Как ни странно, именно талисман сослужил добрую службу.
В тот момент, когда Жемина появилась в кабинете Зу‑Л‑Карнайна, Каэ как раз находилась недалеко от Салмакиды. Кэбоалан правил своей золотой колесницей, и послушные грифоны стремительно неслись в ночном небе, похожие на падающие звезды, которые часто прочерчивают небосклон в конце августа. Каэтана сидела привалившись спиной к борту колесницы и отдыхала. Она была серьезно изранена в бою с Кетусом, и теперь ее правую руку и плечо плотно стягивали льняные бинты. Боль была вполне терпимой, и маленькая богиня то и дело проваливалась в сон. Ей как раз снилось что‑то особенно хорошее, теплое и ласковое, и она разулыбалась и расслабилась наконец, когда Ниппи не своим голосом завопил:
— Ого‑го! Огогошеньки!
— Что такое? — Каэ подскочила на месте и пребольно стукнулась головой о борт колесницы.
— Твой ненормальный орет, — хмуро пояснил Кэбоалан. — Послушай, Ниппи, стоит ли так кричать, когда самое главное — позади? Дал бы Каэ немного поспать.
— Она меня потом со свету сживет, — буркнул Ниппи. — Я талисман обнаружил..
— А позже нельзя об этом поговорить? — недовольно продолжал Солнцеликий.
— Можно. Но только талисман находится сейчас в Курме, если говорить точнее — то в Ире, а если быть предельно точным, то в одном небезызвестном нашей драгоценной богине дворце, где таким образом подвергается опасности…
Перстень не успел договорить.
Каэтана спрыгнула с колесницы прямо в объятия влажных, пухлых облаков, которые облепили ее со всех сторон. А когда потрясенный Кэбоалан наклонился, чтобы посмотреть, что она вытворяет, то увидел стремительно удаляющегося в юго‑западном направлении лазоревого дракона.
Исполинский ящер летел быстро, но как‑то неровно, стараясь не налегать на правое крыло.
* * *
Той же ночью, когда восставшая из праха принцесса Жемина посетила Зу‑Л‑Карнайна в Курме, когда Каэ возвращалась с победой с Шеолы, а урмай‑гохон Самаэль говорил в храме с Мелькартом, произошло еще несколько немаловажных событий, последствия которых позднее вошли в историю.
На земли Джералана вступила длинная колонна всадников, имевших вид не менее причудливый и своеобразный, чем их верховые животные. На воинах были доспехи, сработанные из панцирей животных, на наплечниках торчали вверх отполированные блестящие рога, которые самим воинам мешали не меньше, чем их предполагаемым противникам. Они были сплошь плечистые, высокие, а их рыжие волосы были заплетены в две косы, спускавшиеся на грудь. На этих доблестных мужах висела вся бижутерия, которую только можно было отыскать в ювелирных лавках запада: кольца, броши, бусы, серьги, браслеты, подвески — все это было пришито к их меховым плащам, сапогам и высоким шапкам, увенчанным такими же рогами, как и на плечах. Вооружено это войско было в основном топорами и луками, но иногда мелькали и палицы, и тяжелые шипастые булавы, явно позаимствованные у погибших хозяев. Редкие умельцы тащили по два‑три копья, притороченные к седлам.
Скакуны являлись жуткой помесью лошадей и ящеров, причем от ящеров унаследовали внешность, а от лошадей — терпимость к тому, что на их спинах постоянно находится дополнительный, и немалый, вес.
Короче, это была армия трикстеров, которая двигалась в ущелье Онодонги под предводительством величайшего в их истории вождя Маннагарта — мужа и избранника Богини Истины. В тот скорбный час, когда весь мир находился в опасности и нашествие Зла грозило ему, мужчины трикстеров двинулись на помощь Интагейя Сангасойе, не без радости оставив дома своих толстых и сварливых жен. Они проделали долгий и трудный путь по всему Варду и нашли, что это очень интересно и заманчиво. Похоже, что здесь и сейчас зарождалось новое поколение — поколение трикстеров‑путешественников. Воины оживленно переговаривались между собой, обсуждая пережитое и увиденное, и клялись, что еще постранствуют вместе по всему Арнемвенду, если останутся живы после решающего сражения.
По меркам больших государств их было не так уж и много: три с лишним тысячи. Но это была грозная сила, если суметь ею правильно воспользоваться.
Неизвестно, почему судьба распорядилась именно так. Может, как всегда, решила предоставить всем равные шансы, независимо от того, что считало по этому поводу мироздание, на весах которого все уже давно было взвешено и решено, — но именно трикстеры столкнулись лоб в лоб с отрядом мятежного Альбин‑хана.
