когда оно конструирует вещи. Не все ли равно, как и чем служить общежитию, изображать его содержание в холсте или делать для его дома вещи? Если же общежитие использует беспредметный супрематизм для своих предметных надобностей, как делает он с природой, срубая деревья и творя из них свои предметы, то это его дело. Формы супрематические будут создаваться беспредметником вне всяких соображений цели их сообразности, не отступая от чистых беспредметных построений.
Под новым искусством я разумею безыдейное беспредметное действие. Но так как под новым искусством нельзя разуметь строгой формулировки, так как его фронт растяжимый, то я определяю под безыдейным беспредметным «Супрематизм как беспредметность», или освобожденное ничто. Я вывожу это из мысли: что все было как ничто, впоследствии человек загромоздил себя всевозможными представлениями, попытками осознать мир, создал жизнь под вечным вопросом «что?», напрягает усилие всей своей жизни, чтобы тем или иным средством познать и ответить на вечное «что?».
В супрематизме как освобожденном «ничто» нужно понимать освобождение человека от вопроса «что». Вопросов не существует, так как нет ответов в назывании природы, она свободна в своем ничто, она свободна и от синтеза и анализа, синтез-анализ чисто практическая спекуляция?
Действие супрематизма не связано никакими границами «практических», «целеполезных», «сообразных» «задач», ни анализом, ни синтезом, никакими исканиями подлинного и не подлинного художественного эстетического, не служит ничему. Все находится в беспредметном равенстве, или нуле веса, оно есть ничто как ответ на «что?» общежития. Тем более что все человеческие усилия через все его целесообразности, все практические соображения идут к тому же беспредметному абсолютному сознанию, в котором оно потеряет все из виду.
Супрематизм как беспредметность, как освобожденное ничто есть резкое противопоставление «организационной идейной предметности». Два противоположных учения – предметного практического реализма и беспредметного. Оно беспредметное учение противопоставляет себя учению духовно религиозному и предметному практическому реализму; последние два предметны. Вражда же учения предметного против духовно-религиозного – недоразумение в недомысле друг друга до конца.
Живописец движется в беспредметном, что доказывают живописные работы. В действии его лежит не передача видимого, как только действия возбуждения двух начал. Поэтому он не знает ни причины, ни цели, он свободен от всех ограничений творчества и изображения, чем занято общежитие.
Общежитие под творчеством разумеет свободу – что хочу, то творю. Но и этого уже достаточно, чтобы не быть свободным, нет в творчестве освобождения от «что» творю.
В другом случае факт свободного действия связан практичностью, предметной целью и сообразностью. Что передаю, если это «что» как ответ существует вне свободы?
Истинный живописец никогда не согласится ограничить себя предметом практического реализма и его содержанием, не променяет своей беспредметности на содержание настроений жизни, получаемых от предметного практичного действия. Он в своем возбуждении равен той же вселенной – загорающейся и потухающей. Горение же и потухание происходит не от того, что он или она получили настроение, ибо ему и ей не от чего получать его. В ней и в нем нет даже этого различия, есть одно возбуждение, не знающее различий.
На соединениях различий строится каждое проявление общежития. Каждое различие – предмет как некий целый изолированный неделимый атом. Общежитие поставлено перед различиями как предметами, которые нужно ему преодолеть, соединяя в свою идею. И чем больше преодолевает, тем больше предметов познания восстают на него. Для науки все является предметом преодоления, растворения явлений на части; для техники – построение частей, соединение преодоленных наукой различий; для искусства – воплощение содержания построенных различий наукой и техникой практического реализма.
Все эти проявления возможно отнести к научно-техническим искусствам, к культивированию всевозможных технических средств для преодоления того или иного различия в новую идею или новый порядок отношений.
Развивающееся движение новых искусств в большей своей части перешло к технической культуре, развивая себя в принципах предметного техникума, т. е. перешло на конструктивный практический реализм, к культуре изобретений, соединяя растворенные наукой части явлений в целое новое. Содержанием частей этого целого будет практическая идея. Здесь теряется искусство, хотя идет формообразование практического предмета, от него происходит «художественное производство». В этом надо видеть [поворот] живописного искусства в сторону практического реализма.
Но другой путь – беспредметный супрематизм – отошел от этого. Искусство живописи отошло от изобразительного дела – пришло к плоскости, к беспредметному сооружению-объему как вполне нормальному развитию самостоятельной формы. И поскольку оно сооружение, занимающее место не на холсте, а в пространстве, постольку оно должно быть отнесено к беспредметному техникуму сооружений. Как будто наступило полное слияние технического предметного «полезного» «практического реализма» и искусства живописи в единый путь – но нужно не забывать, что каждый путь общежития – наука, религия, искусство – имеют свои определенные учения как порядок отношений, что если они выходят к технике, то отнюдь не единой, а разной, доказывая вечно друг другу [преимущество] совершенств своей техники в достижении истины. И поскольку беспредметность не ищет истин, постольку ее техника беспредметна, в ней нет путей, а следовательно, некуда передвигаться.
Изобретатели предметного практического реализма увлекли в свой технический путь искусство; увлечена была часть художников. Другая часть пошла развивать беспредметную сторону и полагает увлечь за собой все общежитие, доказуя, что в предметном практическом реализме только завершение технической стороны, что она не может быть конечностью человека, указуя подлинную суть беспредметности как неосознанную цель целей всего практического смысла.
Таким образом, искусство разбилось на два основных движения. Одно движение строило свои произведения на содержании предметного практического реализма жизни, другое – на беспредметном. В беспредметном тоже два живописных движения как таковых. [Одни идут на чисто живописных ощущениях как таковых и возводят] в свое произведение природу [как орнамент, настроение эстетическое]. Другое лежит вне всяких настроений и в то же время и вне умственных решений, как беспредметное абсолютное.
В разделениях существуют культуры. Первая, конструктивная – культура художественной вещи. Во второй – культура живописи (в слове – культура слова). В третьем абсолютном нет культуры, нет идеи, нет вещи, нет ничего того, чего возможно было бы культивировать. Последнее я отношу к супрематизму.
Отнесение к живописной культуре живописного искусства, содержанием которого была бы вся предметная жизнь общежития, неверно. В нем прежде всего через живопись культивировалась идея – само содержание жизни. В таком изображении есть первая задача
