события и смерть… Не будь боль столь реальной, я бы посчитал, что всё это сон. И это ощущение… страх, да, его семя-таки проросло в моей голове и окутало меня непроницаемым коконом. Это был вовсе не мимолётный испуг, как если бы я случайно уронил монету в сточную канаву, а затем сразу её отыскал. Нет, это был самый настоящий ужас, который я испытал, когда понял, что дни мои сочтены. Очень неприятное ощущение. Испытывать его ещё раз я точно не желаю. Дёрнул головой, прогоняя жуткие воспоминания из головы, открыл глаза и огляделся.
— Где это я?
После своей скоропостижной смерти в этом нескончаемом потоке странностей я ожидал увидеть либо непроглядную темноту, ставшую ознаменованием моей кончины, либо потерянный и недоумевающий взгляд Митяя, означавший, что я-таки схожу с ума и всё произошедшее было галлюцинацией. Не знаю, к сожалению или к счастью, но все мои предположения оказались неверными, и очнулся я совсем не там, где ожидал. Присутствие мягкой перины, укутанной в белоснежный пододеяльник, цвета январского снега, означало только одно, я нахожусь чёрти где. Медленно потянувшись к своей руке, я ущипнул себя за кожу.
— Ай! — вырвалось из моего рта. — Боль вполне реальна, значит, это не сон, но всё же, где я очутился?
Кровать находилась под белым куполом, словно вырезанном из слоновой кости. Сам купол походил на швейцарский сыр, испещрённый множеством отверстий разной формы и размера. За ними виднелось тёмное небо, усыпанное мириадами звёзд. Ни луны, ни каких-либо других планет я на нём не увидел. Место было совершенно незнакомым и чужеродным, словно не с Земли вовсе.
Неужели это рай? Очень надеюсь, что так я не оказался в аду. Если я и в самом деле погиб, то попадание в рай — лучшее, что могло со мной произойти. Как там говорил Митяй? Страдай, умри и в рай? Ха-ха! Похоже, слова его оказались былью.
Моя кровать стояла у одной из стен, и это была, пожалуй, единственная мебель, которая здесь находилась. Увидеть, из чего она была сделана, я не мог. Мягкая перина, укутанная в белоснежную простыню, закрывала обзор. Зато, я увидел невероятно привлекательный пол, похожий на отполированный мрамор. Сам я никогда раньше мрамор вживую не видел, но чувствовал, что это был именно он. Что-то притягивало мой взор, когда я на него смотрел. Не удержавшись, я нагнулся и посмотрел на своё отражение.
Увиденное меня поразило. Я был чертовски хорош собой. Лицо вроде моё, но симпатичней. Тусклые голубые глаза едва заметно блестели. Волосы, имевшие до этого неухоженный вид и цвет коры дуба, теперь были аккуратно уложены назад и ярко поблёскивали на свету. От шрамов не осталось и следа, кожа разгладилась и потеряла свой блеклый окрас, подчеркнув при всём этом острые грани моих скул и подбородка.
Похоже, смерть вернула мне былую привлекательность, и теперь я даже похож на аристократа. Интересно, не случись со мной той трагедии, я выглядел бы так же? Если да, то уверен, жизнь моя была бы значительно проще и увлекательней.
Из посредственного Санька я за мгновение ока превратился в мужественного и уверенного в себе Алекса. Возможно, именно таким и видел меня Митяй, раз обращался ко мне подобным образом. Может, мне теперь стоит и фамилию сменить? Я усмехнулся и погладил себя по лицу. От его бархатистости у меня дар речи пропал, а руке стало приятно, словно я потрогал девушку за сокрытые под панталонами прелести.
Такому личику точно нужна величественная фамилия. Какую бы подобрать? Что-то ничего на ум не приходит. За двадцать четыре года своей жизни, я даже не удосужился узнать, какие знатные Рода проживают в моей стране. Зато я очень много времени общался со стариками в своём посёлке. Помнится, рассказывали они про одного персонажа, который очень ярко выделялся на фоне других знаменитостей нашего мира. И имя у него почти такое же, как и у меня. Разве что лишь в извращённых фантазиях Митяя.
В двадцать лет этот персонаж уже стал царём и отвоевал Грецию. Поистине великий полководец — Александр Македонский! Да, будь у меня выбор, я бы хотел стать именно им. Уже представляю, как падают красавицы при виде меня в чёрном фраке, расшитом золотом. И как моё присутствие заставляет их мокнуть лишь от того, что они стоят рядом со мной…
Моё лицо само по себе расплылось в дурацкой улыбке.
