До слез было больно огорчать Давида Эдуардовича и самого себя, но я вынужден был отказаться от сделанного мне предложения.
— К сожалению. — сказал я, — к своему глубокому прискорбию, я не смогу принять ваше предложение, уважаемый Давид Эдуардович! Вы ведь знаете, что хотя квартира и принадлежит мне, но в ней проживает моя вторая супруга Екатерина Тихоновна Полякова. Она не хочет ехать со мною в Рельсовск. Кроме этого, в чулане моей квартиры живут заключенные — майор Лупилин и бывший депутат Векшин, который никакого отношения к квартире не имеет, но выгнать на улицу которого невозможно, потому что вряд ли он во второй раз сможет устроиться на депутатскую работу. Наконец, как вам должно быть известно, в квартире проживает и генерал Орлов, которого хотя и хотелось бы выгнать из квартиры, но вряд ли удастся сделать это, потому что генерал может побить вас. Я говорю все это, глубокоуважаемый Давид Эдуардович, чтобы не водить вас за нос. Как бы ни желали мы с вами достичь консенсуса, но эти обстоятельства, о которых вы, вероятно, не знали, не дадут нам осуществить наш план.
— Но сами-то вы согласны?! — спросил Давид Эдуардович.
— Сам я согласен. — ответил я. — Если, конечно, может иметь какое-то значение согласие человека, обремененного друзьями-зэками, женой и еще генералом, который спит с его женой.
— Ну, а это мы посмотрим. — сказал Давид Эдуардович.
— Посмотрите, Давид Эдуардович, — грустно сказал я. — Обязательно посмотрите.
Здоровье голубовато-зеленого Бориса Ельцина портится, но — слава Богу! — пока все тихо на улицах. В Москве — спасибо за это мэру Лужкову, а у нас — мэру Собчаку.
По вечерам, когда мэр Лужков собственноручно купает своих дочек, его бей- тары, натянув на лица женские чулки, проходят Красной Пресней, охраняют покой господина Лужкова и дочерей, которых он купает, как написано в газете, в корыте.
У нас покой охраняют омоны Собчака.
Слава Богу, скоро уже кончается это время «В».
Скоро мы все заживем в Обетованной Галактике.
Как страшно и тревожно бывает порою в полетном времени.
Еще вечером мы пили вместе с генералом Орловым и моим шурином в кухонной рубке, а сегодня выяснилось, что Орлов вынашивал планы государственного переворота и готовил казачью сотню для уничтожения многих видных чекистов нашей демократии.
Об этом рассказал мне шурин.
Оказывается, когда я заснул на диване, генерал Орлов решил начать переворот, и когда шурин воспрепятствовал этому, Орлов, боясь разоблачения, разбил себе голову о батарею парового отопления.
Шурин мне чем-то очень симпатичен.
Есть в нем что-то очень надежное .
Во-первых, он очень похож на свою сестру Екатерину Тихоновну. Во-вторых, он отчаянно смелый человек. Настоящий мужчина в женском чулке.
— Где генерал сейчас? — спросил я.
— Далеко. — ответил шурин и усмехнулся.
— Мужайтесь, Федор Михайлович! — сказал Давид Эдуардович.
Я предложил почтить память генерала минутой молчания, а потом, когда шурин ушел на службу, хотел пойти к Екатерине Тихоновне, но Екатерина Тихоновна сказала, что не нужно менять наших супружеских отношений.
— Но ведь генерала Орлова больше нет! — воскликнул я.
— Зато есть Давид Эдуардович! — мягко сказала Екатерина Тихоновна.
— Вы не переживайте, Федор Михайлович! — утешил меня Давид Эдуардович. — Разве это важно теперь? Посмотрите, что по телевизору происходит!
События, произошедшие в нашей квартире, не прошли бесследно для Москвы.
На экране телевизора творилось нечто невообразимое.
Тяжелые грузовики врезаются в стеклянные стены телецентра «Останкино». Стучат автоматные очереди. Падают улетающие на Луну люди.
Хотел поговорить с депутатом Векшиным, обсудить с ним создавшуюся политическую ситуацию, но Векшина не было.
Абрам Григорьевич рассказал мне, что Векшин ушел.
— В колготках? — спросил я.— Нет! Ему брюки выдали. Отпустили его.
Это тоже новость.
Даже и не знаю, как отнестись к ней.
У Н.Ф. Федорова по этому поводу не смог найти ничего подходящего.
***
Раньше я недооценивал талант артистки Ахеджаковой, но эта ночь переменила мое мнение.
— А где же наша армия?! — повизгивая, кричала она прямо в нашу кухню с экрана телевизора. — Почему она не защищает меня от этой конституции?
Уже тогда я понял, что, услышав этот визг, офицеры, натягивая на лица женские чулки, побегут к своим танкам и примутся палить по Белому дому.
Вот что значит слово такой замечательной артистки!
