Но послушайте, что говорил мне чех одной из этих колоний.
– Мы и несколько польских семей пришли сюда, на побережье, из Австрии в 1884 году, когда трудное житье било здесь; шоссе еще не было построено, дороги – плохия, хлеба достать и за деньги было трудно!.. Пришли мы с какими достатками?! Капиталов никаких не было, даже одёжины недоставало; кроме крепких рабочих рук, да сильного желания свободно хозяйствовать – ничего у нас не было… Ну, и бедствовали по первоначалу, сильно бедствовали!.. Стали расчищать землю, пшеницу посеяли, скотину завели, траву на семена выписали, ну, дела и пошли – и стало теперь хорошо. Вы видели мое хозяйство?.. Лошади добрые, скота довольно, все есть и денег сот семь, восемь в запасе всегда найдется. Теперь табаком почти все занимаемся – дело выгодное!..
– Стало-быть, здесь выгодно хозяйничать, землей кормиться?..
– Еще бы, – отвечал колонист, – и чем дальше, тем выгоднее будет.
– Отчего же русские плохо живут?
– Несогласия, земли своей не знают, все делятся, спорят… как это можно?! При хозяйстве спокойствие нужно, надо думать, много думать! – прибавил серьезно колонист.
Действительно, колонисты – прекрасные, разумные и вполне самостоятельные работники. В этом я убедился при подворном исследовании некоторых колоний. Они довольно скоро приспособились к местным условиям, и хозяйство ведут разное: где виноградная культура, там они занимаются виноделием, где фрукты родят, там плодоводством, а в лесных местах – скотоводством и производством молочных продуктов. На черноморском побережье лучше чешского (вообще колонистов, которых называют чехами) масла не найти, также молока, сметаны и проч.
В селении русском трудно найти бутылку хорошего молока, а масла положительно нет, и немудрено – скот худой, заморенный, без всякого ухода и постоянно на подножном корму. У чехов – наоборот, скот содержится не только хорошо, но со вниманием и несомненным знанием скотоводства. Помещения – просторные, светлые, пол деревянный – таких скотных построек не имеется ни в одной русской станице даже у самого богатого поселянина. Стойловое содержание скота в колониях продолжается в течение трех месяцев, и навоз, накопившийся в помещениях, увозится на поля. Кормится во время зимнего содержания скот отличным сеном из сеянных трав клевера, люцерны.
Понятно, молочные продукты превосходны.
Кроме того, чехи занимаются культурой табака, который считается лучшим и на рынке ценится (рубля на два пуд) выше поселянского табака. Но какая разница в количестве производимого табака колонистами и русскими? Всех плантаторов-поселян в селении, которое я описываю, при наличности более 200 дворов, 19 человек, обработывающих под табак земли около 12 десятин, а первая колония при 15 дворах и 15 плантаторах обработывает 11 десятин, а вторая колония при 14 дворах и 13‑ти плантаторах обработывает 8 десятин и 1 800 кв. саж. Разница огромная, если принять во внимание принадлежащие площади земель: русские поселенцы имеют во владении более 7 000 десятин, а каждая колония чехов 420–450 десятин.
В этом большом прибрежном русском селении, как уже по опыту доказано, виноград и фрукты родятся самого тонкого, высокого качества. Но, спрашивается, сколько хозяев этим делом занимаются, и какое количество земли под означенными культурами находится? Виноградниками – 8 человек, у которых всего заложено виноградными лозами одна десятина 1 400 кв. саж., причем культура ведется самым примитивным образом, так как крестьяне о виноградарстве, а тем более виноделии понятия никакого не имеют и научить их некому. Что касается разных инструкторов-чиновников, то, живя в течение двух лет в этом самом селении, я ни разу не видал ни одного, хотя слышал, что какой-то специалист по плодоводству или виноградарству проехал чрез селение, через которое, впрочем, проходит шоссе.
Поселяне отчасти кормятся оставшимися черкесскими садами, которые до сих пор дают чудные фрукты, всегда имеющие сбыт в Новороссийске и Екатеринодаре. Прекрасно, но сколько завели эти поселяне в течение сорокалетнего хозяйства своих собственных садов в описываемом мною типичном русском селении побережья? Всего 15 садов, занимающих площадь 3 десятины 1 650 кв. саж. Но к этому надо прибавить, что большинство деревьев в означенных садах – старые черкесские. Еще прибавлю, что преобладающими фруктами в садочках (если не черкесское яблоко и груша) являются сливы и притом мелкий, плохой сорт, так как черкесские крупные, сочные сливы уже вывелись и имеются два дерева у одного поселянина-старожила.
