— Но мы били его войска!
Опять перебивает. Терпеть этого не могу, но, в очередной раз придётся сдержаться.
— Бил батюшка Александр Васильевич, причём даже ему в поле не противостояли силы, имеющие двойное — тройное превосходство, не так ли? И воевал Суворов не на своей земле, а командуя экспедицией. Сейчас мы должны действовать булавочными уколами: терзать войска Бонапарта, наносить им мелкий, но постоянный урон, заставлять бояться каждого куста, понимаете? А когда соберём достаточно сил, когда подойдут подкрепления с Дона и других южных областей, когда Тормасов и Чичагов совершенно растерзают австрийцев, саксонцев и иже с ними — вот тогда и можно будет навязать французам решительное сражение.
— Всё равно, — засомневался гусар, — как-то это...
— Неблагородно?
— Я не это хотел сказать, но... — опять замялся ахтырец.
— Понимаю вас — непривычно. Однако мы не расстреливаем противника как бекасов на охоте. Сами можете убедиться, что я тоже только благодаря случаю имею возможность беседовать с вами после боя.
Беседу пришлось немедленно прекратить, так как после въезда на небольшой холмик, впереди, верстах в двух, открылась деревенька.
— Елькин! Анацкий! — подозвал двух гусар поручик, немедленно забыв о нашем споре. — Ко мне!
Подъехавшая пара кавалеристов являлась просто вопиющей противоположностью друг друга: один (как потом выяснилось — Елькин), был черняв, коренаст, и даже сквозь доломан с ментиком чувствовалась огромная сила мышц этого парня, хотя качком, в представлении двадцатого века он совершенно не выглядел. Второй, напротив, сухощавый блондин, однако внутренняя сила ощущалась и в нём.
— Поскачете в деревню, — начал ставить задачу Мокроусов, — если спокойно — просигнальте. Если там французы... Ну сами знаете — можете начинать стрелять.
Гусары молча кивнули и приготовили заранее свои мушкетоны.
Странное оружие даже для начала века девятнадцатого — мушкетон. Короткое ружьё стреляющее дробью...
Какую ценность оно может иметь в настоящей войне? Это же не охота на уток!
А ведь может! Именно в лёгкой кавалерии может. Когда на скаку не особо прицелишься, но именно сноп летящих мелких шариков представляет из себя большую опасность, чем тяжёлая пуля — она одна-то почти наверняка не попадёт, а вот кучка свинцовых шариков наоборот — попадёт почти наверняка. Ну, хоть один. И пусть даже не во всадника, а в лошадь...
Ну да ладно: сейчас встречного кавалерийского боя не предвиделось, но опять же, было значительно более «выгодно» пальнуть по укрывшемуся в хате или кустах стрелку той самой дробью, а не пулей.
Хотя называть данные заряды дробовыми, тоже не совсем верно — не рябчиков ведь ею бить. Скорее можно сравнить эту «дробь» с охотничьей картечью двадцатого века. Той, которая и кабана свалить может.
Наши разведчики помчались в деревеньку галопом, а мы тронулись следом неспешным шагом — не стоять же на месте. Опасности там быть не должно, но проверить, что и как следовало — не к тёще на блины едем, война всё-таки.
Елькин с Анацким вернулись скоренько:
— Так что, ваше благородие, французов там нет, но были. Все припасы подчистую побрали, да ещё и двоих мужиков зарубили, тех, кто зерно отдавать не хотел.
— Понятно, — нахмурился Мокроусов, — Вперёд!
Отряд прибавил ходу и уже через пару минут мы въезжали в деревню. Население уже знало, что входят «свои», но особого радушия на лицах крестьян не наблюдалось.
— Кто староста? — крикнул в толпу поручик.
От основной массы деревенских отделился крепкий невысокий мужик. Комкая в руках шапку, с некоторым опасением, приблизился.
— Я буду. Тимофей Рябов. Деревня Липовка, Лесли Сергею Ивановичу принадлежим.
— Что у вас тут случилось? — вступил в разговор и я.
— Вестимо что — пришли немцы эти, всё зерно, что до урожая осталось, забрали. Так то ладно, проживём, но ведь и лошадок с телегами увели. А как нам теперь без кормилиц, барин?
Вон, Евсей с сыном попытались своего конягу отстоять, так их сразу и порубали сабельками.
— Где тела?
— Так известно где — пока у них же в избе и лежат. Ведь чего они полезли, — каким-то срывающимся голосом продолжил староста, — не считая Марфы, ещё четверо девок в семье. Им без лошади — смерть...
— Понятно, — я спрыгнул со спины Афины, — проводишь в избу.
