— Я хочу...
— Молчать, — бесцеремонно оборвала его юная хозяйка. — Я лучше вас знаю, чего вы сейчас хотите. Съешьте это. Немедленно.
И на стол перед Ричардом плюхнулся прозрачный пакет с крупным куском чего-то красно-бурого.
— Что это? — поинтересовался Мальсибер, доставая чуть подмерзший пласт сырой плоти.
— Еще один вопрос...
— Простите, простите, как прикажете… — волшебник послушно и торопливо поднес ко рту рыхловатый кусок. Память о нескольких днях мучений обожгла его не хуже плети надсмотрщика.
Густой железисто-медный запах предложенного ему кровавого угощения проник в ноздри, и Ричард, было, отстранился, кривя губы от отвращения, но...
Потом он был готов поклясться — тело словно отреагировало само. Руки дернулись, челюсти сжались с болезненной судорогой в скулах, на лбу, на висках, из-под волос и на шее резко проступила сетка вздувшихся сосудов, в пересохший рот обильно хлынула слюна, и волшебник, склонившись, набросился на столь необходимый ему сейчас «исходный материал».
Разум Мальсибера как будто отключился или забился в страхе в дальний угол сознания перед лицом проснувшейся могучей, нерассуждающей, звериной тяги к выживанию, выживанию любой ценой. Потеряв всякий контроль над собой, маг пожирал человеческую печень, как изголодавшийся дикарь — жадно, с хрустом вгрызаясь крепкими зубами в еще не до конца оттаявшую плоть и не обращая внимания на струйки почти черной крови, текущие по его пальцам, щекам и подбородку. Лишь изредка, торопливо прожевывая окровавленным ртом жесткие от кристалликов льда куски, он исподлобья поглядывал на сидящую перед ним девушку пустыми, пронзительно-желтыми волчьими глазами.
Никто из посетителей «Василиска и Горгульи» подчеркнуто не обращал на них внимания; по местным меркам это считалось дурным тоном и могло повлечь неприятности самого определенного толка, да и смотреть, собственно, было не на что. Мало ли что может есть человек, низко нагнувшись над столом? А что с таким энтузиазмом, так, должно быть, просто проголодался...
А Гермиона смотрела на это, не самое приятное и аппетитное зрелище безо всякой брезгливости. Наоборот, при виде перемазанного в подтаявшей крови лица Мальсибера, с которого как по мановению волшебной палочки слетели вся спесь и лоск, она чувствовала ровное удовлетворение и... даже легкую гордость, какую, наверное, испытывают ученые, наблюдающие за тем, как подопытный образец с лихвой оправдывает все их ожидания.
«Я с тобой еще поиграю... — и Грейнджер под капюшоном слегка прищурилась и провела кончиком языка по губам. — Похоже, из тебя выйдет славная игрушка...»
Ощущение того, что отныне этот человек, волшебник, Упивающийся Смертью, целиком и полностью принадлежит лишь ей, было восхитительным. А от открывающихся пусть еще туманных, но широчайших перспектив начинало сладко щекотать в голове и вдоль позвоночника.
Тем временем игрушка, еще не осознающая толком уготованной ей судьбы, окончила свою трапезу и медленно подняла лицо от окровавленных рук.
Ричард Мальсибер уже не напоминал ходячий полутруп, каким он был, когда только ввалился в «Василиска и Горгулью». Пятна с рук и лица исчезли, кожа приобрела здоровый розовый оттенок, глаза тоже стали нормальными и больше не пугали ни желтушным цветом, ни звериным взглядом. Он выглядел даже лучше, чем до ритуала, хотя это было и несложно: Упивающийся был уже немолод и вдобавок отсидел немалый срок в Азкабане, а это не прибавляет здоровья и, конечно, не улучшает цвет лица.
— Ну что, мистер Мальсибер, вам уже лучше?
— Это просто поразительно, но что все это... — от произошедшего Упивающийся впал в легкий ступор, начисто забыв, что ему совсем недавно говорили.
Но Грейнджер не собиралась делать свежеприобретенному рабу никаких скидок на шок. В ее лице что-то мимолетно изменилось, и невидимая исполинская рука схватила Ричарда сзади за шею и с размаху вмяла лицом в поверхность стола, да так, что что-то явственно захрустело — то ли доски столешницы, то ли его шейные позвонки.
— У вас очень короткая память, мистер Мальсибер, но я это исправлю. Кажется, вам было сказано, что на мои вопросы вы отвечаете либо «да», либо «нет». Еще раз ошибетесь — и буду вынуждена… Нет, не так — я с радостью прибегну к дрессировке, крайне для вас болезненной. Вам ясно?
— Да, — коротко просипел в стол полупридушенный маг.
