простыня перед ним была в густой черной крови.
— Почему забрала? — спросил я, как только старик уселся.
— Не время сейчас об этом, — тихо, слабеющим голосом произнес Терехов. — Надо торопиться. Мне нужно переговорить с Посивой. Она мне скажет, как передать покровительство.
— Я знаю, как, — остановил я движение, старика потянувшегося уже было к часам.
Терехов удивленно на меня взглянул и спросил:
— Знаешь? И как?
Я рассказал ему все, что узнал от Буянова о передаче.
— Вот значит как, — усмехнулся старик. — А Корсакову он этого не сказал. Молодец! Уважаю! Иначе Корсаков бы давно заставил меня принять решение в пользу него. Рад, что этого не случилось.
Я взглянул на Терехова и заметил, что свет в его глазах стал бледнее. Старик, казалось, сразу осунулся и еще сильнее постарел.
— Так значит нам побрататься надо и мне согласиться на передачу?
— Да, — подтвердил я его слова. — Добровольно согласиться.
— Хорошо. Есть чем кожу рассечь?
Я оглядел комнату. На столе у стены лежал медицинский инструмент. Сделал шаг в направлении стола, но Терехов меня схватил за руку и не дал отойти.
— Нет! Туда ты попасть не сможешь, не выйдя из этого пузыря. Там время вернет свой бег.
Вспомнив, что на мне ножны с Петиным ножом, я похлопал себя по боку. Достал нож и показал Терехову. Старик кивнул.
Я осторожно надрезал себе ладонь и сжал кулак, чтобы кровь сильно не текла. Затем протянул нож Терехову, тот подставил ладонь, позволив мне сделать это самому. Надрез был больше, чем у меня, но кровь едва вытекала.
Мне показалось, что в этот момент нож, едва заметно, засиял. Может это было важно, а может просто почудилось.
Старик протянул мне руку и крепко пожал мою ладонь. Кровь темными каплями стекала из наших сжатых ладоней и падала на пол.
Ничего не происходило.
— Передают тебе покровительства духа северо-восточного ветра, Посивы внучки Стрибога. Пусть она будет с тобой от этого момента и до конца существования твоего рода. Передачу осуществляю добровольно, находясь в полном сознании, — торжественно произнес Терехов.
Еще буквально миг ничего не происходило, и я даже успел подумать, что мы сделали что-то неправильно, а потом все вокруг завертелось. В прямом смысле.
Стенки шара, внутри которого находились мы с Тереховым начали двигаться. Видимо этим пространством и была ограничена временная аномалия. Пространство, где время шло иначе.
Палата исчезла. Исчезли люди за границей сферы. Вращение смазало все, становясь все быстрее и быстрее, пока не превратилось в бешено вращающийся смерч, внутри которого были мы.
Вновь возникли цвета. Сепия снаружи уступила места радужному переливу, зато внутри все вдруг выцвело. Кровать стала бесцветной, а потом и вовсе исчезла. Пропал Терехов.
Я остался стоять один в центре вращающегося урагана. Где-то вверху сверкнула молния и разломила далекое небо пополам. Мелькнули знакомые мне синие канаты, рвущиеся под напором вращения, словно их растягивало и разрывало центробежной силой. Возник разрыв.
Внутри клубилась серая пелена, почему-то вращение её никак не затрагивало. Что-то внутри неё двигалось, стремительно приближаясь. Снова ударила молния, ослепив меня на мгновение. А когда я снова прозрел, то увидел перед собой девушку.
Невысокая, чуть выше моего плеча. Стройная, я бы даже сказал худая. В длинном серо-голубом платье. Ткань казалась дымом, сгустившемся вокруг тела. Под стать платью цвет глаз. Серо-голубые озера затягивали, не давая оторваться. Пронзительно и строго смотрела на меня эта девушка. А вот с лицом были какие-то проблемы. Оно постоянно менялось. То моложе, то старше, то словно детское. Момент изменения уловить было невозможно, будто ты смотрел на фотокарточки. Сейчас такое, через мгновение другое.
Я отвел взгляд от лица, от быстрой смены картинки начало тошнить.
В остальном девушка была что надо. Дымная ткань плотно прилегала и обтягивала все формы, только подол постоянно колыхался, хоть никакого ветра и не было. Глубокий вырез декольте позволял отключить фантазию, там и так все было открыто.
Девушка шагнула ко мне и протянула руку.
