– Но его обнаружили у ворот Изменников! Я… Не важно, – сказал Хэдли. – Вы можете продолжать, Далри?
– Так вот в чем дело, – монотонно сказал тот. – Понимаю, теперь понимаю. А я подумал, что он заподозрил меня…
Позвольте рассказать, что я делал. Он был мертв, я это видел. На какое-то время я впал в панику. Я не мог рассуждать. Ноги подо мной подгибались, и мне показалось, что я слепну.
Я видел, что совершил убийство. Я уже приготовился к краже и сильно в этом увяз, но убийство… Никто не поверил бы мне, что произошел несчастный случай. И еще я ошибался. Я решил, что Дрисколл сказал в Тауэре, будто возвращается домой! Я воображал, что все знают об этом. А я уже доказал, что находился в это время в квартире, потому что говорил по телефону с Паркером. Я думал, что Дрисколл просто передумал и вернулся… И вот я наедине с трупом, когда всем было известно, что мы оба находились у него в квартире.
Молодой человек содрогнулся.
– Затем ко мне вернулась способность мыслить здраво. Я словно заледенел и ощущал в груди жуткую пустоту. Но кажется, мой ум никогда не работал так стремительно. У меня была только одна возможность: унести тело из квартиры и оставить его где угодно. Допустим, где-нибудь по пути в Тауэр, чтобы подумали, будто убийца настиг его на обратном пути.
И внезапно я вспомнил о машине. Машина была в мастерской, не очень далеко от квартиры Дрисколла. День выдался туманный. Я мог привезти машину и подъехать на ней во двор, опустив занавески. Фил был легкий, как котенок. На этаже только две квартиры, а окна, выходящие во двор, все матовые. Когда на улице такой густой туман, большой опасности, что кто-то увидит, мало…
Доктор Фелл посмотрел на Хэдли и кивнул:
– Совершенно верно. Старший инспектор тоже принимал в расчет этот фактор, когда рассуждал, как миссис Биттон могла скрыться из квартиры. Он даже заметил, что со двора мог выйти незамеченным даже индеец в боевой раскраске. Это наводило на мысль.
– Так вот… – Далри снова потер глаза. – У меня было мало времени. Я мог сэкономить время, добравшись до мастерской подземкой. Если повезет, я затрачу две минуты. Тогда как пешком это займет минут десять. Заберу машину и вернусь за телом.
Не знаю, как я все это проделал. Понятия не имею, с каким лицом я предстал перед автомеханиками. Я сказал, что еду домой, вылетел как сумасшедший и примчался в квартиру. Если бы меня арестовали в тот момент… – Он с трудом сглотнул воздух и продолжал: – Я поднял Дрисколла и вынес из квартиры. Что это было за дело – нести на руках такое… Господи! Я чуть ли не на каждом шагу спотыкался и едва не ударил его головой о застекленную дверь, когда выходил во двор. Когда засунул его тело внизу, у заднего сиденья, и прикрыл ковриком, я так устал, что у меня руки онемели. Но мне нужно было вернуться в его квартиру, чтобы проверить, не просмотрел ли я чего. И когда я оглядывался, мне в голову пришла идея. Этот цилиндр. Если я захвачу его и нахлобучу на Фила… Понимаете, подумают, что его убил этот Безумный Шляпник! Ведь никто не знал, кто это. Я не хотел вмешивать в дело еще кого-нибудь, и это казалось мне таким безопасным и надежным…
– Старший инспектор, – подал голос доктор Фелл, – без труда вас поймет. Вам нет нужды так стараться. Он сам недавно закончил описывать эту же идею как ход рассуждений убийцы, когда вы вошли. Так что же со стрелой?
– Я… Я оставил стрелу… вы понимаете где. Дело в том, что я ее до этого никогда не видел. Я не знал, что ее взяли из дома Биттона. Я решил, что это одна из вещей Фила и что она никому не принесет вреда. Эту надпись «Сувенир из Каркасона» я не видел, потому что… Ну, вы понимаете почему. Ее не было видно.
