оранжевых комбинезонах посмотрели ей вслед, потом развернулись и пошли обратно, в
дом. Все окна лестничной клетки, те, что над дверью подъезда, были распахнуты настежь.
Володя, широкий и возвышающийся над массой на голову, говорил с сотрудником
милиции, иногда потрясая руками над головой. Тот кивал и записывал.
Увидев Дмитрия, Володя буквально отшвырнул милиционера. Расталкивая людей,
он бросился к Дмитрию и прижал его к груди так, что заставил закашляться: «Он был для
меня больше, чем учителем, Димон!» — «Да, Вов... только помягче», — Дмитрий с
трудом расцепил бычьи Володины руки и слегка оттолкнул его от себя. — «Что
88
случилось?» — «Задохнулся от газа! Так глупо умереть! Надо же, Димон, я поверить не
могу», — Володя снова потянулся тискаться, но подошел сотрудник милиции и, подергав
его за рукав, сказал: «Владимир Андреич, мы с вами еще не закончили. Куда ж вы
убегаете, так сказать, от правоохранительных органов?» Забыв про объятия, Володя
сказал: «Ну, Димон, извини, дело безотлагательное». Следов смертельного горя и
рыданий в Володе к приезду Дмитрия не осталось, однако было много пафоса и
серьезности.
У толпы граждан, среди которой беспомощно барахтались люди в форме, лица
были заспанные и хмурые. Люди топтались и поеживались. Какая-то женщина крикнула:
«Так вы нас когда назад-то пустите, изверги? Ну!» Человек в оранжевом ответил:
«Гражданка! Осталось немного, потерпите!» — «Да как же, немного! Повыгоняли нас из
квартир и целый час уже морозите!» — женщины вокруг нее тоже стали ворчать,
поднимался мятеж. — «Соблюдайте спокойствие, граждане, — повысил голос мужчина в
оранжевом. — Наши сотрудники перекрыли источник утечки и осуществляют
проветривание! Они пошли вот сейчас наверх замерять концентрацию. Скоро вы
сможете...» Его перебили старушечьи крики с лестничной клетки, из окон, кажется пятого
или шестого этажа: «Пустите, сволочи! Террористы! Все цветы мне переморозили.
Напялили на себя черт знает что!» Послышались придавленные мужские голоса, старушка
ответила им громко: «А! Умер! Поделом ему, цветы мне тут ломать!», потом: «Не пойду я
никуда! Какое опасно, да был бы запах, если опасно. Сними свой хобот и понюхай! Да
отпусти ты меня!», следом раздался короткий мужской вопль.
Хлопнула дверь, звуки стихли. Замершая толпа стала оживляться. По рядам
прокатился смешок.
Володя, кивая милиционеру, вынул пачку сигарет, дал тому взять несколько,
похлопал его по плечу, пожал руку и пошел обратно, к Дмитрию. «Ну вот, отстрелялся
для начала, — сказал он, закуривая. — Теперь уж они гадов изловят!» — «Так это что,
убийство? — спросил Дмитрий, ощупывая карманы в поисках сигарет: — Володь,
сигареты забыл!» Володя протянул ему пачку, дал прикурить. «Как тебе сказать... —
протянул он, выпуская ноздрями дым. — О! Давай-ка послушаем, что там случилось у них
наверху!», — Володя показал на дверь подъезда.
Оттуда выходили трое в оранжевом, один был уже без противогаза, только в
капюшоне. Они подошли прямиком к главному, который до этого успокаивал бунтующую
женщину. Он заржал, слушая их, и торопливо прикрыл лицо рукавом. Рядом стоявший
мент растекся в довольной ухмылке. Начальник газовщиков, перестав ржать, коротко
перебросился с ним парой фраз. Мент стал серьезен, сказал, обернувшись: «Группа, за
мной!» — и пошел к подъезду. Милиция скрылась в подъезде, газовщики заняли позицию
у двери. Через несколько минут главный объявил: «Граждане! Газовое загрязнение
успешно устранено. Сотрудники правоохранительных органов взяли место происшествия
под свой контроль. Вы можете возвращаться в свои жилища». — «Жилища!» —
выкрикнул кто-то из толпы, передразнивая. Люди ринулись в подъезд, трое газовщиков
успели отпрыгнуть с их пути, но главного поток подхватил и внес внутрь. Трое
«уцелевших» подошли, пересмеиваясь, к Володе с Дмитрием. Они достали сигареты,
закурили, один обратился к Володе: «Представляешь! Одна старуха заныкалась при
эвакуации, теперь вдруг вылезла, хотела окна закрывать! Укусила меня, смотри! Я и не
думал, что у нее зубы-то есть», — он высунул ладонь из длинного рукава и показал
круглый синяк на запястье. «Ну, так что там было, у него в квартире? — спросил Володя.