Северные провинции Джералана были давно охвачены огнем восстания. Регулярные части под командованием Теле‑хана и Боло‑хана — самых верных и преданных военачальников Хентея — с трудом сдерживали натиск бунтовщиков. Тагары не желали мириться с властью императора Зу‑Л‑Карнайна и не могли простить нынешнему правителю Джералана, равно как и его отцу — Хайя Лобелголдою — дружбы с фаррским аитой. Пока ханские отряды усмиряли восставших на севере, Альбин‑хан двинулся на юг, чтобы и там поднять мятеж. Если бы ему это удалось, то огромная империя Зу‑Л‑Карнайна была бы ввергнута в кровавую бойню накануне столкновения с бесчисленными полчищами танну‑ула. Но на свою беду семитысячный отряд тагаров столкнулся с северными варварами, пришедшими сюда из чащоб Аллефельда.
Необходимо упомянуть и о том, что трикстеры в буквальном смысле слова волокли за собой и своего бога.
Когда ящер Муруган был убит в поединке с исполином Бордонкаем, варвары затосковали и долгое время не могли прийти в себя, пока их мудрому вождю Маннагарту не пришла в голову спасительная идея. Ведь трикстеры поклонялись двум божествам — Муругану и Дарамулуну. Просто Муруган являлся своим детям, а Дарамулун по каким‑то своим причинам — нет. Теперь же, оставшись единственным божеством, он сделался объектом еще более горячего поклонения. Маннагарт даже в Аллефельд забрался, разыскал там Гайамарта и вытребовал у него еще одного бога, поклявшись этого беречь как зеницу ока. Дарамулун оказался еще более огромным, а следовательно, прекрасным, на взгляд своих подданных. Кроме того, человеческих жертв он не требовал, прекрасно обходясь дичью или козами. Уходя в поход всем мужским населением, трикстеры здраво рассудили, что женщинам и детям бог‑ящер вообще ни к чему, да и не защитят они его случись что. Посему детей и женщин препоручили совсем нерадостному от такой перспективы Гайамарту, а Дарамулуна потащили за собой и волокли его через весь Вард. Благо еще, что Маннагарту не пришло в голову вести свой отряд через центральные города, но довольствовался он заброшенными дорогами.
Единственное недоразумение случилось, конечно же, в Аллаэлле, где о трикстерах хорошо не думали никогда. Но и оно было улажено, когда Маннагарт торжественно заявил, что трикстеры воевать с аллаэллами не желают, а желают сразиться со Злом во имя Добра и с этой целью требуют, чтобы их пропустили с миром — они‑де идут в Сонандан, в Храм Истины. Великий исход трех с лишним тысяч варваров из Аллефельда за Истиной, да еще с упитанным Дарамулуном в клетке, погруженной на три воза, поставленные друг за другом, привел коменданта пограничной крепости в состояние близкое к тихому умопомешательству. Однако варваров он встретил и проводил со всеми полагающимися церемониями. И только потом подал в отставку по состоянию здоровья.
Приблизительно тот же текст Маннагарт огласил и перед ошарашенным посланником Альбин‑хана. Предводитель тагаров о трикстерах знал понаслышке, однако упоминание Богини Истины привело его в неописуемую ярость. Тут все сошлось: и недавняя гибель Тайжи‑хана на берегу Охи от руки сангасоя, и то, что Интагейя Сангасойя благоволила ненавистному императору, и то, что Хентей‑хан был искренне привязан к ней, и еще многое‑многое другое. В общем, один только звук имени Великой Кахатанны привел к столкновению. Тагары не задумываясь атаковали пришельцев, тем более что и численный перевес был на их стороне, и перевес существенный.
Сражение оказалось до смешного коротким. Трикстеры торопились и потому лупили врага нещадно и без передышки. Мерно взлетали в небо огромные топоры, с глухим стуком дробили шлемы и головы шипастые палицы, тагары корчились, нанизанные на длинные копья. Выяснилось и явное преимущество трикстерских луков перед татарскими. Последние были чересчур маленькими, а стрелы — короткими. Варвары же, напротив, луки имели в свой рост и били из них прицельно шагов на пятьсот‑шестьсот. А поскольку ударная сила была рассчитана на их панцири, то кольчуги тагар пробивались навылет. Не меньшую роль сыграли и диковинные скакуны трикстеров: они пугали коней, кусали всадников, и лупили и тех и других мощными толстыми хвостами, и наносили глубокие раны когтями задних лап.
После двух часов яростной стычки шесть тысяч человек остались лежать в пропитанной кровью и изрытой копытами степи. Альбин‑хан пал от руки Маннагарта, успев обрадоваться, что умирает. Оставшаяся тысяча отступила, сохранив боевой порядок, но шансов на победу у нее не было ни малейших, и потому тагары не сочли зазорным повернуть коней на север. Трикстеры их преследовать не стали — у них была иная цель.
