса, вышел из здания и оказался на тротуаре.
Вид разрушенных домов вызвал во мне рефлекс наркотической зависимости, и я даже зашагал было к стене, на которой различил два четких свежих пятна.
Невероятного усилия воли мне стоило заставить себя остановиться.
Это от меня не уйдет, сказал я себе. Сейчас надо вернуть силы, иначе организм может не выдержать.
Я вышел на середину дороги. Невдалеке, зарывшись носом в песок, стояла разбитая «бентли». Я приблизился к ней, внимательно осматривая прилегающую территорию.
Где-то там, в нескольких десятках метров от машины, ночью лежала сбитая тля. Из прорванного покрова истекала жижа. Ничего такого, разумеется, уже не было.
Я вспомнил, как Руслан хвастался, что камнем пробил покров тли. Вранье. Ночью, лежа около машины, я рассмотрел в свете фар толщину покрова. Удар камнем насекомое даже не почувствовало бы.
Я грохнулся на сидение, завел машину, отъехал назад, вырулил на дорогу и поехал в казарму.
По пути заехал в аптеку, разыскал упаковку нитразепама, пробежал взглядом инструкцию и тут же проглотил три таблетки. Затем набрал в пакет обезболивающих и антисептиков.
Приехав, я напился воды, затолкал в себя немного холодной пищи и повалился спать.
Когда проснулся, было темно.
Поднявшись с кровати, начал рыться в вещах, принесенных раньше: они валялись повсюду. Я пытался отыскать фонарик или спички, чтобы осветить часы, но так ничего и не нашел.
Тогда я вновь лег на кровать, укутался в одеяло и скоро опять провалился в сон.
Когда в следующий раз я открыл глаза, в окно светило яркое солнце.
Я повернулся набок и лежал еще минут пятнадцать, прислушиваясь к телесным ощущениям и собираясь с мыслями.
Ну, и что теперь?
Набраться сил, залечить раны, отъесться… А потом?
Драться дальше? Осваивать новые виды оружия? Повторить это безумие еще раз?..
Или, может, дезертировать и двинуть на юг, на необитаемые земли? Поселиться в какой-нибудь трехэтажной вилле на берегу моря и жить там в свое удовольствие.
Нет, пожалуй, отступление не для меня. И дело не в каком-то особом героическом устройстве моей натуры. Просто, лучше уж проведу остаток дней здесь, в сражениях, чем подохну от одиночества и хандры где-нибудь на юге.
Так с чего же начать?
Стоит ли снова тратить дни и недели на странствия по временным коридорам ради того, чтобы однажды, прорвавшись в миг первопричины, подвергнуть себя смертельной опасности, грохнуть еще несколько тварей и затем удрать?
Глупо все это. Многотысячная армия гигантских тлей и я – несопоставимы друг с другом по силам. Сейчас искать с ними встречи просто бессмысленно. В одиночку мне их никак не победить. Если мне каким-то образом и удастся использовать боевые машины, все равно я потерплю поражение.
Насекомые сильны даже в своем убежище. И, вне всякого сомнения, разумны. Хоть они и не торопятся продемонстрировать силу своего ума. Впрочем, объяснить это не так уж трудно. Реакции пришельцев замедленны по понятной причине: они не привыкли встречать отпор. Но все же моя предприимчивость заставила их зашевелиться. А это значит, что в следующий раз, когда я окажусь на территории мига первопричины, пришельцы будут ждать меня во всеоружии.
В таком случае к чему я должен сейчас стремиться?
Пробиваться к Большому Человечеству, чтобы, выйдя к кольцу окружения с поднятыми руками, тут же отправиться на обследование? Но теперь у меня даже хроновизора нет под руками, чтобы я хоть какими-то фактами мог подтвердить свои слова.
