Из огня да в полымя…
Не пошевельнуться…
Не оглянуться…
Не вдохнуть живительного воздуха…
Получалось только беззвучно кричать…
Испепеляющую боль я ощущал каждой клеточкой организма после провала в бездонную пустоту. Неизвестная сила сгустившегося сумрака сковала ужасающими путами тело, либо то, что от него осталось, а мерзкая и отвратная вонь собственной тлеющей плоти стала извечным спутником наравне с неутихающими мучениями. Складывалось впечатление, что в бесконечном мраке я провёл не один десяток лет, если не столетий, но организм отчетливо твердил, что миновало всего несколько томительных мгновений.
К добру это было или к худу, но из непроглядной чернильной тьмы вдруг раздался отчего-то раздраженный и отрывисто-могильный шепот:
— Старьё… Ржавый металлом… Барахло… Рухлядь… Хлам…Так меня еще… никогда… не… называли…
Из-за воздействия неизвестного голоса и постоянной агонии мысли стали путаться сильнее. Тело и язык по-прежнему отказывались подчиняться, а истощенное пыткой сознание стремительными темпами глубже погружалось в небытие.
Мириада… сраных… бед! Что… за…
— Выносливый обладатель попался… Абсурд какой-то… Придётся постараться…
Прежде чем я полностью потерял себя и отключился, недовольный шепот изменился на заинтересованный и слегка растерянный:
— Хм… Странно. Откуда на нём столько… ограничений? Впервые такое вижу…Что за ходячая печать попалась?..
* * *
За двадцать три с лишним года случались разные пробуждения. От вполне обыденных до дерьмовых. Чаще всего из-за моей крови бывали только дерьмовые. Да и чего ожидать от закоренелого преступника, который полжизни отдал службе синдикату?
В том-то и дело, что ничего… В смысле ничего хорошего. Конец у людей подобных мне вполне закономерен — жуткая и безвременная кончина.
Но честно признаться такого пробуждения как сейчас на мою судьбу не выпадало. Всё в корне отличалось от уже известного. Внутри сформировалось четкое понимание, что миновало всего несколько мгновений после схватки в отеле и… моей смерти?
Тем не менее мозг продолжал вяло мыслить, но всё сводилось… к пугающей пустоте.
Правда, пробуждение перечеркнуло столь пугающую пустоту.
— УНИЧТОЖИТЬ! УНИЧТОЖИТЬ ВСЕХ…
Именно воинственные крики заставили живо разлепить свинцовые веки.
Первое, что удалось лицезреть — это собственные окровавленные руки и ноги. Все конечности страшно дрожали и упирались в жуткий кровавый ручей перед лицом.
Вот же х-о-о-о-лера! Мать вашу, это еще что?
Я видывал многое. Видел смерть. Видел, как уничтожали людей скопом. Видел начало массовых вооруженных конфликтов, ведь порой приходилось лично подготавливать почву под их старт. Видел геноцид враждебных Ярвиру народов. Но то, что открылось взору выходило за любую цивилизованную грань…
Бойня! В округе царствовал могильник. Десятки обезображенных трупов заполонили собой небольшое гористое ущелье. Исковерканные, изуродованные, разорванные, переломанные и рассеченные тела, а также куски человеческой плоти и конечности были разбросаны повсюду, куда не кинь взор.
— Чт… об… я сд… ох… Како… го хе…
Вместо отборной ругани из глотки вырвались нечленораздельные хрипы.
Ирззу распутницу мне в жены! Что за безумная вакханалия?
Яростные вопли, рёв воинственных глоток и звуки битвы с нарастающей силой ударили по барабанным перепонкам, словно бой гремел у самого уха.
Голова невольно дёрнулась в сторону звуков и мутным взором я стал наблюдать за происходящим. Объяснение окружающей резни и могильника вокруг пришло практически сразу.
Воины в отменном диковинном снаряжении ярко-синего оттенка в слаженной манере добивали горстку людей в черно-серых одеяниях. Эта горстка всем видом напоминала обычных бродяг. Качество экипировки и количество сил двух противоборствующих сторон не поддавалось сравнению. Львиная доля погибших принадлежала тем самым бродягам, среди которых я и пришёл в себя.
Чем больше я наблюдал за происходящим зрелищем, тем сильнее сознание одолевали противоречивые мысли.
Доспехи. Одежда. Оружие. Местность. Мертвые. Всё это вызывало едкий диссонанс и не клеилось с тем, что я знал и видел ранее.
Мириада сраных бед! Это ни хрена не Империя и точно не Тарция. Что со мной вообще случилось? Где я нахожусь, мать их? Где эта стерва со своими устранителями? Какого причиндала я еще жив? Зар-р-р-р-аза! Твою собачью жизнь, Влад! Поднимай задницу! Крови, что ли, никогда не видел? Понятия не имею, как я тут очутился, но пора валить.
— УНИЧТО… ЖИТЬ… АХХЕС… КИХ… ВЫРО… ДКОВ…
— ОТ… СТУПАЕМ… НУЖ… НО… ПРО… РВАТЬСЯ…
Из-за бешеных воплей сознание скрутил невероятный спазм агонии, а рассудок помутился. Мозги в прямом смысле закипали. Естество отчетливо твердило, что я впервые слышу данный язык, но подсознание рваными обрывками переводило часть сказанного против воли.
Не поторопишься… умрешь!
— Да что за… Аргх! — гортанный тошнотворный хрип из горла вырвался самопроизвольно. — Что за… хрень… со мной… творится?
Клин дал слабину и спасение пришло откуда не ждали. Нутро мгновенно оказалось под властью родной и неконтролируемой злобы и раздражения, как глаза налились кровью из-за обрушившегося наваждения, а тело повинуясь звериным инстинктам выпрямилось.
Итог раскинувшегося перед глазами кровопролития подходил к закономерной развязке. От черно-серых бродяг осталась дюжина, их почти оттеснили к глухому краю ущелья. На стороне цветастых преобладало как минимум сорок душ.
Вступать в схватку в моей ситуации являлось несусветной глупостью. Сейчас необходимо, как можно скорее покинуть это место, привести мысли в порядок и разобраться в случившемся.
Наметился кратчайший путь для отступления. Один выход из ущелья являлся свободным.
Однако стоило сделать один единственный шажок в сторону, как уготованные планы накрылись бадьей с дерьмом. У судьбы вновь сформировалось собственное мнение на мой счёт.
— ТАМ! ПОЗАДИ! ЕЩЕ ОДИН! — раздался сочащийся небывалой ненавистью рёв из гущи цветастых. — Из первых рядов отребья кто-то выжил! Добейте остальных. Уцелевшим займусь сам… Видимо крепкий ублюдок попался…
Яростные выкрики уже не так усердно резали сознание. Впрочем, из-за прозвучавших слов и без того расшатанный эмоциональный клин, который весьма хлипко сдерживал мою неуравновешенную натуру в узде в очередной раз начал давать слабину.
Чего? Мне послышалось? Это я-то отребье? Я ублюдок? Кому там жить надоело?
Ни один из «цветастых» вояк не вздумал шелохнуться и судя по царствующей
