Через некоторое время Лисбет повернула голову.
– Удовлетворен?
– Очень красиво. Но должно быть, тебе было чертовски больно.
– Да, – призналась она. – Было больно.
Андерс Юнассон покинул палату Лисбет Саландер в некоторой растерянности. Ее физическим состоянием он остался доволен, но он никак не мог понять эту странную девушку. Не требовалось сдать магистерский экзамен по психологии, чтобы прийти к выводу, что ее душевное состояние оставляет желать лучшего. Разговаривала она с ним любезно, но с откровенной подозрительностью. Ему было также известно, что она любезна и с остальным персоналом, но не произносит ни звука, когда ее посещают полицейские. Она проявляла исключительную, непробиваемую замкнутость, все время демонстративно держась от окружающих на расстоянии.
Полиция содержала ее под замком, а прокурор намеревался обвинить в попытке убийства и нанесении тяжкого вреда здоровью. Андерса Юнассона озадачивало, откуда у такой маленькой хрупкой девушки взялась физическая сила, необходимая для подобных действий, сопряженных с грубым насилием, да еще по отношению к взрослому мужчине.
О драконе он спросил в основном для того, чтобы нащупать какую‑нибудь личную тему разговора. На самом деле его совсем не интересовало, зачем она так себя разукрасила, но он предполагал, что раз она решилась нанести на тело столь крупную татуировку, то это имело для нее какое‑то особое значение. То есть тема казалась вполне подходящей для завязывания разговора.
У него вошло в привычку посещать ее раза два в неделю. Вообще‑то эти посещения в его рабочем графике не значились – ее лечащим врачом была доктор Хелена Эндрин. В то же время Андерс Юнассон являлся главным врачом отделения травматологии и был чрезвычайно доволен своими действиями в ту ночь, когда Лисбет Саландер привезли в больницу. Он принял правильное решение, когда предпочел извлечь пулю, и, судя по всему, после пулевого ранения у Саландер не возникло никаких осложнений вроде провалов в памяти, снижения физических функций и прочих признаков инвалидности. Если ее выздоровление пойдет так и дальше, то она покинет больницу с рубцом на голове, но без каких‑либо других последствий. О том же, какие рубцы образовались у нее в душе, он судить не мог.
Подходя к своему кабинету, он обнаружил, что возле двери, прислонившись к стене, стоит мужчина в темном пиджаке.
– Доктор Юнассон?
– Да.
– Здравствуйте, меня зовут Петер Телеборьян. Я главный врач психиатрической клиники Святого Стефана в Упсале.
– Конечно, я вас знаю.
– Отлично. Если у вас найдется время, я хотел бы с вами поговорить.
Андерс Юнассон отпер дверь кабинета.
– Чем я могу быть вам полезен? – поинтересовался он.
– Это касается одной из ваших пациенток. Лисбет Саландер. Мне нужно ее повидать.
– Хм. В таком случае вам необходимо попросить разрешения у прокурора. Она находится под арестом, и пускать к ней посетителей запрещено. О посещениях надо также заранее предупреждать адвоката Саландер…
– Да‑да, я знаю. Я подумал, что в этом случае мы обойдемся без бюрократической волокиты. Поскольку я врач, вы можете пропустить меня к ней по чисто медицинским соображениям.
– Ну, в принципе такая мотивировка возможна. Однако я не совсем понимаю, с чем это связано.
– Когда Лисбет Саландер постоянно находилась на излечении в клинике Святого Стефана, я несколько лет был ее психиатром. Я вел ее до восемнадцати лет, когда по решению суда ее выпустили из интерната, правда, под присмотр опекуна. Следует заметить, что я, естественно, был против этого. С тех пор ей фактически предоставили делать, что она хочет, и сегодня мы наблюдаем результат.
– Понимаю, – сказал Андерс Юнассон.
– Я по‑прежнему чувствую за нее большую ответственность и хотел бы иметь возможность оценить масштабы ухудшения, произошедшего за последние десять лет.
– Ухудшения?
– По сравнению с тем временем, когда она получала квалифицированную помощь. Я полагал, что, как коллеги, мы всегда сможем договориться и найти подобающее решение.
– Пока я не забыл… Вероятно, как коллега коллеге, вы можете помочь мне разобраться в одном вопросе. Когда она поступила в Сальгренскую больницу, я принял все меры к тому, чтобы составить полную картину ее состояния здоровья. Один коллега запросил судебно‑медицинское заключение по поводу Лисбет Саландер, написанное неким доктором Йеспером X. Лёдерманом.
