Неизбежная гибель Тешуба наполняла все ее существо невыразимым отчаянием. Им всем некуда было податься, не у кого спросить совета…
В конце улицы высилась громада из серого камня. Широкие ступени уходили вверх, словно безумный зодчий затеял строить лестницу на небо, да передумал и на верхней площадке поставил храм. Стройные витые колонны поддерживали легкую, почти невесомую крышу. Крылатые каменные львы охраняли сверкающие на солнце бронзовые двери. В двух огромных чашах фонтанов тихо и приветливо журчала вода, как будто там, на площади, на сто пятьдесят ступенек ниже, не гремело яростное отчаянное сражение, захлебывавшееся кровью последних защитников ал‑Ахкафа.
Вырвавшись из гущи схватки, маленький отряд принялся взбираться по ступеням и сразу оторвался от безумного мира, лежащего под ногами. И с каждым шагом в их сердцах разгоралась надежда. Бордонкай взял секиру на плечо и, подхватив запыхавшуюся Каэтану на полусогнутую руку, легко преодолевал одну ступеньку за другой.
Они достигли верхней площадки и замерли, оглушенные. Перед приоткрытой дверью храма, прямо на мраморных плитах, покрасневших от крови, лежал, нелепо вывернув руки, маленький старичок. Тело его было жестоко изрублено, а морды каменных львов забрызганы кровью так, будто это они сошли со своих пьедесталов и растерзали несчастного мудреца. И хотя тело старика было изуродовано, мертвые глаза смотрели в небо ясно и кротко. И лицо было таким спокойным, словно он тихим летним утром прилег на поляне послушать пение птиц.
Тихо‑тихо журчит вода в фонтанах. Неслышно ступая, подошли к мертвому близнецы. Одновременно наклонились и сложили на его груди окровавленные изломанные руки. И тихо прошептали: «Тешуб…»
Звонко запел внизу рог, и громогласными криками взорвалась площадь, возвещая победу Льва Пустыни, неистового Зу‑Л‑Карнайна, над Дахаком Давараспом, мятежным князем Урукура.
Они спускались по лестнице, потрясенные страшной и нелепой гибелью Тешуба. Странное дело — никто из них не знал мудреца при жизни, но его светлое лицо со множеством морщинок у глаз, которые возникают у часто улыбающихся людей, казалось им близким и родным.
Тешуб унес с собой в царство мертвых их надежды, чаяния, мечты о другой жизни. Он унес с собой тайну, которая стоила жизни не ему одному. И Каэтана, спускаясь по лестнице с безразличием автомата, постепенно начинала приходить в себя. Беззлобный и безобидный старик — хранитель знаний — не мог быть опасен никому, кроме Новых богов. Единственной виной его было желание хранить верность своему богу и быть накоротке с истиной.
Бордонкай тяжело шагал, прижимая к себе тело Тешуба. Ему было больно — никогда еще не видел исполин более несправедливой смерти.
— Значит, он должен был сказать нам нечто крайне важное, — наконец вымолвил Ловалонга. — Около храма не было сражения…
— Выходит… — выдохнул Эйя.
— Выходит, — продолжал Джангарай, — кто‑то специально проник сюда, чтобы убить старика, потому что очень боялся нашей с ним встречи. Я не люблю клясться, — жестко сказал ингевон, — но сейчас я клянусь всеми Древними богами — и мне все равно, слышат они меня или нет, — что я докопаюсь до истины, которую от меня так упорно стараются скрыть.
— Сначала похороним Тешуба, — сказала Каэ, — а потом обратимся с нашими вопросами к тем, кто уже знает часть ответов.
Бордонкай недоуменно посмотрел на нее, но Габия сообразила моментально:
— Вы думаете, госпожа, что предсказатели ийя предвидели такой исход?
— Да. И я уверена, что хоть плохонький совет, но они нам все же дадут. Телохранители Зу‑Л‑Карнайна бежали вверх по ступенькам, посланные аитой разыскать и привести гостей живыми и невредимыми. Увидев издалека, что Бордон‑кай несет тело какого‑то человека, воины решили, что кто‑то из членов маленького отряда погиб, а они не уберегли и теперь император снесет им головы. Поэтому, когда выяснилось, что убитый старик — подданный Да‑хака Давараспа, они вздохнули с облегчением. Но на всякий случай окружили друзей плотным кольцом и всю дорогу не спускали с них глаз.
