Расту над собой, куда деваться.
И топаем в шахту, оглядываемся — ничего. И что-то у меня начали появляться нехорошие предчувствия. Зашедшие в копи, со слов мэра, умирали довольно оперативно и быстро. Ничего не успевали, о смерти узнавали только пост фактум. А я уже пару минут топаю в этой гребучей шахте — и ни черта…
«Поздно. Попались, но это мы ещё посмотрим, кто попался», — со злобным весельем выдал Потап, скидывая мне образы.
И, судя по его ощущениям-чувствам, мы именно «попались». Стены, пол, потолок шахты сочились той самой, странной, энергией. Чувствовалось это только вблизи, но эта пакость нас именно окружала.
— Долбани по стене, — отдал я распоряжение аркубулюсу, напряженно вглядываясь и вчувствуясь.
Железный медведь ударил, с осколками породы и… с грохотом отлетел вдаль. А стены шахты сомкнулись, как челюсти, ощетинившись сталактитами и сталагмитами как зубами.
«Смешно!!!» — рычал топтыгин, увеличившись и круша камень.
Правда, внутри чувствовалось беспокойство и «запрос энергии», которая тратилась просто чудовищными объёмами. Я начал чувствовать этакую «душевную боль» от объемов протаскиваемого через меня.
«Держись, а то сдохнешь!» — буркнул Потап. — «И чтоб на охоту ходил почаще!»
— Посмотрим, — буркнул я, поддавая высокотемпературной плазмы.
Аж шерсть на морде зашкворчала, но зубастая пещера «попыла», стала раздаваться.
«Хорош, сам себя спалишь».
— Угу, — согласился я.
Обратил внимание на слабый ритмичный грохот — это аркубулюс пробивался ко мне, просто некому больше, хотя связь в этой жопе была уровня «во Вселенной есть связанный с тобой дух железного медведя», без деталей. И через огненный план не пробьётся — не хватит энергии. А если пробьётся — то чем поможет, блин? Врага, как такового…
«Вот он», — поправил меня подобравшийся Потап.
Видимо, пещере, точнее, твари, которая использовала камень как медиума, не понравилось, что её плавят. И раздалась в стороны, оставив свободное место. А напротив нас стоял статуй. Метров трёх ростом, в виде этакого эллинского бога, из чистого серебра. И ходячий, сволочь! Отвесил Потапу удар серебряным кулаком, да так, что я почувствовал боль мохнатого. Впрочем, плакать и кататься по полу Потап не стал, а отвесил когтистую оплеуху, откинув серебряного болвана и оставив глубокие борозды от когтей. Которые стали затягивались на глазах, а болван радостно побежал, размахивая кулаками, к нам. Получил пенделя, аж сплющился об стену — и опять атаковал.
И, чтоб его, что с этой сволочью делать — непонятно! Суть неведомой хрени, убивавшей в шахте, была в серебряном болване, по крайней мере, на текущий момент. Это — ощущалось, как и то, что в стенах остались остаточные эманации. Но что это за хренотень — мы с Потапом не понимали. Ни я, ни он. Зверодухи не помогали, пламя — тоже, даже высокотемпературное. От брызг серебра только хуже стало, а никаких структурных повреждений, судя по ощущениям, болван не получил. Топтыгин, озверев, просто порвал болвана пополам (а это было ЧЕРТОВСКИ больно, я чувствовал от Потапа) — и выиграл четверть минуты. Попробовал «сожрать» — и плевался до сих пор, эманируя обидой.
При этом, структурных повреждений хрень не получила и продолжила атаковать нас.
— А нечего тянуть в рот всякую гадость, — вдруг повеселел я, нащупав возможный вариант.
«Вот сдохнешь — я посмеюсь» — буркнул топтыгин. — «Хотя и я могу сдохнуть», — признал он.
— Хер мы им всем сдохнем. Ты сможешь его вытянуть?
«Думаешь?»
— Иногда, — законно погордился я. — Ты сам говорил — там мне боги по зубам…
«Не так, зазнайский шебуршень. Но… можно попробовать, хуже не будет. И убежать сможем, если что», — повеселел Потап.
А дальше внутренний ор боли был у нас на пару: топтыгин закогтил болвана, от чего страдал и мучился. И тянул из меня энергию таким потоком, что страдал и мучился я, стараясь не представлять себя использованным контрацептивом.
Но несмотря на дёрганья статуя — задуманное получалось. Реальность «продавливалась», менялась. И через минуту Потап отопнул от себя болвана, находясь в Нави.
— Ну всё. Сейчас я буду карать. Безжалостно и беспощадно. Со всей силой своего могучего…
«Ты не трынди, а карай, если получится», — выдал явно подуспокоенный Потап. — «Сбежим, если что», — довольно заключил он.
И начал я «карать». Просто воображаемыми мелочами, для начала. Кстати, оказалось, что материя, притащенная в навь — прекрасно и без особых усилий корёжится воображением, чуть ли не проще, чем материя нави. И серебряный болван замерз, а после фирменного пинка Потапа — разлетелся мелкими осколками. Вот только тварью, как понятно, был не статуй. А какая-то… хрень.
— Ты понимаешь, что это? — уточнил я.
«Это — непонятная хрень», — экспертно заключил Потап.
— И явно искусственно сделанная.
«Умный какой. Что с ней делать-то?» — озадачился Потап, щёлкнув челюстями.
Дело в том, что «хренью» была какая-то непонятная конструкция. Я бы сказал — что-то типа аркубулюса, причём именно моего, допиленного Потапом. Химера из чёрти чего и сбоку бантик. Что-то живое вроде и было, но очень мало. А основную часть хрени составляли эманации божественных энергий и хрен знает чего, сотканные в явные зачарования. Какие-то непонятные, запредельно сложные, похожие в нави на спутанный огромный клубок разноцветных ниток. И чуждые нави — это тоже ощущалось, не инородные, а именно чуждые, «не из этих мест», скажем так.
Ну а Потап сначала долбанул по хрени лапой, потом, мысленно зарычав, щёлкнул зубами — и ничего. Призрачная хрень просто прошла сквозь плоть топтыгина, даже не причинив боли, как серебро. При этом — копошилось и творило какую-то фигню, причём судя по всему — на воображении, хотя какое воображение может быть у этой хрени — мне вообразить страшно.
Но тем не менее — кусочки серебра размягчились и начинали стягиваться к висящей в паре метров над почвой хрени. И не только они — камни и почва нави бугрилась и подтягивалась туда же. А это, несмотря на то что пугает — шанс. Не бывает так, чтобы что-то, невзирая на инородность,