— Господин Ван Давль! — это уже лейтенанту. — Не пройдёте со мной полюбоваться на результаты ведения военных действий ваших товарищей по оружию?
Если не пойдёт, сука — за шиворот отволоку этого «рыцаря с лифчиком прекрасной дамы на пике»...
Но нет — спешился и проследовал за мной.
Чертовски хотелось отдать три трофейных лошади крестьянам этих самых Липок, но ведь кони-то строевые, к пахоте не особо приучены, да и когда придут французы, а они придут наверняка, конфискуют лошадок за милую душу. Да ещё и очередные репрессии населению учинят...
В избе пахло, конечно, не очень — не усадьба всё-таки. Но вполне нормально для любого сельского дома даже по меркам моего времени.
Глянув на семью оставшуюся без мужчин, я снова начал закипать — тётка лет сорока и девицы от десяти до пятнадцати лет. Все зарёванные, разумеется.
— Ну что теперь скажете, господин лейтенант? — тела зарубленных мужчин, хоть и были прикрыты мешковиной, но выглядели весьма «красноречиво». — Вы эту свободу русским крестьянам имели в виду? Такую благодать несёт ваш просвещённый император «безграмотной» России и её народу?
Голландец угрюмо молчал.
— Я жду ответа, сударь! — честное слово, совсем не испытывал удовлетворения от того, что могу прижать оппонента к стенке ТАКИМИ аргументами. — И вы ещё посмеете осуждать русские войска за то, что они истребляют ваших убийц и грабителей всеми доступными средствами?
— Дурные люди, — наконец выдавил из себя лейтенант, — есть у каждого народа, а дурные солдаты — в каждой армии.
— Это, извините, болтовня, — прервал я его философствования, — мы не у границы. Я прошёл в арьергарде армии от Немана и не раз слышал о подобном поведении ваших войск по отношению к мирному населению.
— Клянусь честью офицера, — вспыхнул Ван Давль, — никогда отряд под моим командованием не стал бы творить подобного.
— Хотелось бы верить. Но только наши крестьяне, смею вас уверить, не знают о вашей благородной душе. И теперь, после данного происшествия, любой житель этой деревни с лёгким сердцем подымет на вилы или огреет топором по голове всякого военного, который носит иностранную форму. Ладно, ступайте.
Хозяйка, когда я к ней подошёл, даже не отреагировала на приближение. Глаза её были сухи, но совершенно пусты. Наверняка никаких связных мыслей в голове этой женщины на данный момент не было. И, наверное, это правильно. Человеческая психика бережёт сознание. Если прямо сейчас эта баба поймёт, до конца поймёт, что лишилась и мужа, и сына, и лошади... Что у неё на шее четверо девок — сойдёт с ума наверняка. Пусть уж сначала похоронит своих мужчин. Думаю, что деревенские не оставят её без помощи. Хотя... Бес его знает, как тут вообще население выживать будет после визита «просвещённых европейцев».
Я достал монет рублей на пять, положил на стол и вышел. Женщина даже не повернула головы в мою сторону.
Новые знакомые и старый друг
В расположение авангарда второй армии прибыли к вечеру. Мокроусов немедленно поспешил с докладом к Давыдову, пригласив меня с собой.
Легендарный «поэт-партизан», вернее пока ещё просто поэт, мало напоминал кинообраз блестяще созданный Андреем Ростоцким. То есть росточка Денис Васильевич действительно был небольшого и нос имел курносый, но и лицом пошире, и усики поскромнее, чем у главного героя фильма «Эскадрон гусар летучих». В общем, внешнее сходство с привычным мне обликом весьма отдалённое.
После официального представления старшему по званию мне, разумеется, пришлось очередной раз повторить рассказ о приключениях нашего отряда на протяжении двух последних дней. Подполковник внимательно меня выслушал и одобрил наши действия:
— Я и сам собираюсь просить разрешения с отрядом кавалеристов воевать в тылу у неприятеля, терзать его коммуникации, нападать на фуражиров и другие малые отряды. В общем: ни минуты покоя неприятелю на нашей земле. Хотя пока ещё рано — впереди генеральное сражение и каждая наша сабля должна быть там, где она нужнее всего — на поле боя.
Эээ... Прошу простить мою невежливость, — вдруг резко сменил тему Давыдов, — слишком долго пришлось ожидать информации, доставленной вами. Меня зовут Денис Васильевич, а вас?
— Вадим Фёдорович.
— Весьма рад знакомству. Но предлагаю отметить его несколько позже — прибыл командующий армией, думаю, что стоит доложить ему всё как можно скорее. Не возражаете?
— Ни в коем случае, но разве мы можем без предупреждения заявиться к Багратиону?