Далри сцепил руки на коленях, голос его зазвенел:
– Но я вспомнил одну вещь перед тем, как покинуть квартиру. Я вспомнил, что у меня в кармане рукопись. Да, может, я убил Фила. Да, может, я самый последний подлец на свете, в чем я был уверен. Но я не мог положить в карман эти грязные доллары, продав рукопись Эрбору. Хотя она у меня в кармане, но на ней была кровь. Думаю, я больше думал об этом, чем о Филе. Я не собирался ею воспользоваться, даже если бы мне это понадобилось, чтобы спастись от виселицы! Помню, я достал ее из кармана. Я был в таком состоянии, что хотел разорвать ее, а потом швырнуть в лицо Биттону эти обрывки. Но если я разорву ее здесь… Тогда их найдут. Но зачем втаптывать в грязь имя Фила, даже если я его убил? Так я думал. Я понимал, что теряю время, но чиркнул спичкой и поджег рукопись, а потом бросил ее в камин… Под мышкой у меня был зажат сложенный цилиндр, и я подумал, что все предусмотрел. Вот еще странный момент. Я все осматривал кабинет, как вы осматриваете комнату в гостинице, когда собираетесь уезжать и проверяете, не забыли ли вы зубную щетку или еще какую-нибудь мелочь…
– Вам следовало поставить на место каминную решетку, – подсказал доктор Фелл. – Никто из тех, кто просто обыскивает комнату, не мог бы сдвинуть тяжелую решетку с места, как это сделали вы, когда боролись с Дрисколлом. Итак?
– Затем, – Далри машинально протянул руку за стаканом, – затем на меня обрушились один за другим два ужасных удара. Я вышел из квартиры и тут же столкнулся с привратником… Если бы я встретил его раньше, когда выносил тело Дрисколла! Не знаю, что я сказал. Кажется, я засмеялся или что-то в этом роде. Сказал ему, какой он хороший парень, и без всякой причины подарил ему полкроны. Он вышел со мной к машине…
– Сынок, – неожиданно проворчал доктор Фелл, – сегодня вы солгали нам без всякой необходимости, и вас выдала эта машина. Когда в Тауэре вы рассказывали нам все, то сообщили, что не ездили в машине на квартиру к Дрисколлу. Вы сказали, что, покинув квартиру, были вынуждены направиться в мастерскую, забрать машину и поехать домой. Я понимаю, вы не могли сказать ничего другого. Но когда мистер Хэдли объяснял вечером насчет того, что ваша машина была там, как сказал нам привратник… Но не важно. Далее?
– Я уехал. Голова у меня раскалывалась от мыслей. Но я уже считал себя в безопасности. Я надел цилиндр на Фила и засунул его кепи себе в карман. Мне оставалось только найти какой-нибудь тихий переулок по дороге в Тауэр и под прикрытием тумана положить кепи на тротуар. Мысль об отпечатках пальцев меня не беспокоила, потому что, Бог свидетель, я не смел и дотронуться до стрелы… И вот, когда я только обдумал свой план и начал выезжать из Блумсбери, случилось… Представляете, что случилось?
– Да, – сказал Хэдли. – Вы встретили генерала Мейсона.
– Встретил? Встретил его? Вы думаете, я остановился бы, если бы его увидел?! Я заметил его только в тот момент, когда он вскочил на подножку автомобиля, радостно улыбаясь, и закричал, что меня сам Бог ему послал, и просил меня подвинуться, чтобы он мог сесть рядом…
Я выключил мотор. Я читал насчет того, как себя чувствуют люди, когда им кажется, что у них остановилось сердце. Я не думал именно об этом, я чувствовал себя так, словно машина подо мной разваливается. Я не мог шелохнуться. Я попытался двигаться, и моя нога так резко ударила по акселератору, что машина вздрогнула. Потом я повернул голову и стал смотреть наружу, как будто рассматриваю колесо, и попытался обругать ее, но язык у меня словно прилип к гортани.
Затем мне как-то удалось завести мотор. Я вел машину и слышал, как генерал что-то говорит, но ничего не помню. Он был в хорошем настроении, и от этого делалось еще хуже. Я думал только о том, чтобы выдержать подобие спокойствия. «Давай, Старый Пастор, спокойнее, Старый Пастор, побереги нервы, Старый Пастор». И я думал, что дружки Фила уставились бы на меня, если бы увидели в тот момент лицо Старого Пастора. Мне хотелось закричать, ударить его по лицу и сказать: «Генерал, загляните под коврик у заднего сиденья и посмотрите, какой для вас сюрприз приготовил Старый Пастор!»
Разумеется, я этого не сделал. Я прикрывался тем, что так проклинал каждую встречную машину. Генералу даже показалось, что со мной не все в порядке. Я мчался навстречу гибели и понимал это. Мы возвращались прямо в Тауэр, и никто этого изменить не мог. Прямо назад… Простите… Я выпью… Странно, кажется, спиртное на меня совершенно не действует… Обычно после двух-трех порций мне становится не по себе.