— Хорошо, — и хватка ослабла. — Чтобы избегнуть дальнейших вопросов, я немного обрисую ситуацию. Вы отныне находитесь под действием некоего заклятия, известного в очень узких кругах. И это заклятие, без регулярного подкрепления с моей стороны и подкормки вас подобными деликатесами, самым натуральным образом начнет разлагать вас заживо. Учтите, я нисколько не шучу и не приуменьшаю. Так что если вы планировали немного подыграть наивной девушке, а потом как-нибудь да выкрутиться, я вас разочарую — с этого крючка вам ни за что не сорваться. По крайней мере, живым. Но оно же, это волшебство, при правильном к нему отношении даст вам дополнительные силы, здоровье, а при необходимости — даже спасет жизнь. Это понятно?
— Да, — снова коротко ответил волшебник, утирая разбитые в кровь нос и губы.
— Прекрасно. А теперь, собственно, о главном — ради чего вас оставили в живых при Эпплби и снабдили таким надежным поводком. Хотя, думаю, вы уже все поняли и так. Вы отныне будете нашими глазами, ушами, а при необходимости — руками и языком в стане Вольдеморта. Если хотите жить, конечно. Если же ваша преданность Темному Лорду не имеет границ, можете отказаться, вот только даже он не избавит вас от скорой мучительной смерти. Впрочем, что-то мне подсказывает, что раз уж вы пришли сюда, на встречу с заведомым врагом, то свою жизнь цените куда выше верности вашему змеемордому выродку. Как, я все верно поняла?
— Да.
— В таком случае давайте подробно обсудим детали. Где, когда и как вы будете носить нам в клювике нужную информацию. Но вначале подробно расскажите, что произошло, когда вы с остатками нападавших на Эпплби вернулись обратно пред красные очи вашего божка.
И Гермиона, видя, что Мальсибер молчит, выжидательно глядя на нее, с довольной полуулыбкой добавила:
— Разрешаю говорить больше, чем «да» и «нет».
* * *
Человек уже даже не кричал. Лежа навзничь на холодном и склизком полу каменного мешка, он лишь хрипло дышал и с монотонностью механизма скреб пальцами по каменным плитам, а липкая, жирная грязь забивалась под его кровоточащие, обломанные ногти.
На подбородке засыхала кровь из прокушенных губ. Взгляд темных глаз с неимоверно расширившимися зрачками был пуст — изощренные, растянутые во времени пытки, уничтожили личность бывшего слуги Вольдеморта столь же верно и необратимо, как поцелуй дементора.
Темный Лорд еще несколько секунд рассматривал корчащееся у его ног тело, а потом стремительно, так, что колыхнулись полы черной мантии, развернулся и направился к выходу.
— Избавьтесь от этого куска мяса, от него уже нет никакого толку, — презрительно бросил он через плечо жмущимся в темных углах прислужникам, и покинул подземный каземат.
Наплыв затуманившей разум, неистовой, почти безумной злобы, которая выплеснулась на всех, кто не успел благоразумно скрыться, уже давно прошел, и сейчас на Вольдеморта накатывал второй вал ярости — уже гораздо более холодной и осознанной.
И если первой его реакцией на весть о произошедшем под Эпплби, где ожидалась окончательная победа, был дикий и злобный вопль «Что?!!!», то следующую, не менее злобную и яростную, озвучило нетерпеливое шипение «Почему????», смертельно опасное, как у готовой напасть змеи.
И вот тогда у всего окружения Темного Лорда от страха волосы встали дыбом: даже самый тупой тролль в такой ситуации отчетливо понял бы, что от вопроса «Почему?» до «Кто виноват?» — всего один шаг.
И почти целые сутки ближайшие подручные Вольдеморта, у которых самих горела кожа и дрожали колени от щедро налагаемых их хозяином Круциатусов, торопливо волокли на допрос к господину трясущихся, пупырчатых от страха соратников всех мастей и калибров, а подземелья Хогвартса оглашали дикие крики и вопли, от которых прочие обитатели бывшей школы содрогались и старались оказаться как можно дальше от входа в подземелья — бывшей вотчины факультета Слизерин, где сейчас располагались темница, пыточные камеры и, собственно, резиденция Темного Лорда — Тайная Комната.
Однако, каких-то других, кардинально отличных от полученных в самом начале сведений, конвейерные пытки не принесли. Яксли, перед тем как удрать от гнева повелителя в распад личности, ставший для него желанным избавлением от мук, сначала торопливо рассказывал, потом хрипло выдавливал, затем отчаянно кричал и, под конец, — обреченно скулил все время одно и тоже. Яксли, его командиры и рядовые волшебники, наобум выбранные из уцелевших, повторяли слова друг друга раз за разом под любыми пытками, а сеансы легалименции лишь подтверждали, что они не врут.
