что наоборот, разговорами вас отвлекла. А завтра вы что-нибудь высаживать будете? Я бы пришла.
— К сожалению, я список дел на завтра ещё не видела.
— Жаль.
Вопль: «Анна Алексеевна-а-а!» — раздался ещё ближе.
— Ой, простите, побегу я. А то эта баба такая противная, лишь бы придраться к чему. К вам ещё прицепится. До свиданья!
— До свиданья, Анечка…
А НЕРВЫ-ТО КОНЧАЮТСЯ
Императорский дворец, гостевые покои
Анечка
Новый кавалер (зачем бы её ещё искали?) вполне оправдал дурные Анины ожидания, выступив ровно так же, как и предыдущие. Точно так же был ею запуган. И точно так же ушёл, даже ужина не откушав, после чего она в тоске листала оставленные жабой-наставницей книги по придворному этикету, размышляя, что надо было бы, пока Баграр Катюшку учил, рядом пристроиться да тоже поиграть. Глядишь, обернулась бы птахой да и упорхнула бы отсюда, только её и видели. Впрочем, вскоре Аня вспомнила о коршунах и воронах, которых по пути следования, скажем, даже в родную усадьбу бабушки с дедушкой, могло встретиться множество, не говоря уже о путешествии в Забайкалье. Да и где там бравого есаула искать?
С другой стороны, достаточно ведь просто перемахнуть через забор — а там опять человеком оборачивайся!
Посидев ещё немного, вовсе уж в сумерках, Аня решила, что глупости всё это — летать, через заборы перескакивать… Дети малые, что ли? Вот завтра явится жаба-наставница, она с неё прямо потребует, чтобы прекратились все эти смотрины дурацкие, и чтобы вернули бы Анну Рябцеву к себе домой. А ежели для графинь это всё невозможно — то пусть и забирают это своё графиньство постылое, надоело уже оно, хуже горькой редьки.
Успокоив себя столь серьёзным решением, Аня уснула, а утром…
Вопреки сложившемуся расписанию, камеристка разбудила её раньше чуть ни не на час с известием, что Анна Алексеевна, понимаете ли, вызвана на завтрак к самой государыне! В связи с чем следовало срочно намыться в три раза тщательнее, чем обычно, навести полный парад и соответствующую причёску!
Следом примчалась жаба-наставница и начала скакать вокруг, потрясая учебниками по этикету и судорожно повторяя километры всего, что можно желать в присутствии царственной особы, и что нельзя.
— Да прекратите вы!!! — не выдержав, рявкнула Анечка, так что обе женщины слегка присели. — Подите вон! У меня от ваших воплей уже в глазах темнеет!
Бесцеремонно вытолкав обеих за дверь, Аня спокойно умылась, заплела косу и оделась в то платье, в котором приехала во дворец.
— Ну и вот, — сказала своему отражению, расправляя перед зеркалом складки платья, — если я вам такая неугодная — отправляйте меня на все четыре стороны. И нечего кота за хвост тянуть.
СЫРНИКИ
Императорский дворец, гостевые покои
Анечка
В дверь поскреблись.
— Да⁈
— Анна Алексеевна, время…
Она решительно распахнула створки дверей, с удовольствием отметив шарахнувшуюся в сторону жабу-наставницу.
— Я готова.
— А причёска… — пискнула камеристка.
— Некогда уже! — горестно всплеснула руками наставница. — Идём.
Следовало миновать довольно много коридоров и переходов. Поначалу дама-наставница так демонстративно изображала скорбь по нарушенному этикету, что Аня разозлилась и сказала:
— Будете так натужно качать головой — к концу пути она у вас отвалится, обещаю!
Непонятно, вполне поверила дама или нет, но испугалась, вытянулась, словно аршин проглотивши, и дальше шествовала с совершенно каменным выражением лица.
Уж лучше так!
Наконец высокие, очень помпезные двустворчатые двери распахнулись, и мужчина в ливрее объявил:
— Графиня Анна Рябцева-Лисьеостровская!
Большая светлая комната. Нежные полупрозрачные драпировки. Несколько полуколонн вдоль стен с установленными на них горшками. В горшках — конечно, розы, с длинными ниспадающими плетями и обильными мелкими цветами. Небольшой овальный стол, накрытый для завтрака. За столом сидела Анна Павловна, очень непривычно (по сравнению с парадными портретами) выглядевшая в очках, и просматривала какую-то записку.
— Проходи, детка, присаживайся, — кивнула императрица, не отрываясь от бумаги.
Двери за спиной закрылись, и Аня решила колом не стоять — прошла, села:
— Доброе утро, ваше величество!
— Конечно, доброе, — Анна Павловна отложила бумагу и сняла очки.
— Тётя Аня⁈
— А что, я люблю высаживать розы. Наша вчерашняя случайная беседа оказалась для меня… весьма поучительной. И я хочу сказать, преображение «Черноморского заката» произвело на меня неизгладимое впечатление… Кофе? Или какао?
— Какао… Ой, давайте я!
— Сиди, милая. Я поухаживаю за тобой на правах хозяйки. Всё-таки у нас приватный завтрак, а не официальный приём. Сырники? Или оладушки?
— Сырники.
— Со сметанкой очень хорошо. Я, знаешь ли, люблю традиционную кухню. А ты?
— Да. Я тоже. Бабушка часто делала…
Всё-таки дипломатию выстраивать тоже надо уметь. Анна Павловна мастерски вела разговор, расспрашивая Анечку на самые разнообразные темы и всё дальше, дальше уводя от решительных вечерних мыслей. Аня всё отвечала на вопросы, сбивалась и понимала, что перескакивать с темы на тему будет вовсе неуместно.
Вошёл человек с маленьким серебряным подносом и подал Анне Павловне какую-то небольшую сложенную записку. Пока она читала, Аня собралась с духом и решила, что — вот сейчас!
— Зови! — кивнула императрица. Слуга поспешно ушёл.
— Государыня, — комкая салфетку начала Аня, — я хотела просить…
— Минуту, милая, сейчас мы решим ещё один вопрос — и после уж просьбы.
Двери распахнулись:
— Есаул седьмого специального казачьего полка, Савелий Погребенько!
Все слова застряли у Ани в горле.
ДЕПЕША
Как оно вышло-то
Депеша с высочайшим повелением догнала транспортный дирижабль на Новосибирской пересадочной станции. Строгий жандармский поручик заглянул в пассажирский отсек, в котором от поднимающихся испарений курить стало вдвойне опасно. Поморщился:
— Есаул Погребенько — кто⁈
— А тебе он, мил человек, зачем? — сразу приподнялось с разваленных по полу сидоров и шинелей несколько казаков.
— Велено срочно развернуть на Омск. Да где ж он? Отправку задерживаем!
— А и не задерживай, — не вполне трезво откликнулся кто-то. — Пущай домой летит. Законный отпуск у человека.
— Скажи там: нету! — насмешливо посоветовали из другого угла.
— Вы мне… разговорчики тут разговаривать! Коменданта станции позвать, что ли, чтоб вас всех в холодную поместили, пока проспитесь⁈ Это ж надо так ухрючиться!
— А и вызывай! — начал входить в раж ещё один голос. — Ишь ты! Не нравится ему!
— А ты понимаешь, — пулемётчик Петя поднялся во весь свой невысокий, но очень гордый рост,