Отважные чекисты демократии — наши офицеры-танкисты защитили всех нас от этой злобной Конституции — и Ахеджакову, и Бориса Николаевича, и Егора Тимуровича, и депутата Векшина, и майора Лупилина.
Надо было бы наградить их.
И наиболее отличившимся из них — выдать по ахеджаковскому чулку. Пускай носят на офицерских мундирах как свой главный орден.
— Смотри, как интересно получается. — рассуждал сегодня пьяный мужик в магазине. — Когда Ростропович первый раз приезжал, августовская заваруха случилась. А нынче Ростропович концерт на Красной площади дал и, пожалуйста, парламент расстреляли из танков. Что это, Ельцин специально к приезду Ростроповича такие штуки устраивает? Кто он такой, этот Ростропович?!
— Артист! — ответил ему другой мужик.
Я не стал вмешиваться в этот разговор. Но все равно было досадно. Вроде бы и не глупые люди, а в природе таланта Ахеджаковой и Ростроповича совершенно не разбираются.
Неужели они газет не читают?
Неужели ничего не слышали про Конгресс ЛУН?
Неужели не знают о событиях в нашей квартире, которые едва не потрясли основы Галактики?
Но все, все возвращается на круги своя.
Сегодня вернулся депутат Векшин.
Осунувшийся, голодный, сильно избитый.
Он рассказал, что его не пропустили ни в Смольный, ни в Законодательное собрание, а когда он попробовал проникнуть в свою квартиру, которая, оказывается, уже принадлежит какому-то бизнесмену, его забрали в милицию и там сильно избили.
Снова весь вечер листал том Н.Ф. Федорова, но и на этот раз не нашел ничего подходящего.
Мысль моя оказалась правильной.
Сегодня объявлено о создании «Выбора России».
Решил создать ячейку в своей квартире и предложил вступить в «Выбор России» заключенному Векшину, но тот злобно отверг мое предложение. Он сказал, что он депутат и во всякие «выбросы» вступать не намерен.
— Нет. — грустно сказал я. — Теперь ты не депутат, Векшин. Уже не депутат.
— Я депутат! — сказал Векшин. — И ты прекрасно знаешь об этом!
— Нет, Векшин. — мягко повторил я. — Не спорь со мною, пожалуйста. Согласно последнему Указу Бориса Николаевича, Совет народных депутатов, в котором ты состоял, распущен. Спасибо Борису Николаевичу, что он смыл с нашей квартиры это позорное пятно. Отныне уже никто не сможет сказать, что в нашей квартире попираются права народных избранников. Я не знаю, Рудольф, как тебе, но у меня сразу стало легче на душе, когда я узнал об этом.
— Мне тоже! — сказал майор Лупилин.
Между прочим, он вступил в ячейку «Выбора России», хотя раньше генерал Орлов избил бы его за это.
Увы .
Григорий Орлов, как выяснилось недавно, был совсем не демократ и даже отчасти антисемит, как и все казаки.
***
Приезжал шурин и рассказывал о партийном (все они вступили в «Выбор России») собрании в батальоне спецназа «Богатырь».
Когда выпили за октябрьскую победу и начали делить ахеджаковские чулки, между офицерами возник спор.
— Почему? — спросил капитан Н. — Почему С. трехкомнатную квартиру дали, а мне двухкомнатную?! Нечестно! У меня семья больше.
— А ты сколько демонстрантов прикончил в октябре? — спросил С.
— Двоих!
— Ну вот! Ты и получил двухкомнатную! А я троих гадов уложил — и мне трехкомнатную дали!
— Не ссорьтесь, не ссорьтесь, господа офицеры! — сказал тогда шурин (между прочим, он уже выдвинулся в «Выборе России»). — Стоит ли спорить из-за пустяков? Если наши «выбросы» проскочат, еще и не такие демонстрации будут. Скоро вы все заживете как настоящие люди.
Господа офицеры прислушались к этому совету и сразу успокоились.
— Спокойнее как-то жить, когда перспектива есть . — завершая свой рассказ, сказал шурин.
Сразу после октябрьской победы новые заботы .
Я рассказывал депутату Векшину, когда он стирал белье, что сейчас очень удачно найден подлинно русский вариант развития демократии... И сейчас нужно самим создать конструктивную оппозицию. А чтобы не было эксцессов, в даль-нейшем лучше ее назначать. Главой этой конструктивной оппозиции Борис Николаевич может назначить, например, своего вице-премьера.
— И вот вопрос. — сказал я. — Скажи, Рудольф, как ты считаешь, нужно ли вице-премьеру для этого уходить из правительства? Ведь тогда возникнут проблемы с бюджетным финансированием! Может быть, пусть он будет главой оппозиции, оставаясь вице-премьером? А другой вице-премьер будет возглавлять другую оппозицию, тоже оставаясь вице-премьером?
