ходить боятся. Да и губернатор ихний, как там его… в общем сильно просил. Владимир Григорьевич ко мне тогда повернулся и как в душу глянул, словно насквозь меня видит. Верно, говорит, ты думаешь, Пахом, я бы сам и не догадался. А его жена, первая которая, полковник Мещерская Мария Сергеевна, я вам скажу — огонь! Она ж рельсу согнуть может и в землю забить одним ударом до середины! Ну, знамо дело, следопыта взяли с собой, местную девку эту, мелкую, что потом с нами увязалась.
— Давно спросить хотела — а что она ест вообще? — хмурится Тамара: — третий день уже почитай, а ничего не съела. Только чай хлещет, зеленый, ханьский. Еще водку бутылку выпила. Но ни в одном глазу. Странная она.
— Так она из местных, а тама люди дикие. Может пост у нее какой… — пожимает плечами Пахом: — однако же следопытка хорошая, нас с барином сразу на след навела. Вот идем мы по лесу, выходим на поляну, а там… жуть какая-то! Клянусь Богородицей-заступницей! — он осеняет себя крестным знамением.
— Ну что там? Что? — Тамара подвигается к нему поближе. Повар, которые режет зелень, кидает на них быстрый взгляд, хмыкает и качает головой.
— А там по всей поляне — сатанинские знаки и символы! На деревьях — кожи, с девиц содранные висят! И сам демон посредине стоит, в котле варево адское варит! А из котла — ножки да ручки младенцев христианских торчат!
— Ох ты господи! Ужас-то какой! — прижимает руки к груди Тамара: — и что дальше⁈
— Барин мой, все же молод еще, подрастерялся малость, а я ему и говорю, Владимир Григорьевич, не иначе сам Везельвул на землю пожаловал и зелье варит, чтобы значит дверь адскую из Преисподней открыть и Люцефера сюда пригласить с легионом демонов! Чтобы разверзлась земля, не вынеся такого отвратительного варева, содрогнулась и из-под нее вырвались твари адские!
— Боже мой!
— Вот тогда-то Владимир Григорьевич и понял, что тут уж никак, только вперед. Или мы за землю-матушку нашу, да за люд православный вступимся да супостата прогоним, либо погибель роду человеческому настанет!
— Пахом Владиленович!
— Да ты погоди, Тамара, это ж все присказка. Дальше, что — навалился наш барин молодой на чудовище и ну давай его ломать, давай они сражаться и друг дружку смертным боем бить. Да только силен демон оказался, никак не одолеть его барину. Бились они, бились, все деревья в округе переломали, но один другого никак одолеть не может. А я смотрю — в костре головня осталась, что под котелком адским. Все уже погасли, а она — горит. Смекнул я что непростая то головня, а пламя адское в себе содержит, потому как варево адское только на таком и варится. Вынул ту головню и пока молодой барин, значится, спереди демона держал — я ему сзади головню затолкал! Как заорет он, а Владимир Григорьевич не оплошал и тут же ему шею сломал. Ко мне повернулся и говорит, мол молодец Пахом, что бы я без тебя делал. Рубль подарил — на водку.
— Voici un conteur… — качает головой повар, ловко нарезая зелень: — вот же сказочник!
— И что потом⁈ — подалась чуть вперед Тамара: — вы спасли невинные души православные? Наверное, еще и девицы там были! Как романтично!
— Эээ… ну барышню тоже спасли. Нескольких. Они тама в клетках стояли, совсем раздетые, бедолаги. — тут же находится Пахом: — и эта, Акай которая — она тоже там была.
— Погоди, она же следопытом вашим была, как так? — моргает Татьяна недоуменно: — а ты говоришь…
— Сперва — следопытом, а уж потом ее демон похитил и тоже в клетку посадил! А мы ее выручили, чего тут думать-то!
— Аа…
— Бэ. Думать тут нечего, победили мы страшилу и голову оторвали. А вчерась Владимир Григорьевич ее в Разбойный Приказ унес, амнистию получать для сестры Марии Сергеевны, потому как ее сестренка из монастыря убегла.
— Страсти какие. Сестра полковницы?
— Полковника. В армии — половых различий не существует. — назидательно поднимает палец Пахом: — полковник Мещерская и все тут.
— Я как на нее посмотрю — так мороз по коже, — заявляет Тамара, внезапно поняв, что она находится совсем близко от Пахома и поспешно отодвигаясь: — уж больно грозна и сурова…
— O-la-la, Femme de la capitale Colonel Meshcherskaya! — восхищенно цокает языком повар Жорж: — капитальная женщина! Коня на скаку остановит!