Её глаза пристально смотрели на меня, а рука однозначно чего-то требовала. Я, недолго думая, протянул ей левую руку, правая была в крови. Может ей требовалось помочь подойти ближе? Посива только покачала головой и едва заметно кивнула на руку, что я убрал за спину.
Да уж, мог бы и догадаться, что ей нужна кровь.
Я протянул правую руку и девушка, улыбнувшись взяла ее в свою ладонь. Наклонилась и впилась губами в порез. Яркие разводы крови на бледноватой коже вызвали какие-то нездоровые ассоциации. А когда она, запрокинула голову, я подумал, что из перепачканного кровью рта полезут клыки, но ничего подобного не произошло. Посива просто застонала, словно от наслаждения. Ее глаза на миг потемнели, а потом снова вернули пронзительность в серо-голубых тонах.
Все же, все божества показушники. Сдалась ей моя кровь.
Ну может теперь она сможет откликаться на мой зов. Типа, как Шанс, после принесения капли крови в жертву. Блин, захочешь провести духовный диспут, так никакой крови не хватит.
Девушка тем временем сделала несколько шагов назад, так и не сказав ни слова. Склонила голову в поклоне и замерла. Я поклонился в ответ.
Едва успел выпрямится, как Посива рванула на меня, но пронеслась насквозь, словно бестелесный дух, каким в данный момент она и являюсь. Я от неожиданности сгруппировался, и отшагнул назад готовый поставить блок.
И оказался в палате Терехова.
Все стояли точно так же, как я запомнил. Еще мгновение и окружающие пришли в движение.
Девушка-санитарка, замершая с тазом в руках, наконец-то поставила его на столик. Мадам поправила непослушный локон и снова положила руку на грудь.
Я стоял напротив Терехова, окончательно и бесповоротно мертвого.
Опустив взгляд, я мельком глянул на руку и заметил тонкий затянувшийся порез. Крови не было. Ни на полу, ни на простынях, ни на теле старика.
Анфиса Петровна вздрогнула, посмотрев на лицо своего старого поклонника.
— Он умер, — сказал я и глянул на часы в своей руке.
Умер, так и не сказав, как ими пользоваться. Но это не страшно, ведь у меня есть человек, который уже как-то однажды разгадал загадку этого осколка и научил пользоваться его силой Терехова. А значит, и мне сумеет помочь.
— Анфиса Петровна, нам бы с вами поговорить не мешало, — сказал я мадам и кивнул на выход.
Женщина тяжело поднялась, что-то тихо проговорила в сторону тела старика и вышла следом за мной.
Мы какое-то время молчали. Мадам достала и крохотной сумочки кисет, и раскурила трубку.
— Что такого сделал Терехов, что вы забрали у него часы и прогнали из борделя?
Анфиса Петровна взглянула на меня и прищурилась.
Я не стал отводить глаза. Я хотел узнать правду.
Мадам вздохнула и произнесла:
— Он мне нравился. Я тогда совсем молодая была, дурная. Только с войны пришла, а тут он. Важный, статный, взрослый и при деньгах. Он поставщиком вина ко двору был. Ухаживать за мной стал. Помог устроиться на работу. Да еще сразу управляющей в бордель.
Мадам вздохнула, втянув воздух, смешанный с дымом, в несколько приемов.
— А потом ему меня стало мало. Начал по девчонкам моим ходить, да еще и денег не платил, мол он у хозяйки в фаворе. Месяц так продолжалось, я терпела, а потом устала. Нашла его как-то утром вусмерть пьяным в одной из комнат схватила единственное, что у него было, эти самые часы, — мадам кивнула на хронометр, так и оставшийся в моей руке. — Они на тумбочке лежали. А одежды там никакой не было. Не знаю, что он там ночью чудил. Попросила охрану выкинуть его в чем мать родила на улицу и зареклась пускать к себе. Не только в бордель, но и в свою постель ему дорогу закрыла.
Мадам снова несколько раз затянулась трубкой.
— Прибегал несколько раз. Сначала прощенье просил, потом про часы спрашивал. Но я уже решила, что к черту его такого. Мало ли мужиков вокруг.
— А что с монеткой? — поинтересовался я, видя, что Анфиса Петровна не собирается затрагивать эту тему.
Женщина замолчала, и какое-то время молча вдыхала ароматный дым, распространяя вокруг приятный запах хорошего табака.
— С монеткой я ему помогла, — наконец призналась мадам.
— Не только ему и не только с монеткой? — слегка усмехнувшись, спросил я.
— И это верно.
— Моему отцу тоже? С камнем.
— Вот тут не спеши. Все что могла я сделала, но загадку он не разгадал, как
