Ознакомительная версия.
Заключение
В начале работы над этой книгой я брала интервью у Роберта Стикголда — происходило это в лаборатории нейрофизиологии Массачусетского центра душевного здоровья. Он объяснял мне, что взгляды исследователей на функции сновидений — если они вообще предполагают наличие этих функций — варьируются в зависимости от типа самих исследований. Занимающиеся психологией утверждают, что сновидения призваны регулировать эмоции; с ними не соглашаются те, кто изучает роль сновидений в консолидации памяти: они подчеркивают их важность в процессе обучения. Другие уверены, что, хотя фаза быстрого сна необходима для регулирования температуры тела и имеет другие физиологические предназначения, никаким целям сновидение само по себе не служит. Когда я сказала, что это похоже на притчу «Слепцы и слон», которую я недавно читала сыну, Стикголд сначала не согласился, а потом вдруг расплылся в улыбке. «Да, — сказал он. — Так оно и есть».
Версии этой притчи пришли к нам из Китая, Индии и Африки — со своими вариациями, но смысл у них один: несколько слепцов впервые встречаются со слоном и должны на ощупь определить, что это такое. Первый дотрагивается до ноги и говорит, что это что-то вроде дерева, второй дотрагивается до бивня и предполагает, что перед ним копье, а третий дотрагивается до хобота и настаивает на том, что они столкнулись со змеей. Конечно, каждый из них по-своему прав, но истину можно постичь, лишь взглянув на слона целиком. И хотя ответов на многие вопросы о механизме и функциях сновидений пока нет, собранные на сегодня данные позволяют нам отойти подальше и попытаться взглянуть на слона во всей его красе. Имеются вполне надежные свидетельства того, что фаза REM развилась у животных как автономное средство закладки в мозг генетически закодированной информации, когда животное еще находится в утробе матери и в первое время после рождения. Она также стала средством переработки ценной для выживания информации, получаемой в результате каждодневного опыта, и включения ее во внутреннюю модель мозга для управления будущим поведением. Изучение крыс, во сне повторяющих свой бег по лабиринту, говорит о том, что эта биологическая функция все еще присуща миру животных.
По мере развития человеческого мозга — когда он обрел способность к языку и к субъективной оценке собственных эмоций — у сновидений появились дополнительные измерения, которые отражают растущую сложность нашего фирменного бренда сознания. Данные, полученные в результате недавних исследований в области обучения и памяти, показывают, что консолидация памяти, характерная для сновидений животных, играет важную роль и в том, чем занят по ночам мозг человеческий. То, как нарастают новые слои сознания, как усложняются сновидения, демонстрируют продолжительные исследования сновидений детей, из чего можно сделать вывод, что человеческие сновидения развиваются постепенно, следуя этапам когнитивного развития. По мере того как созревает и становится более усложненной сеть нейронов, сновидения человека превращаются в развернутые повествования, и мы становимся ведущими игроками в такой похожей на жизнь реальности, которую наш мозг, обращаясь и к краткой, и к долговременной памяти, создает каждую ночь.
А поскольку во время самых плодотворных по части снов периодов наиболее активно работает лимбическая система — центр, где генерируются эмоционально окрашенные действия и воспоминания, — то и тип памяти, который мозг избирает для создания этих повествований, также эмоционально окрашен. Преобладание в сновидениях негативных эмоций, возможно, проистекает из генетически запрограммированного в сновидения компонента, который роднит нас с животными, — систематических ментальных репетиций нацеленного на выживание поведения борьбы или бегства. Но поскольку мы субъективно осознаем свои эмоции, мы, люди, более сложны психологически, и поэтому сновидения играют свою роль в переработке эмоций и влияют на наше поведение в период бодрствования. Эмоциональная память имеет непосредственное отношение к нашему пониманию самих себя.
Исследователи, придерживавшиеся психологического направления, десятилетиями говорили нам о том, что естественный цикл сновидений помогает преодолевать эмоциональные травмы. Когда цикл сбивается, человек погружается в депрессию или — того хуже — заболевает посттравматическим стрессовым расстройством. Эти предположения подтверждались экспериментами с использованием визуализации мозга: они продемонстрировали, что активационные циклы во время сна у больных депрессией прямо противоположны активационным циклам здоровых людей.
