школу, закинув за плечо чёрную блестящую сумку. Только, кажется, никто из них не умеет запускать воздушного змея. Наверное, именно поэтому они собираются кучками и с криками гоняются за кожаным мячом, и это у них называют мудрёным словом «футбол».
В городе было чисто, красиво, оживлённо. Турткозу здесь нравилось, но вот если бы только… Если бы только он не скучал по родному дому. Он тосковал по маме Алапар, по Карабаю, по острому, приятному запаху овечьей шерсти и зелёному бескрайнему пастбищу…
На новом месте щенка никто не обижал, даже усатый мясник на поверку оказался не таким уж страшным. Он каждый день приносил Турткозу почти целый мешок потрохов, мясистых косточек и хрящей: ешь — не хочу. А сын мясника, Тургу́н, так звали его, тот вообще души не чаял в нём. Называл разными ласковыми именами, водил с собой гулять.
Но Турткоз всё равно тосковал. Даже обильная еда не радовала его. Недаром, видно, говорят, что хлеб чужбины не имеет вкуса. Не нравилось щенку ещё одно: верёвка, которой он был привязан к железному колышку, вбитому в землю возле каморки. Турткоз в первый же день попытался оборвать её: разбежался, прыгнул вперёд… и свалился на бок. И шею туго стянула петля, стало трудно дышать, перед глазами поплыли какие-то точечки. Больше он не решился повторять такое. Попробовал кол перегрызть. И опять неудача — чуть зубы не сломал. Тогда Турткоз стал злобно лаять, кидаясь на все звуки, выть по ночам, глядя на звёздное небо, нарушая покой соседей и хозяев. Ничего не вышло. Никто и не подумал выпустить его на волю. Только мясник задал хорошую трёпку. Но это не сломило щенка: он никак не мог смириться с тем, что приходится жить вдали от просторов яйлау, бескрайних зелёных полей.
Отчаявшись, что не может избавиться от подлой верёвки и железного кола, щенок залёг возле своей каморки, на голой земле, и безучастно лежал несколько дней подряд. Из глаз его текли крупные капли слёз, и он не притрагивался к еде, которую ставили в миске перед ним.
Однако голод тоже не помог. Турткоз только похудел, обессилел, и шерсть на нём свалялась, повисла грязными клочьями. В один из этих дней щенку приснился его брат, Куппак. Они будто бы ещё совсем маленькие. Гоняясь друг за другом, заскочили в соседский двор, увидели висевшую на верёвке козлиную шкуру. Быстро стащили её и давай носиться по улице! За ними с криками гонялась старая худая женщина: «Оставьте шкуру, негодники! Отдайте, вам говорят!» Вдоволь набегавшись, они с Куппаком бросили шкуру и понеслись домой. А там, в зелёной будке, спала мама Алапар…
Интересно, где-то теперь Куппак? А мама Алапар небось совсем осиротела, бедняжка: сразу лишилась обоих сыновей. Карабай тоже, наверное, переживает. Он не хотел отдавать щенка мяснику, поэтому сказал тогда, на лугу: «Побудь здесь, Турткоз, я сейчас вернусь. Провожу только дядю». Точно, он хотел его выпроводить. Эх, хоть бы одним глазком посмотреть на маму и Карабая, побегать по яйлау, вдыхая свежие запахи трав и зелени, слыша свист ветра в ушах! И потом, так уж и быть, можно было бы смириться с этой ненавистной верёвкой, с толстым железным колом и тесной, тёмной каморкой…
III. ОПАСАЯСЬ ДОЖДЯ, ПОПАЛ ПОД ГРАД
Нет, никогда он не смирится со своей участью, не сможет жить в этой тесной конуре, в этом тесном дворе, вечно привязанный к железному колу! Обязательно убежит отсюда. Рано или поздно, но обязательно убежит. Он ещё не знает, как это сделает, но уже твёрдо решил — убежит.
Щенок вошёл в конуру, лёг на соломенную подстилку, начал устраиваться поудобнее. В бок впилось что-то твёрдое и шершавое. Турткоз злобно куснул. Оказалось, это ненавистная верёвка! Турткоз изо всех сил впился в неё клыками и почувствовал, что она не такая жёсткая, как пол, что она поддаётся его зубам! Поняв это, щенок принялся яростно грызть своего врага. Он её грыз, быть может, час, два, возможно, и целый день. А когда путы наконец разорвались, во дворе стояла глубокая ночь. Дом был погружён в тишину. Над запертой калиткой горела тусклая лампочка. В небе перемигивались холодные звёзды. Раздумывать щенок не стал: разбежался и в один прыжок оказался на дувале — невысоком глиняном заборе. Потом он соскочил вниз, на улицу. И вот она, долгожданная свобода!
Ах, это ни с чем не сравнимое чувство свободы! Турткоз короткими, сильными прыжками побежал по улице. Он и представления не имел, куда бежит. Затёкшие, онемевшие ноги легко несли его, и он летел куда глаза глядят, лишь бы чувствовать, что он свободен и силен! Щенок останавливался лишь на поворотах, у перекрёстков, понимая, что осторожность всё-таки не помешает. Выяснив, что ему ничто не грозит, Турткоз нёсся дальше. Прыжки его были сильными и упругими, и он не сомневался, что рано или поздно домчится до конца улицы, а там и дорогу домой в кишлак отыщет. Да, там, дома, так оно и было: вместе с селением кончалась и улица, а дальше начиналось открытое поле. Но здесь оказалось всё иначе. Одна улица сливалась с другой, а чуть погодя от неё отбегали ещё несколько улиц в разные стороны. Поди угадай, которая из них ведёт в твой родной кишлак!..
Краешек неба медленно светлел — наступал рассвет. А Турткоз всё ещё бежал. Он устал, во взгляде его появилась растерянность. На улицах показались первые прохожие. С каждой минутой их становилось всё больше и больше. Заметив щенка, горожане испуганно шарахались в стороны, что-то кричали ему вслед, кидались камнями. Видно, принимали Турткоза за бродячую бешеную собаку. Раз наперерез ему выскочил человек с недлинной блестящей палкой в руках. Приложил он её к плечу — и из палки с грохотом вылетело пламя, что-то тонко и противно просвистело над самой головой Турткоза. Щенок резко свернул в первый попавшийся переулок… его спасло только чудо: колёса какой-то огромной машины, протяжно взвизгнув, застыли перед самым его носом. Турткоз отпрянул назад, не веря, что счастье не покинуло его и он и на этот раз избежал опасности. Но именно в этот момент сверху на него упала густая вонючая сетка. Щенок запутался в ней, упал, больно ударился головой о что-то твёрдое. Когда Турткоз пришёл в себя, он уже был связан и брошен на арбу с крытым верхом. Рядом с щенком валялись ещё две собаки. Дворняжки. «Кто это нас схватил? Куда нас везут? Что с нами сделают?» — спросил Турткоз одними глазами. Дворняжки не
