подошли! — раздался удивленный голос наверху. — Эй вы, сволочи! Сдавайтесь, иначе я с вас на куски порежу!
— Спускайся, спускайся сюда, — шептал Стефан, плавным движением «козьей ноги» взводя арбалет.
Воины оставшегося десятка спешно тащили сундуки с товаром, тюки с тканями и связки ковров, восстанавливая преграду на пути нападающих. Пятно света вновь закрыла тень, и в этот раз быстрее оказалась София, которая плавным движением вскинула свой лук. Загудела тетива, пославшая вперед острое жало, несущее смерть, а потом защитники услышали сдавленные ругательства, и пятно исчезло.
— Я ему ногу продырявила, чуть выше лодыжки, — с гордостью заявила невеста цезаря. — У него был армейский скутум.
Осаждающие сделали еще несколько попыток, но до баррикады внизу так и не дошли. И императрица, и ее невестка, и великий логофет с такого расстояния били без промаха, а пробраться по лестнице, заваленной телами, и не открыться хоть на секунду, не было ни малейшей возможности. Уж больно много ромеев положили здесь гвардейцы. Наступило шаткое перемирие, и семья императора выдохнула с облегчением, как вдруг наверху раздался шум.
— Бей бунтовщиков!
— Эй! Вы чего?! Спятили?!
— На, сволочь! Получи! — слышали они, а прямо у входа в подвал зазвенела сталь. Кто-то кричал, но крики звучали скорее возмущенно, чем гневно, и София, обладавшая острым слухом, недоуменно посмотрела на остальных.
— На них кто-то напал сзади! — только и сказала она, и вскоре ее слова подтвердились. — И вроде бы свои! Но почему?
— Не стрелять! Это патрикий Евгений! — крикнул вдруг кто-то на словенском. — Я слуга василевса Владимира. Мои люди бьются с бунтовщиками. Я выведу вас в безопасное место! Выходите, не бойтесь!
Подвал молчал, а люди в нем переглядывались недоверчиво. Они знали патрикия, но вдруг это совсем не он.
— Эй! — в голосе явно чувствовалось раздражение и злость. — Я пришел спасти семью императора. Кирия, вы меня слышите? Вы же знаете меня! Я имел честь приветствовать вас! Сиятельный Стефан! Это же я!
— Тут их нет! — крикнул Третьяк, повинуясь знаку Стефана.
— Ты еще кто такой? — спросил Шишка.
— Десятник хорутанской стражи Третьяк!
— Ты вообще понимаешь, десятник, с кем сейчас разговариваешь? — недоуменно спросил Шишка. — Я патрикий и комит экскубиторов. Выводи людей, дурень! Это приказ! Бунтовщики дворец подожгли! Вы там задохнетесь сейчас! У меня корабль в порту стоит. Семью государя вывезут в безопасное место! Пошевеливайся, или я с тебя шкуру сдеру!
— Тут их нет! — упрямо ответил десятник.
— Я же знаю, что благочестивая августа и ее дочери прячутся здесь! — крикнул Шишка. — Тут несколько покойников с пурпурными стрелами в ляжках. Ты что, десятник, голову мне морочишь? Такая стрела стоит как твое недельное жалование!
— Я чувствую запах дыма, — шепнула София, чьи ноздри трепетали. — Далеко, правда. Матушка, мне кажется, он не врет. Дворец горит.
— Я думаю, можно выходить, — решительно сказал Стефан. — Я узнал этот голос. Это и правда патрикий Евгений. Приведите юных август.
— Мы сейчас выйдем! — крикнул Третьяк. — Отойдите от входа. Я сначала проверю ваши слова.
— Как пожелаете, почтенный! — послышался глумливый голос, а потом прозвучал приказ. — Всем сделать двадцать шагов назад!
— Даже не думайте, сиятельные, высунуться из подвала! — услышали все негромкий голос, раздавшийся из темноты. — Это ловушка.
— Константин! — недовольно посмотрел на него Стефан. — Где тебя носило?
Пан полковник выглядел как загулявший грузчик из порта. Его борода торчала вперед неряшливыми клочьями, а туника зияла прорехами в нескольких местах. И лишь непривычно бледные ноги, торчащие из-под подола длинной рубахи, выдавали в нем чужака. Руководитель имперской разведки нечасто жарился на египетском солнце.
— Я исполнял свой долг, — пожал плечами Коста. — И я вас уверяю, сиятельный, он исполнен. Теперь мы можем уйти отсюда, путь безопасен.
— А я уж подумал было, что ты сложил свою хитроумную головушку, — милостиво кивнул Стефан. — Хотел молебен по тебе заказать, когда выберусь отсюда. София, Елена, мы уходим! Тут есть потайной коридор, и ведет он прямиком в одну неплохую харчевню. Она, кстати, принадлежит мне, и там подают превосходную… Господи боже! Да что я такое несу! О, братец Само, надеюсь, ты слышишь меня сейчас! Я господа молить буду за твою предусмотрительность! Я ведь, как последний дурак, упирался и не хотел прокладывать еще один подземный ход. Всё денег жалко было! Рассказывай, боярин! А ты, Третьяк, иди сзади и активируй ловушки. Вдруг они все-таки решатся сунуться за нами.
— Рассказ будет долгим, — Коста набрал воздуха в тощую грудь. — В общем, дело было так…
Некоторое время назад. Александрия.
Коста шнырял по городу, держа уши и глаза нараспашку. Нелепость происходящего ударила по всем чувствам сразу. Солдаты готовились к штурму дворца деловито и неспешно, и никакого секрета в происходящем не было. Бунт – это всегда задор, пьяный кураж и бурление кипящего котла. А вот бунтов, в которых вожди восставших то и дело бегают в ставку противной стороны, просто не бывает. Из всего этого Коста сделал вывод, что никакой это не бунт, а тонко и умело спланированная операция. И спланированная совершенно точно не патрикием Евгением, который воином считался неплохим, а вот стратегом – весьма и весьма средним. Он для таких высот мысли был слегка туповат.
Плачевное состояние казны Восточной империи известно всем на свете, от сенатора до мальчишки-водоноса, и не в последнюю очередь причиной этого послужила потеря богатейших провинций – Египта и Африки, с одной стороны, и пресечение торговли арабами – с другой. Прямые контакты с Персией рухнули, а все караванные пути Востока подмяли под себя подданные халифа. Средиземноморскую торговлю специями держал в кулаке император Святослав, который из-за этого и остался править в Александрии. Он не мог потерять контроль над золотым потоком, что тек через Великий канал. Узкая полоска воды, соединяющая Красное море со Средиземным, держала на плаву всю империю. Убери ее, и державе конец. Она рассыплется, разорванная на куски мятежами. У императоров просто не хватит денег и влияния, чтобы держать в узде аристократию собственных провинций. Да и профессиональному войску платить будет нечем, чего уж греха таить.