Проще говоря, роль сна в фазе REM развивается у каждого индивидуально. В утробе матери у ребенка в мозгу создается разветвленная нейронная сеть, и фаза быстрого сна совершенно очевидно способствует этому процессу и помогает установить «генетическое программное обеспечение». После рождения и по мере роста сновидение становится составной частью процесса реорганизации мозга, поскольку по ночам он приспосабливает под себя новую информацию, существенную как для физического, так и для психического здоровья. Те, кто воспитал в себе умение вспоминать сны, могут с их помощью увидеть собственные насущные эмоциональные проблемы, хотя понятно, что сновидения делают свою работу независимо от того, помним мы их или нет, — ведь и в период бодрствования ментальная деятельность также проистекает независимо от нашего сознательного понимания. Похоже, это природа так задумала, чтобы мы не помнили снов, поэтому то, что нам удается вспомнить лишь самую малую их часть, вовсе не преуменьшает их значения.
Однако же сознательные попытки удержать в памяти эту малую толику, обрести контроль над своими сновидениями могут быть и забавными, и поучительными. Такая способность может даровать как творческие, так и психологические озарения. Но стоит помнить, что некоторые сны окажутся либо совершенно неинтересными, будничными, либо лишенными смысла фантасмагориями. Стивен Лаберж в своей книге «Осознанные сновидения» сравнивал сны со стихами: «Если вы каждую ночь на протяжении своей жизни пишете по дюжине стихотворений, неужели все они окажутся в результате подлинными произведениями искусства? Вряд ли. Окажутся ли они все чепухой? Тоже вряд ли. Но среди всего этого огромного вороха графоманской продукции наверняка найдется какое-то количество хороших стихов и еще меньшее количество гениальных. То же касается и сновидений».
Процесс перехода от бодрствования к глубокому сну и затем к сновидениям — это своего рода лабораторная среда, созданная самой жизнью для изучения природы сознания. Все более сложные технологии визуализации мозга позволяют видеть, какие физиологические изменения соответствуют этим переходам и сменам состояний. Генный скрининг также открывает новые пути к пониманию того, что происходит в мозгу на молекулярном уровне; с его помощью мы можем получить подробную информацию о том, как мозг реорганизовывает себя во время сна, — то есть зачем нам вообще нужен сон.
Но, к сожалению, в последние двадцать лет в США становится все труднее находить средства на исследования сна и сновидений — в отличие от Канады, Европы и некоторых других стран, где эти исследования значительно шагнули вперед. В настоящее время изучение расстройств сна все еще идет в фарватере, однако полученные данные ценны и для изучения сновидений, поскольку всегда важно понять, какие именно неврологические дефекты нарушают нормальный их процесс. Например, Розалинд Картрайт дополняет свои исследования роли сновидений в обработке эмоций анализом того, что происходит с людьми, страдающими такой формой парасомнии, как расстройство пробуждения. В последние годы она неоднократно консультировала таких больных. Больные парасомнией, пребывая в состоянии сна, вскакивают с постели и начинают что-то делать, при этом их занятия могут быть как совершенно невинными, например они бессознательно поглощают пищу, так и весьма опасными для окружающих — они становятся агрессивными и способны на убийство. Но, проснувшись, они ничего не помнят. По сути, это продолжение такого часто встречающегося у детей и подростков расстройства, как хождение во сне. «Подобно всем нам, страдающие парасомнией ложатся спать, имея при себе накопленный за день эмоциональный багаж. Но вместо того чтобы во время сновидения от него избавиться, они, пребывая в первой половине ночи в глубоком сне, предшествующем фазе REM, встают и совершают то, о чем думали днем», — говорит Картрайт.
Поскольку это расстройство переходит по наследству, оно может быть вызвано каким-то генетическим сбоем, считает Картрайт. В 2000 году британский медицинский журнал The Lancet описывал один случай: страдающий таким расстройством проходил сканирование мозга в лаборатории изучения сна, и там у него случился приступ. Как показало изображение, у больного в это время было двадцатипятипроцентное повышение (по сравнению со здоровыми испытуемыми) притока крови к коре задней части поясной извилины и к передней доле мозжечка — участкам мозга, имеющим отношение к вводу сенсорной информации и к движению, — и понижение активности во фронто-париетальной ассоциативной коре, а это указывало на то, что пациент несомненно пребывал в состоянии глубокого сна. Такие модели активации мозга совпадают с поведением больного: он способен двигаться, хотя с технической точки зрения он спит, они же объясняют и то, что он не может вспомнить этот эпизод.
Ознакомительная версия.
