— Да что он может понимать в литературном труде? — возмутился Стас. — Между прочим, Бальзак написал так много книг только благодаря тому, что выпил десять тысяч чашек крепкого кофе.
— И умер, между прочим, в пятьдесят лет только потому, что выпил десять тысяч чашек кофе! — не уступила мама и требовательно протянула руку к бокалу: — Не знаю, как насчет литературы, но в сердцах твой отец толк понимает! Или ты с академиком-кардиологом будешь спорить?
— Нет! — вздохнул Стас. — Мне и разговора с историком-академиком хватило...
Продолжать спор было лишь бесполезной тратой времени. Если отцу или Владимиру Всеволодовичу еще можно было что-нибудь возразить или хотя бы спросить причину критики или отказа, то мама, когда дело касалось здоровья сына, не позволяла сделать и этого. Ни ему, ни кому бы то ни было другому.
Прекрасно знавший это, Стас покорно отдал бокал и охнул, увидев, что мама, вылив едва ли не половину содержимого себе в чашку, почти добела развела его кофе молоком.
— Эх, мама, мама!.. — с упреком воскликнул он и, направляясь к себе, предупредил: — Я работаю! Мне не мешайте!
— А у меня и без того дел хватает! — берясь за свою чашку, привычно отозвалась мама.
— И папе тоже скажи, когда придет, что я занят! — обиженно добавил Стас и услышал в ответ:
— А ему тем более некогда будет!
Отпивая на ходу из бокала кофе, который, словно в утешение, стал теперь вкусным, Стас еще плотнее закрыл за собой дверь и сел за стол.
Положив — с глаз долой! — в ящик диктофон, он пододвинул к себе пачку чистой бумаги — побольше.
Выбрал из канцелярского стаканчика самую надежную, которая не заедает на полуслове, гелевую авторучку.
И принялся на работу.
Первый абзац, черкая и перечеркивая, он написал от руки. Затем отпечатал его на компьютере и, постепенно увлекшись, дошел до конца страницы…
Теперь можно было просмотреть сделанное в печатном варианте.
Едва дождавшись, когда лист выползет из принтера, Стас схватил его и принялся жадно читать.
— Да что же это такое делается?.. — простонал он уже на третьем абзаце, на всякий случай дочитал страницу и, скомкав до боли в пальцах, швырнул на пол…
Тут и опытного взгляда Владимира Всеволодовича не требовалось, чтобы понять, что все, как и прежде, вышло либо витиевато, либо сухо, либо вообще никак!
— Не то! Совсем не то!.. — простонал Стас и, упав на диван, прикрыл глаза, чтобы снова представить то, о чем так хотел написать…
4
Ресницы беглеца вздрогнули, глаза широко распахнулись…
...По узким улочкам Синопы, медленно удаляясь от порта, брели два человека: капитан Сизиф и поддерживающий его Янус.
— Найми повозку! Я больше не могу идти... — слышался болезненный стон капитана Сизифа и уклончивый голос Януса:
— Успеем! Успеем!
— Проклятье! Ты лекарь или мучитель?!
— Успеем...
— О, боги! Знал бы Карнеад, кого дает мне в помощь! Постой! Мы с тобой случайно не виделись раньше?
— Эвксинский Понт не так и велик, а ты плаваешь по нему столько лет, что немудрено встретить кого-нибудь дважды!
— О, боги!.. Силы оставляют меня! Слушай и запоминай... Если я не дойду, а, похоже, что это так... ты должен на словах передать сыновьям Лакона, что они должны сделать, чтобы спасти, а не погубить отца... Пираты — народ осторожный... при малейшем подозрении они скорее убьют пленника, чем возьмут выкуп!
— Говори-говори…
— Ты так и не ответил мне, знакомы ли мы… А, впрочем, это уже не имеет значения... Запомни и передай: в записке — план... Место, где находятся деньги для выкупа Лакона...
— Давай ее скорее сюда!
— Нет! Пока я жив, она будет у меня…
— Хорошо, хорошо, как скажешь… Идем!
— Погоди, это еще не всё!
— Как не всё?
— Я не сказал главного — всё остальное свое богатство Лакон спрятал в другом месте.
— Гм-м… Остальное? Богатство?!
— Да, несметное… Он покажет его сыновьям, только когда вернется из плена! Передай им, что их отец находится в Неаполе... Неапо... Неа…
— Каком именно: испанском? Италийском? Скифском? — принялся уточнять Янус, но капитан Сизиф уже не слышал его. Остановив, наконец, повозку, Янус уложил в нее беглеца и засмеялся: — А впрочем, это я и без тебя знаю! Конечно же, в скифском, раз мы подобрали тебя у берегов Боспора! Эй, возница, вперед!