Но что за виноградники у некоторых старожилов?! Покончило свое существование столетнее дерево ореха недалеко от хаты хозяина, от гиганта осталась нижняя часть ствола с несколькими засохшими ветвями, по которым пущена «изабелла». Ну, не оригинальный ли виноградник?!..
Но чем же живут русские поселенцы на побережье? – спросит читатель. – Вы говорите, хлеба у них нет, а если хватает, то, слава Богу, до нового года; табаком занимаются немногие, о плодоводстве и виноградарстве и говорить нечего; остаются черкесские фрукты, которые русские меняют на хлеб… Ну, а если эти благодетельные фрукты не уродятся, тогда что?
Вот на этот вопрос я и постараюсь ответить обстоятельно.
Русские поселяне побережья или черноморской губернии занимаются продажей леса, притом в весьма солидных размерах. Торговля эта в последние годы вполне организована и лесоистребление идет, что называется, «во всю». В результате горные реки мельчают, а малые и совсем пропадают; великолепные родники горные, что так берегли и чем гордились черкесы, отходят в область предания; климат, изменяясь, становится более суровым зимой, ибо уничтожение лесов дает полный простор северо-восточным ветрам, которые без задержки теперь падают в долины и проч. Истреблением и продажей леса поселяне кормятся, уплачивают подати и живут сравнительно не дурно, нисколько не думая о разведении высших культур и вообще о приспособленном к местным условиям хозяйстве. Что думать?! Леса в горах общественного много, на наш век хватит, а после… а после хоть трава не расти! Когда-то еще разделятся, да переделятся, лес не принадлежит ни Ивану, ни Степану, руби его; изводи и давай наживаться местным своим кулакам и заезжим скупщикам, которые поселились в русских станицах под флагом мелочных лавочников.
Мне возразят: но как же рубят в таком количестве поселяне общественный лес и кто им на это дает разрешение? Как кто? Конечно, местное начальство, к которому поселяне обращаются со слезными просьбами, что хлеб не уродил, что нечем кормиться и нечем подати платить. Начальство разрешает вырубку леса по ⅛ и менее десятины на хозяина; что же, в самом деле, делать, как отказать, когда, действительно, пшеницу мышь съела, когда от засухи травы не родились и проч.? Что делать!.. рубите, православные!.. И православные рубят, рубят и возят и день, и ночь, и считают дрова кубическими саженями, продавая каждую по 12 рублей. Все это дровяное богатство, среди которого, да и по большой части, великолепные строевые дубовые экземпляры свозятся на морской берег, где складываются в штабели и приходящими парусными судами и грузовыми, пароходами грузятся и увозятся в Керчь, Мариуполь, Бердянск и другие города. С тех пор, как организовалась правильная лесная торговля на побережье, некоторые поселяне прибрежных станиц обзавелись фелюгами[3], посредством которых заработывают «добре». Кто же эти лесопромышленники и какая почва их создала? Неустойчивость общинного хозяйства на побережье и постоянная нужда в хлебе, который притом дорог, так как пароходы для экономических надобностей селений в их бухты не заходят, а все жизненные и хозяйственные продукты доставляются гужевым способом из Кубанской области, Екатеринодара, Керчи через Новороссийск.
При крайне ограниченных потребностях в нашем селении существуют три мелочных лавки, которые между собой не конкуррируют и цены держат высоко. Почему? Да собственно специальная их торговля не в мелочи, а в лесе. Для мелочной торговли в таком селении совершенно достаточно одной лавки, но их три. Хитрая механика состоит в том, что главный предмет торговли такого мелочного торговца – лес, под который лавочник отпускает поселянам крупу, муку, разные товары в долг. О цене и добротности товара при таких условиях не может быть речи: во-первых – кредит, а во-вторых – нужда. Таким образом, побережные общинники мало-помалу очутились в руках скупщиков леса. Лес – вся надежда русского поселянина на побережье, лес – верное средство добыть всегда и муки, и чаю, и сахару, и даже одежину. Конечно, для такого промысла нужно иметь пару волов или лошадей, пилу, топор и только. При таком положении огромное количество леса увозится с побережья. Летом сразу по нескольку судов приходят в каждое береговое селение для погрузки леса. Поселяне возят, возят и нет конца этому лесоистреблению.