В этот момент где-то вдалеке звенит колокольчик, и Тамара вскакивает на ноги.
— И кого там черт принес: — говорит она, отряхивая фартук: — господа еще не должны были приехать! Пойду, гляну. — она удаляется скорым шагом и Пахом остается на кухне наедине с французским поваром Жоржем. Тот качает головой и усмехается.
— Ну ты и сказочник, брат! — выдает повар, на удивление — с отчетливым рязанским говором: — умеешь лапшу на уши развешивать!
— Кто бы говорил. — прищуривается Пахом и лезет за кисетом с табаком: — это ты у нас «француз», господин Жорж.
— Да кто же себе повара, который не француз, в приличный дом возьмет? — усмехается тот и достает из-под стола пузатую бутылку: — я ж в самом деле во Франции обучался, только по происхождению здешний. И здесь не свой и там чужой. Коньяк будешь? Он точно французский.
— Не откажусь, коли угостишь. — кряхтит Пахом, пряча кисет за пазуху. Жорж выверенным движением наливает ему и себе по стопочке, достает небольшой лимон, отрезает два ломтика и один — протягивает Пахому на лезвие ножа. Пахом принимает лимон и осматривает его со всех сторон.
— Эх ты, деревня. — говорит Жорж: — как выпьешь — так закуси лимончиком, чтобы послевкусие перебить.
— Да уж и без тебя знаю. Что я, лимона не видел? — ворчит Пахом и поднимает стопку: — ну, твое здоровье, Француз!
— И твое, Сказочник! — они чокаются и выпивают. Заедают лимоном. Пахом крутит бородой из стороны в сторону.
— Экая кислятина. — говорит он: — чеснок куда полезней и вкусней.
— И ароматней — кивает Жорж: — как поешь, так потом ходишь и воняешь. Но если из ломтика чеснока сердцевину вынуть, и кипяточком оставшуюся часть обдать — то вкус останется, а запах пропадет. Это на случай, если чесночка захочется, а потом к барышням пойти.
— И какие такие барышни противу чеснока будут? Разве что знатные, ну так нам туды и не светит и даром не надь. А которые наши — так им чесночный запах все в милость. — отвечает Пахом: — хотя штука интересная. Видать и впрямь ты во Франциях учился.
— Ты меня не проведешь, Пахом Владиленович, — повар наливает еще по одной: — вижу же я, что прикидываешься. Ты же грамотный человек, зачем из себя дурынду деревенскую строишь?
— А вот ты, Жорж, у нас французом прикидываешься, верно? Вот, а чего вопросы дурацкие задаешь? И вообще, давай с тобой хранить тайну частной жизни и прочее…
— Да ладно, бог с тобой, Пахом. Не буду я в душу тебе лезть. Ну, еще по одной? — снова ломтик лимона на кончике ножа и снова поднятые стопки.
— Ну, за молодую княжну, дай ей бог здоровья! — говорит Жорж: — кабы не она…
— За княжну! — они опрокидывают по стопке и едва успевают зажевать лимоном, как в кузню входит Тамара.
— Странно. — говорит она: — там покупку доставили. Пахом, Жорж, помогите а? Истопник и Сенька-рабочий ушли куда-то, охрану доставать не велено, мне надо дверь в гараж открыть, а она тяжелая.
— А чего странного-то? — хмурится Жорж: — истопник днем спит. Сенька давеча домой отпросился на два дня. Василий и Петр вместе с княжной уехали, а шофер — молодого барина увез.
— Да не это странно. — отвечает старшая горничная: — у княжны же уже есть одна мотоколяска, зачем ей вторая такая же?
Глава 25
Газетные вырезки на журнальном столике у Акай
«Новости»
Злоумышленники, напавшіе на князя Голицына, какъ сообщаетъ сегодня телеграфъ, не являлись магами. Это коротенькое извѣстіе, конечно слишкомъ недостаточное для того, чтобы совершенно уяснить истинный смыслъ этого возмутительнаго загадочнаго происшествія, всё-таки даетъ нѣкоторое указаніе, въ какомъ направленіи лежитъ его разгадка. Похищенія, по-видимому, не предполагалось.
До сихъ поръ не выяснено, чтобы у трехъ разбойниковъ, бросившихся на экипажъ князя, были припрятаны гдѣ-нибудь въ кустахъ резервы. А чтобы эти трое рѣшились взять исключительно на себя выполненіе столь дерзкаго