— Слюни подотри, молокосос! — в моей голове прозвучал властный, мужественный голос, заставивший меня дёрнуться. — Не бывать тебе Македонским!
— Кто здесь⁈ — я огляделся и вжался в кровать, но никого не увидел.
— Я в твоей голове, идиот.
— Ч-чего? — я мотнул головой и принялся читать молитву, скрестил пальцы и закрыл глаза. Сам не понял, откуда она всплыла в моей голове. Никогда прежде я не верил в Бога, а сейчас вдруг уверовал. — Изыди, изыди! Изыди, чёртов бес!
— Ты кого бесом назвал, сопляк⁈ — голос не унимался, ругая меня, на чём свет стоит. Количество матерных слов, звучавших в моей голове, было столь велико, что я при всём желании не мог за всеми ними уследить. — Всё из-за тебя, будь ты проклят!
— Всё это сон, просто сон! — прокричал я, не открывая глаз, и с силой ударил себя по щеке.
Боль была вполне себе реальной. И мало мне было физических мук, голос в голове добавил моральных. В выражениях он не стеснялся. Говорил совсем как благородный, обращавшийся к своим крепостным.
— Больно ведь, мудак! Ты совсем негораздок? Тебя в детстве случайно не роняли? — прорычал он, и следом я ощутил, как в моей груди что-то сжимается, словно кто-то со всего размаху лупит по моей душе. — Ещё раз так сделаешь, и я тебя на корм волкам пущу! Помяни моё слово, смерд! Я — Первый, и ты не смеешь давать мне пощёчину! Никто, ни при каких моих жизнях не смел этого делать! Я — Величайший!
Сам не ведая, что творю, я разозлился и со всей дури вмазал себе кулаком по лицу. Ощущение было не из приятных, а удар — хлёстким и поставленным. И самое удивительное, что я осознал лишь после него, рукой управлял не я. Она словно двигалась сама по себе, совсем не реагируя на мои команды.
— Какой-то неприятный сон… — я погладил ушибленную щёку и насупился. — Убирайся прочь, нечисть!
— Я — Первый! — взревел раздражённый голос. — И не дремлешь ты, малец! Хотя лучше бы это всё и в самом деле оказалась не более, чем кошмаром. Если ещё не понял, то ты кони двинул, а я вместе с тобой! Поздравляю, мать твою!..
— Чего? — мой голос дрогнул, а я бешено закрутил глазами, не имея возможности посмотреть нежеланному собеседнику в глаза. — В каком смысле: «Кони двинул»?
— Помер, скис, погиб, сгинул, сдох! — некто продолжал глумиться надо мной, подбирая такую интонацию, словно я был для него злейшим врагом из когда-либо существовавших. — Выбирай любой вариант, какой понравится. Мне, если честно, плевать. Всё равно! Мы с тобой в полной заднице, и выхода из неё не предвидится.
Осознание прибило меня к перине, словно острый кол, вогнанный в землю. Всё это взаправду? Нет, быть того не может. Это не реальность! Будь это всё реальностью, я бы уже в штаны наложил.
— Штанишки новые подготовь! — голос не унимался. — Прими смерть как данность, это факт!
— Смерть, говоришь… — я выдохнул со спокойной душой и опёрся затылком о купол. — Что-то слабо мне в это верится. Если помер, почему я здесь сейчас сижу? Вроде как вполне живой и здоровый. Дышу и вижу, а ещё всё ощущаю. Или же это рай? Тогда какого чёрта ты в моей голове забыл? Неужели ангел-хранитель мой?
— Ты задаёшь слишком много вопросов! — Первый снова принялся материться и поносить меня без передышки. Уверен, стой он сейчас передо мной, заплевал бы меня с головы до ног своей желчью. И чего только бесится?
Его бесконечные вопли и сетования на несправедливость какого-то отбора сосудов порядком мне надоели. За короткие пять минут он произнёс больше слов, чем я за всю свою недолгую жизнь. Неугомонный какой-то, не заткнуть. Всё болтает и болтает, сколько бы я не старался его угомонить. На слова не реагирует, на молитвы тоже. Даже когда уши затыкаю, он всё равно не затихает и достаёт меня. Совсем как жёнушка нашего Графа, любившая устроить своему мужу нервотрёпку. И как он её только терпел? Вряд ли она
