было Э-ве-ли-на или, ещё лучше, Пло-ти-на, – съязвил, если уж
говорить плохие слова, доктор, – Плотина, Плотина… – не удержался и
фальцетиком (фальцетиком, потому что пытался придать словам иронический
оттенок; как сказал один острый на язычок капельмейстер, которого описал один
музыкант и оперный дирижёр, а он-то знал на что способны фальцетики: «Он
фальшив, как… черт, и потому все у него делается фальцетом!1), так вот не
удержался фальцетиком доктор, по прозванию Аристон, – Плотина, Плотина,
Плотина! – и тут идёт (грядёт) ряд цитат, которых грядёт так много, что лучше не
надо их приводить, а то, как бы не обвинили в превышении квоты заимствований.
1 «Sanctus“, Э.Т.А. Гофман.
9
Сказать только надо, что цитаты были из виртуозного произведения виртуозной
писательницы (виртуозными ещё бывают музыканты и хирурги, например, доктор
Венсеслау Пирес де Вейга, одинаково виртуозный скрипач и хирург1),
виртуозного произведения виртуозной писательницы mademoiselle Madeleine de
Scudéry. Мадмуазель де Скюдери говорила об эмансипации (хотя, Madelein и
слова такого ещё не знала: "émancipation de la femme" 2). Как виртуозно, всё же,
она заметила: «…нет ничего прекраснее, чем решиться жить свободной жизнью!»
– Ах, мама, мамочка… – простите, лезут в голову эти детские, как сейчас
говорят, речёвки, – Mademoiselle, mademoiselle, – протурурукал доктор, – …ну как
же Вы были правы! – протурурукал (доктор тоже, в некоторой степени, любил
турурукать) по-французски на музыку Российского композитора3, доктор.
– Музыкой облагороженные слова часто помогают скрыть иронию, – будто
защищаясь, защищая, сказал Профессор.
– Да, музыка даже иронию может превратить в абсурд, уметь надо, как в случае
с «Носом», в абсурд, – сказал я.
– Ах, мама, мамочка… – сказал, не унимаясь, Жабинский.
– Ироничны! ироничны, – перебив mademoiselle, мамочку и Жабинского, и
меня, парировал профессор.
– …ну как же ты была права, – дальше не унимался доктор.
– Ироничны! мой друг, ироничны чужим умом, но ирония ваша… как-то,
будто бы из общего места.
Про мамочку, которая была права, ещё будет… если получится.
«Ироничный ум»!
Доктор был ироничен, и это верно заметила подруга, запевала (может, лучше
«затевала», – такое субстантивированное от глагола затевать существительное),
затевала, запевала – поборница свободы, nämlich, свободной женской жизни…
Женщина на свободе… есть что-то в этом словосочетании, что-то такое, от чего
звёзды на небе не хотят мерцать, жухнут… нет, не правильно, правильно
наоборот: звёзды на небе не могут больше мерцать, но занимаются пламенем и,
разумеется, не-зем-ным пламенем… красиво! не правда ли? Ах, как хочется ещё
успеть поговорить о красоте, о том, что единственной и окончательной целью
художника является красота, что и ужас, и страх преображаются под его пером,
или кистью, или на его нотном стане в красоту, что «Лаокоон» – это свойство и
стремление художника, художника, повторюсь, рассказать про муки и боль и,
поэтому, это – красота, а не, как говорил автор4, чувство меры; поэтому жизнь и
отличает – художника от бытописателя, Жан-Жака от Ренатуса, Дон Кихота от
1 Жоржи Амаду, «Дона Флор и два её мужа»
2 Слово появилось в эпоху июльской революции 1830 г. ("émancipation de la femme").
3 Господина А. Г. Флярковского.
4
Автор книжки, под названием «Лаокоон».
10
Санчо Панса, Моцарта от Сальери, Гоцци от Гольдони… ах! чтобы это было
гимном красоте, надо, чтоб сам он, этот гимн, был красотой необыкновенной.