— «Да что! Открыл газ и забыл. Окна все заперты были. Полежал так день, к вечеру
надышался и... шуиють! — газовщик махнул рукой от виска в сторону, потом добавил: —
Кофе очень хотел попить. На полу — разбитая насадка от кофеварки, а на столе рядом с
плитой турка стоит, в нее и кофе уже насыпан, и вода налита... так вот бывает... не, ну
представляешь, Вов, укусила меня! Цветы, говорит, мне не морозьте!» Он затянулся пару
раз, качая головой. Из подъезда показался начальник и закричал гневно: «Ну что встали!
89
Вашего шефа чуть не убили, а они стоят! Пой-й-ехали, быстро!» Газовщик сказал:
«Ладно, Володь, давай. Если проблемы с газом, звони напрямую, помогу всегда» —
«Давай», — Володя потряс его руку. Газовщики ушли. «Ты его знаешь?» — спросил
Дмитрий. — «Да я же тебе рассказывал, помог им однажды, когда на двор ко мне вызов
был. Не говорил? Ну, так вот, я вышел за хлебом. Смотрю, они въехать не могут. Тоха,
придурок, своей тачкой все перегородил, к бабе приехал. Ну я знаю, где его баба, пошел к
ним, говорю, там люди проехать не могут. Он сначала вякать стал, потом отогнал. Они
спасибо мне сказали. Вот и сдружились...» — «Понятно». — «Я много кого на районе
знаю, — сказал Володя после паузы, — ты обращайся». Володя не уставал повторять эту
истину и многих порядком утомил. Знакомых у него было, пожалуй, столько же, сколько
у Дмитрия с Алексеем вместе взятых. Когда они учились в школе, такое соотношение
сохранялось по весу. В результате, Володя с первого класса и класса до седьмого бил их,
отлавливая по одиночке, а они каждый раз мстили ему, подстерегая его вдвоем. Тогда они
не могли предположить, что станут втроем большими друзьями.
«Так чего там, с ментами, ты говорил, убийство?» — спросил Дмитрий. — «А! —
вспомнил Володя. — Я просто каких-то двоих... Давай, лучше, по порядку. Пришел я,
значит, вчера на турник, Петра нет. Ну, думаю, совсем уж мороз лютует, немудрено.
Прихожу сегодня, опять его нет. А потеплело ведь, чувствуешь? Думаю, что-то не так.
Пошел к нему. Звоню в дверь, не отвечает. Смотрю в замочную скважину, оттуда газом
воняет. А тут еще два каких-то урода ошиваться стали, в костюмчиках, представляешь?
Подошли, стоят за спиной. Спрашиваю, что им надо, молчат, на дверь смотрят. Говорю:
«К Петру Николаевичу?», не отвечают, стали мимо меня ломиться. Ну, я взбесился,
скрутил их за шеи и с лестницы пинком, они там встают, я подхожу, опять их пинком. По
всей лестнице спустил и из подъезда вышвырнул. Ну они и дали деру, как на улицу
попали. И, представляешь, ни слова так и не пикнули! Уроды! Я, конечно, менту не стал в
деталях рассказывать, как их бил. Сказал, просто, двое нариков терлись, выгнал их, они
свалили. Дал приметы. Но теперь я думаю, они не причем. Простые нарики, — Володя
раздавил бычок, сплюнул. — Эх, жалко Петруху как! Я аж заплакал, когда узнал. Давно со
мной такого не было», — Володя намекал Дмитрию, что его эмоциональный выплеск
должен остаться между ними. Дмитрий понимающе покивал.
«Когда его понесли эти, в противогазах, — продолжил Володя, — я поверить не
мог. Лежит, серый, не узнать его. А еще только позавчера, знаешь, как мне ногой зарядил!
Мы же с ним спарринги по утрам проводили, я тебе не рассказывал раньше...»
Володя взял дело под свой контроль, даже лично говорил с патологоанатомом
после вскрытия. Скоро Дмитрий узнал от него подробности. У Петра, оказывается, был
хронический пиелонефрит, с которым тот никогда не обращался к врачам. Вообще,
состояние было запущенное, у него начиналась постепенно почечная недостаточность, и
росли камни. А недавно воспаление почек обострилось. Когда патологоанатом узнал от
Володи, что Петр в летнем костюме и кедах бегал из года в год зимой по парку, тот
присвистнул и сказал: «Удивительно, что его только сейчас накрыло». У трупа нашли
следы сепсиса. Это значит, что когда Петр задохнулся от газа, у него была лихорадка с
температурой под сорок из-за острого воспаления почек, и он плохо соображал, что
