них было невозможно поссориться или разъединиться. Никто из них не ощущал себя чем-то отдельным. Наоборот, разъединение потребовало бы усилий. Это стало Бастиану в конце концов надоедать, а однообразная мелодия их песен больше не радовала его слух. Он чувствовал, что ему чего-то недостает среди них, но не знал чего.
Это он понял, когда однажды увидел в небе больших туманных коршунов, опасных хищных птиц. Искалнары, завидев их, испугались и попрятались под палубу. Но один не успел скрыться, чудовищная птица напала на него и унесла в когтях.
Когда опасность миновала, искалнары снова выбрались наверх и возобновили свое пение и танец, как будто ничего не случилось. Гармония не нарушилась, они не проронили ни слова по поводу несчастья.
— Нет, — ответил один из них на вопрос Бастиана, — мы никого не потеряли. О чем нам печалиться?
Один у них был не в счет. А поскольку они не отличались друг от друга ни внешне, ни внутренне, то незаменимых быть не могло.
Но Бастиан хотел быть незаменимым и единственным. Он хотел, чтоб его любили именно таким, каков он есть. В единстве искалнаров была гармония, но не было любви.
Он больше не хотел быть самым великим, самым сильным или самым умным. Все это осталось позади. Он хотел теперь, чтобы его любили такого, какой он есть — хороший ли, плохой ли, умный или глупый, красивый или не очень, со всеми его недостатками — и, может, как раз за них.
Но какой же он на самом деле?
Теперь он не знал этого. Он получил в Фантазии много даров и за всеми этими дарами потерял самого себя.
С этого времени он больше не участвовал в танцах и пении искалнаров. Он одиноко сидел на носу корабля и смотрел вдаль.
Наконец показался берег. Корабль причалил, Бастиан поблагодарил моряков и простился с ними.
Перед ним была земля, полная цветущих роз. Целый Розовый лес, и в глубь его уводила тропинка. Бастиан зашагал по ней.
то очень легко рассказать, как погибла Ксаида, но только понять это почти невозможно. Ученые до сих пор безуспешно ломают головы. Некоторые берут под сомнение даже факты или пытаются истолковывать их по-другому. Наше же дело рассказать все как было, а объяснит пусть каждый как сможет.
К тому времени, когда Бастиан подходил к городу Искалу, Ксаида со своими черными панцирными носильщиками наконец достигла того места, где Бастиан свалился с распавшегося на скаку черного коня. В этот момент она уже догадывалась, что больше никогда не увидит Бастиана. Когда же немного позднее она очутилась у земляного вала, где отпечатались его следы, то окончательно поняла, что все ее планы рухнули. Если он остался в городе Старых Королей, то уже не способен ничего пожелать. А если вырвался из него, то давно отказался от власти и величия. В обоих случаях для Ксаиды игра была проиграна.
Она приказала своим носильщикам остановиться, но они не подчинились. Тогда она выпрыгнула на землю и загородила им дорогу. Вслед за носильщиками шагали воины. Ни один из них не замедлил шага, и они растоптали Ксаиду. И только когда волшебница испустила дух, они все разом встали, как часы, у которых кончился завод.
Когда позднее подоспели три рыцаря с остатками войска и увидели, что произошло, они не могли ничего понять, ведь железные воины двигались волей Ксаиды, значит, не могли растоптать ее против ее же воли. Впрочем, рыцари не особенно были сильны в размышлениях и оставили эту загадку другим. Посовещавшись, они распустили остаток войска по домам, а сами, верные присяге, данной Бастиану, решили искать его дальше по всей Фантазии. Но, не сойдясь во мнении, куда направиться, решили идти поодиночке каждый своей дорогой. Все трое пережили много опасных приключений, но это уже другая история, и мы ее расскажем как-нибудь в другой раз.
А черные пустые воины так и стоят до сих пор в степи вблизи города Старых Королей. С годами они проржавели от дождей и ветров, многие разрушились. Путешественники обходят это место стороной. Оно считается проклятым.
Но вернемся к Бастиану.
Проходя по тропинке Розового леса, он заметил указатель, на котором было написано:
Бастиан неспеша пошел в указанном направлении, вдыхая запах роз и чувствуя нарастающую радость — словно его ждал праздник.
Он вышел к аллее из пышных яблонь со спелыми плодами, и в конце аллеи увидел домик, похожий на тыкву, под островерхой крышей. На домике виднелись кое-где шишки и наросты, и это придавало ему очень уютный вид. Окна и двери выглядели так, будто их не очень старательно прорезали в коре тыквы.
Мало того, дом, оказалось, непрерывно изменяется. С медлительностью улитки на правом боку дома вытягивались какие-то отростки, — и постепенно возникла башня. Одновременно слева затянулось и заросло окошко. На крыше выросла труба, а над дверью образовался балкончик.
Бастиан остановился и с удовольствием наблюдал за переменами. Изнутри домика послышался женский голос. Он пел:
Мы тебя так долго ждем,
Просто больше нету силы.
Проходи скорее в дом.
Что ж ты медлишь, путник милый?
И хороший, и плохой,
Трус ты или полон славы,
На любовь и на покой
Все равно имеешь право.
«Ах, — подумал Бастиан, — что за голос! Хотел бы я, чтоб такую песню пели мне!»
А голос продолжал:
Прикоснусь к тебе рукой,
Утолю тоску и жажду.
На любовь и на покой
Право тут имеет каждый.
Ты пришел в такую рань,
Я тебе помочь могла бы,
На мгновенье только стань
Снова маленьким и слабым.
Голос был так ласков и нежен, что Бастиан не сомневался — он принадлежит очень доброй женщине. Он постучал, и голос отозвался:
— Входи! Входи, мой мальчик!
Он открыл дверь и увидел небольшую уютную комнату. В середине стоял круглый стол, а на нем вазы с незнакомыми фруктами. За столом сидела женщина, сама похожая на аппетитное яблочко — такая же румяная, круглая и здоровая.
С первой секунды Бастиан чуть не бросился