…а у нас, если ещё, снова же, кто-нибудь помнит о чём: …поборница
свободной (запевала, затевала) женской жизни заметила, директриса кукольного
бутика заметила, что я говорю?.. музейчика, наша Софи верно заметила, что
доктор Жабинский тонко ироничен… – А разве доктора могут быть не
ироничны(ми)? – все, конечно, заметили, что это самый настоящий эротесис, да и
эпифонема, если хотите, риторические фигуры… ну и подруга у нас! ну и Софи! а
вы говорите «пальчик», – разве доктора могут быть не ироничными? – будто
заспорила подруга, будто бы сама с собой и себе же отвечая: – Профессора -
могут! хотя нашему… нашему, – всё тем же пальчиком потрогала профессора за
плечо, лучше, за плечико Софи, нашему Антонио не занимать, но докторá
обязательно должны быть, и быть могут – только ироничны, иначе как им жить?..
Аэроплан, пролетающий назад вместе с красными теперь на белом буквами, так
было заказано осветителю…
Однажды, во время представления одной шекспировской, а может не
шекспировской трагедии, машинист, согласно ремарке, дал молнию, но прогремел
почему-то гром. Актёр произнёс монолог, свою положенную (на «молния», на
молнию, на молнии) реплику «Хвала, – мол, – небу за то, что светом оно своим, -
хотя света не было, был гром, – озаряет кромешную мглу его жизни.
…аэроплан с буквами отвлёк нашу любимую, любимую обоими друзьями,
начальницу кукол, отвлёк нашу, тоже довольно ироничную, все уже, конечно,
заметили…
– Ах, профессор, я Вам так благодарна! Чудесная идея!.. «Теперь все флаги…»
…хотя, может кто-то и не заметил ещё, потому, что пролетающий обратно
аэроплан с красными на белом буквами «Профессорские… – простите, -
«Кукольные штучки» не дал договорить Софи про операции с летальным
исходом, после которых неироничным, без чувства иронии докторам, ну просто
никак…
Зная, что этому тексту жить и жить и во времена, когда уже будут рассказывать
другие анекдоты, расскажу анекдот теперешний, тем более, что он, в некоторой
степени, относится к одному из наших персонажей:
Студенты спросили однажды профессора патологоанатома, почему он перед
вскрытием моет руки? «Действительно, почему?» – удивился философичный
профессор1.
1 Мне стыдно за такой бородатый анекдот, но теперь, раз уже написал, не выброшу.
11
"Жизнь коротка, искусство вечно, случай мимолётен, эксперимент рискован,
судить трудно" – заявил (из Гиппократа) на это, т.е. на то, что докторам без
иронии никуда, доктор Жабинский. И тут все (не только Доктор, но и профессор
Делаланд, и Софи, и я, и вы), конечно же, вспомнили этого, этого насмешника,
монашка Рабле: «…залились таким неудержимым хохотом, – писал насмешник, -
что чуть было не отдали Богу душу, – точь-в-точь как Красс при виде осла,
глотавшего репейники… таким образом, они изобразили собой
гераклитствующего Демокрита и демокритствующего Гераклита», – и вспомнили
ещё неизвестного всему миру врача Лорана Жубера наставлявшего нашего
известного всему миру Франсуа уму и разуму и учившего его смеху и иронии, и
написавшего целый трактат о смехе, и второй трактат под названием «La cause
morale de Ris, de l'excellent et tres renomme Democrite, expliquee et temoignee par ce
divin Hippocras en ses Epitres», что в переводе значит: «Моральная причина смеха
выдающегося и весьма прославленного Демокрита, объяснённая и
засвидетельствованная божественным Гиппократом в его посланиях»)… о чём
ещё будет, но потом, если получится.
– Ах, Александр! – улыбнулась и подтвердила тем наш