— С радостью, господин, но — куда?
— Да, действительно… — пробормотал Янус и потянулся к капитану Сизифу за запиской.
Но тот из последних сил оттолкнул его руку и, показав одному вознице нацарапанный на клочке папируса адрес, прошептал:
— Скорее…
Это последнее приказание капитана Сизифа было только на руку Янусу.
Увидев, что дорогу впереди преградила толпа людей, яростно избивавших лежащего на мостовой человека, он даже нахмурился, что ему мешают как можно быстрее достичь желанной цели.
— Ну что там еще? — недовольно вскричал он.
— Кажется, это надолго! — останавливая повозку, заметил возница: — Схожу, узнаю, в чем там дело…
Оставшись наедине с капитаном Сизифом, Янус тронул его руку и, глядя в уже бессильные, но всё еще понимающие глаза, сказал:
— Вот теперь я могу сказать, где ты мог видеть меня и точно ответить на твой вчерашний вопрос: сколько тебе осталось жить. Две-три минуты, Лисандр!
Ресницы беглеца вздрогнули, глаза широко распахнулись, но язык больше не повиновался ему…
— Ты удивлен, что я знаю твое настоящее имя? А кому же, как не мне, помнить его? Ведь это я лишил тебя его, первым назвав тебя капитаном Сизифом! Десять, нет, двенадцать лет тому назад! Да-да, я — тот самый юнга, которому ты приказал дать за это двадцать плетей! Это потом я понял, что ты был добр ко мне. Тот же Карнеад просто убил бы меня за насмешку! Но тогда я не знал этого и решил отомстить тебе. Я украл у твоего пассажира кошель с золотом и бежал где-то у берегов Херсонеса. Помнишь тот случай? А-а, помнишь! Еще бы: за это у тебя по суду отобрали твой очередной корабль! Где и кем только я не был с тех пор! Юнгой, матросом, рулевым, даже… наводчиком у пиратов! Ты не ошибся, я и теперь на службе у них! И Карнеад пусть благодарит богов, что отправил меня с тобой, иначе бы уже сегодня сам стал их жертвой!
Капитан Сизиф дернулся, захрипел, и Янус торопливо продолжил:
— Подслушав твой разговор с ним, я сразу понял, что судьба посылает мне мой шанс. Ты, наверное, думал, что я просто мелкий мошенник, который решил присвоить две-три жалкие драхмы, которые дал тебе, чтобы ты не нуждался ни в чем, Карнеад?? Мелко плаваешь, капитан! Я специально выколачивал из тебя последние силы, чтобы самому доставить записку! И, разумеется, внимательно слушал тебя при этом! Честно говоря, сначала я думал завладеть только выкупом. Но едва ты сказал, что Лакон запрятал все свои сокровища в другом месте, я понял, что надо… Тс-сс! А вот этого я не скажу тебе даже… — Янус провел пальцами по застывшим глазам капитана Сизифа и, закрывая их, докончил: — …мертвому!
За этим занятием и застал его возвратившийся возница.
— Всё, господин, уже заканчивают! — сообщил он, садясь в повозку. — Сейчас поедем!
— Кого это они? — поинтересовался Янус, кивая на толпу и окровавленного человека.
— Иудейского пророка, по-нашему — оракула!
— Чего же он такого напророчествовал, что так бьют? — зябко поежился Янус.
— Представь себе, вечное счастье, если мы уверуем в его Бога, и вечное горе, если не сделаем этого! — усмехнулся возница. — Так ему и надо, нечего народ от наших богов отвращать!
Толпа понемногу рассеялась. На площади остались только горестно склонившиеся над умирающим люди. Вместе с возницей Янус уложил рядом с ним тело капитана Сизифа. Он попросил похоронить заодно и этого несчастного, не без труда завладел запиской, которую тот до конца крепко сжимал в кулаке. И, быстро вернувшись, запрыгнул в повозку.
— Куда теперь? — вопросительно посмотрел на него возница.
— Куда ехали, только скорее! — ответил Янус и, развернув записку, вслух прочитал: — «Третий дом от храма Диониса, с воротами, на которых изображен сидящий на молниях орел»...
5
— Куда ты! — попытался остановить сына Сергей Сергеевич.
И куда только девается все увиденное? Проносится, словно по небу метеор, но там хоть желание успеть загадать можно. Разбивается, как наполненный вкуснейшей родниковой водой кувшин. Но и после того остаются хотя бы жалкие черепки. А тут…
Несколько раз вскакивавший с дивана и пытавшийся писать Стас задумался, куда бы зашвырнуть очередную скомканную страницу — весь пол уже был от них словно в снежках — как дверь вдруг открылась и на пороге появился загадочно улыбающийся отец.