– Совершенно верно. Я был у Йеспера руководителем докторской диссертации.
– Понятно. Но я отметил, что судебно‑медицинское заключение очень неопределенно.
– Надо же.
– Оно не содержит никакого диагноза и в основном производит впечатление академического изучения упорно молчащего пациента.
Петер Телеборьян засмеялся.
– Да, с ней нелегко. Как следует из заключения, она последовательно отказывалась разговаривать с Лёдерманом, в результате чему ему пришлось выражаться неопределенно. И он поступил совершенно правильно.
– Понимаю. Однако рекомендация тем не менее заключалась в помещении ее в интернат.
– В ее основе лежит предшествующая история Лисбет Саландер. За многие годы у нас ведь сложилась полная картина ее болезни.
– Вот этого‑то я никак и не могу понять. Когда она сюда поступила, мы пытались заказать из клиники Святого Стефана ее журнал, но до сих пор его не получили.
– Сожалею, но по решению суда на нем стоит гриф секретности.
– Понятно. А как же мы здесь можем обеспечить ей надлежащий уход, если нам не дают доступа к ее журналу? Ведь сейчас медицинскую ответственность за нее несем мы.
– Я занимался ею с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, и думаю, во всей Швеции нет врача, столь хорошо представляющего себе картину ее болезни.
– Которая показывает?..
– Лисбет Саландер страдает серьезными психическими отклонениями. Как вам известно, психиатрия не принадлежит к числу точных наук. Я бы не взялся поставить точный диагноз, но у нее имеются откровенно навязчивые идеи с явными чертами параноидальной шизофрении. Картину дополняют маниакально‑депрессивные периоды плюс отсутствие эмпатии.
Андерс Юнассон десять секунд всматривался в доктора Петера Телеборьяна, а потом развел руками.
– Не мне предлагать диагнозы доктору Телеборьяну, но вы никогда не обдумывали куда более простую возможность?
– То есть?
– Например, синдром Аспергера. Я, разумеется, не проводил никакого психиатрического обследования Лисбет Саландер, но если бы мне пришлось высказывать спонтанное предположение, то напрашивается мысль о какой‑то форме аутизма. Это бы объяснило ее неприспособляемость к общепринятым нормам поведения.
– Сожалею, но пациенты с синдромом Аспергера обычно не поджигают своих родителей. Поверьте, я никогда прежде не встречал столь ярко выраженного социопата.
– Мне она кажется замкнутой, но не параноидальным социопатом.
– Она исключительно манипулятивна, – сказал Петер Телеборьян. – Она демонстрирует то, что, как ей кажется, вам хочется увидеть.
Андерс Юнассон слегка нахмурил брови. Совершенно неожиданно слова Петера Телеборьяна вступили в противоречие с собственной комплексной оценкой Лисбет Саландер. Какой он ее уж точно не посчитал бы, так это манипулятивной. Напротив – она была человеком, твердо державшим дистанцию от окружающих, и не демонстрировала абсолютно никаких эмоций. Он попытался подстроить нарисованную Телеборьяном картину к собственному представлению о Лисбет Саландер.
– Вы ведь наблюдали ее в течение короткого времени, в период вынужденной пассивности, вызванной ранениями. А я видел ее вспышки ярости и безрассудную ненависть. Я много лет потратил на попытки помочь Лисбет Саландер. И поэтому я здесь. Я предлагаю сотрудничество между Сальгренской больницей и клиникой Святого Стефана.
– О какого рода сотрудничестве вы говорите?
– Вы будете заниматься ее физическими проблемами, и я убежден, что лучшего ухода никто ей предоставить не сможет. Но меня очень беспокоит ее психическое состояние, и мне бы хотелось подключиться на ранней стадии. Со своей стороны я готов предоставить любую помощь.
– Понимаю.
– Мне нужно посетить ее для того, чтобы, в первую очередь, оценить ее состояние.
– Я понимаю. Но, к сожалению, не смогу вам помочь.
– Простите?
– Как я уже сказал, она находится под арестом. Если вы хотите начать ее психиатрическое лечение, вам придется обратиться к прокурору Йервас, которая принимает решения по таким вопросам, и это должно происходить при участии адвоката Анники Джаннини. Если речь идет о судебно‑психиатрической экспертизе, то вам это должен поручить суд.
– Именно всех этих бюрократических проволочек я и хотел избежать.
– Да, но я несу за Лисбет Саландер ответственность, и если ей вскоре предстоит предстать перед судом, то нам необходимо иметь четкие документальные обоснования всех принятых нами мер. Значит, мы вынуждены следовать всем бюрократическим правилам.