Ал‑Ахкаф недаром назывался жемчужиной пустыни: это был огромный зеленый оазис со множеством фонтанов, искусственных прудов и ручейков. В городе не было обычных для Урукура глинобитных хижин или старых покосившихся домиков — здесь жили только богачи, знать и отборные воины. Каждое здание в ал‑Ахкафе было произведением искусства и плодом тяжкого, изнурительного труда зодчих и строителей. Обнесенные высокими стенами из белого камня, окруженные небольшими, но прекрасными садиками, каждый дом или дворец в городе мог при необходимости стать хорошо защищенной крепостью. Поэтому армия Зу‑Л‑Карнайна, ворвавшись в город, не сразу завладела им. Многочисленные лучники сидели в засадах на крышах и осыпали нападавших стрелами. Из зданий выбрасывали прекрасную тяжелую мебель из розового и черного дерева, которое в пустыне стоило дороже золота, и перегораживали ею улицы, воздвигая баррикады прямо на глазах изумленных врагов. Никто не мог бы сказать, что ал‑Ахкаф легко достался противнику.
Зу‑Л‑Карнайн занимал дворец самого Дахака Давараспа. И если на окраинах города еще кипело кровопролитное сражение, то здесь был кусочек мирной жизни. И конечно, все держалось тут на плечах вездесущего Агатияра, который, казалось, успевал одновременно присутствовать в нескольких местах, наводя порядок толковыми распоряжениями. Он сразу обратил внимание на усталых запыленных друзей, перемазанных кровью с ног до головы, которые вошли в ворота дворца в сопровождении двух десятков воинов. От его острого взгляда не укрылось; и то, что. Бордонкай держит на руках тело старика, и поэтому он не стал задавать лишних вопросов.
Агатияр приблизился и с минуту постоял в молчании, почтив таким образом память Тешуба. Затем обратился к Каэтане:
— Вы не успели? — В голосе его почти не было слышно вопросительных интонаций.
— Нет, — ответил за всех Ловалонга. — Он был уже мертв, когда мы прибежали на верхнюю площадку храма.
— Жаль, — сказал Агатияр. — Я бы с радостью поговорил с ним.
— У тебя же была такая возможность, — удивилась Каэ. — Разве ты не находился здесь, когда император завоевывал Урукур два года назад?
— Ах, госпожа, — всплеснул руками Агатияр. — Кабы я знал, в какую сторону бросаться в первую очередь, я сам стал бы провидцем и мог предсказать и ваше будущее, и свое… Признаюсь, я даже не слышал о Тешубе, — не до того было. Да и храм Барахоя отнюдь не относится к числу почитаемых.
— А что ты вообще думаешь по этому поводу, Агатияр? — с интересом спросила Каэ. Ей действительно нравился этот умный, хитрый и дальновидный человек.
— Если бы я был на месте ваших противников, то не стал бы действовать так грубо. Грубость, видите ли, почти всегда нелепа. Или даже безумна.
— И что бы ты сделал? — спросил Джангарай.
— Я бы похитил вашего мудреца. И вы были бы сбиты с толку. Возможно, продолжая его разыскивать, легко попали бы в ловушку, приготовленную мной со всем тщанием. Но ваш противник намного глупее, чем я ожидал, — к вашему счастью. Тешуб убит, но зато сразу ясно, что он должен был сообщить вам нечто очень важное. Более того, теперь вам не остается ничего другого, как добиваться истины, — отступать уже поздно.
Каэ улыбнулась и кивнула, соглашаясь:
— Если бы меня оставили в покое, я, возможно, не стала бы так настойчиво пробиваться в ал‑Ахкаф, да еще и накануне войны. Но такое противодействие сразу подчеркивает важность происходящего. — Она помолчала и закончила дрогнувшим голосом: — Дорогой ценой заплачено за эти крохи сведений, чтобы теперь все бросить на полпути.
— Идемте во дворец, — пригласил Агатияр. — Император ждет нас.
Аита в окружении телохранителей, военачальников и жрецов находился в тронном зале дворца. При виде вошедших друзей и верного Агатияра он легко соскочил с огромного кресла, стоявшего на возвышении, и подбежал к ним.
— Живы, целы?
— Да, император, — устало склонила голову Каэ. — А вот Тешуб мертв. Мы не смогли ему помочь.
— Горько, — сказал Зу‑Л‑Карнайн. — Но поверь, я ничего не мог поделать.
— Думаю, тут никто ничего не мог бы сделать, аита, — вставил Агатияр. — Вряд ли убийцей был человек.
— Почему ты так думаешь? — удивился аита.
— Даже если Тешуб и был убит руками смертного, то стояли за этим все равно боги, мой повелитель. — В присутствии подданных Агатияр вспоминал, как нужно официально обращаться к императору. — В истории, которую поведала нам благородная госпожа, фигурируют в основном не люди. И не люди заинтересованы в том, чтобы скрыть от госпожи какую‑то тайну. Я не знаю, где можно отыскать целый экземпляр Таабата Шарран, поэтому вряд ли в ближайшее время нам станет ясно, что именно должна сделать наша дорогая гостья, в чем ее предназначение.
