чёрных плащах, полностью скрывавших лица и фигуры.
Хотя гибель была близка и враг из пророчества должен был явиться той самой ночью через открытые на юг двери, названные Вратами Гибели, скалистые отроги и здания Тлунраны ещё оставались таинственно тихими, ужасными, тёмными и увенчанными пугающей судьбой. Нечасто кто-либо смел блуждать поблизости от Тлунраны ночью, когда крики магов, призывавших Неизвестного, слабо возносились над внутренними покоями, пугая парящих в воздухе летучих мышей. Но в последнюю ночь из крытого чёрной соломой дома у пяти сосен вышел человек, чтобы увидеть Тлунрану ещё раз, до того как враг, который принадлежал к числу богов, хотя и жил среди людей, выступит против города и Тлунраны не будет больше.
Он шёл по тёмной долине как отъявленный смельчак, но страхи давили на него; его храбрость выдерживала их вес, но склонялась все ниже и ниже. Он вошёл в южные ворота, что носили имя Врат Гибели. Он вошёл в тёмный зал и поднялся по мраморной лестнице, чтобы увидеть последние мгновения Тлунраны. На вершине лестницы висел занавес чёрного бархата, и человек прошёл в палату, увешанную тяжёлыми занавесами, в комнаты, где царил мрак чернее всего, что мы можем себе представить.
В палате по ту сторону занавеса, видимые сквозь свободный сводчатый проход, маги с зажжёнными тонкими свечами творили своё колдовство и шептали заклятия. Все крысы сбежали из этого места, с визгом устремившись вниз по лестнице. Человек из крытого чёрной соломой дома прошёл через эту вторую палату: маги не смотрели на него и не прекращали шептать. Он миновал их, раздвинул тяжёлый занавес того же чёрного бархата и вошёл в палату чёрного мрамора, где ничто не шевелилось. Только одна тонкая свеча горела в третьей палате; здесь не было окон. На гладком полу, под гладкой стеной стоял шёлковый павильон, завесы которого были накрепко притянуты друг к другу. Здесь была святая святых этого зловещего места, его внутренняя тайна. Со всех сторон палаты сидели тёмные фигуры, мужчины, женщины, укрытые плащами камни, или животные, обученные хранить тишину. Когда ужасная неподвижность тайны стала невыносимой, человек из крытого чёрной соломой дома под пятью соснами подошёл к шёлковому павильону и смелым и нервозным нажатием руки отодвинул одну из занавесей в сторону. И он увидел внутреннюю тайну и засмеялся. И пророчество было исполнено, и Тлунрана больше не была никогда ужасом долины, а маги оставили свои потрясающие залы и бежали через поля. Они кричали и били себя в грудь, поскольку смех был врагом, который должен был явиться в Тлунрану через её южные ворота (названные Вратами Гибели), и он — тот, кто принадлежал к числу богов, хотя и жил среди людей.
Вот история, которую рассказывают о голосах, что зловеще взывали в ночи на мраморных улицах давно павшего Бель Ярнака, причитая: — Зло придёт в эту землю; рок падёт на светлый город, где бродят дети наших детей. Горе, горе Бель Ярнаку. — Тогда стали жители города испуганно сбиваться в плотные кучки, тайком поглядывая на Чёрный Минарет, что исполинским копьём вздымался из храмовых садов; ибо, как известно каждому, когда придёт в Бель Ярнак гибель, Чёрный Минарет сыграет свою роль в том ужасающем Рагнарёке.
Горе, горе Бель Ярнаку! Навеки пали сверкающие серебряные башни, исчезло волшебство, осквернилось очарование. Ибо украдкой, в ночи, под тремя лунами, что стремительно неслись по бархатным небесам, из Чёрного Минарета неотвратимо выползла гибель.
Могучими чудотворцами были жрецы Чёрного Минарета. Могущественны были они, алхимики и чародеи, и всегда искали Камень Философов, ту удивительную силу, что позволила бы им превратить любую вещь в редчайший из металлов. И в подземелье, глубоко под храмовыми садами, беспрерывно трудясь над блестящими аламбиками и сверкающими тиглями, в фиолетовом свете ламп окуру, стоял Торазор, могущественнейший из жрецов, мудрейший из всех обитателей Бель Ярнака. Дни, недели и годы трудился он в поисках Эликсира, пока диковинные луны раз за разом скрывались за горизонтом. Золотом и серебром мостили улицы; сверкающие алмазы, лунные опалы, дивно пылающие пурпурные самоцветы, упавшие метеоры, обращали Бель Ярнак в блистательное зрелище, сияющее в ночи, направляя усталого путника в песках пустыни. Но Торазор искал более редкого элемента. В других мирах он имелся, ибо мудрёные телескопы астрономов обнаружили его присутствие на пылающих солнцах, что хаотически полнили небеса, превращая ночь над Бель Ярнаком в зеркало, отражающее искрящееся сверкание города в расшитом звёздами пурпурном гобелене, где три луны плели свои причудливые узоры. Так трудился Торазор под Чёрным Минаретом, целиком созданным из лоснящегося, чёрного, как смоль, оникса.
Снова и снова терпел он неудачи и наконец понял, что лишь с помощью богов сумеет обнаружить искомый Эликсир. Не малых богов, не богов добра и зла, но Друм-ависту, Обитателя Запределья, Тёмносияющего, кощунственно вызвал из бездны Торазор. Ибо разум Торазора исказился; беспрерывно трудился он, но безуспешно; лишь одна мысль оставалась в его уме. И тогда свершил Торазор запретное: начертал он Семь Кругов и произнёс Имя, которое пробудило Друм-ависту от его гнетущего сна.
Тень рухнула вниз, затмив Чёрный Минарет. Но Бель Ярнак оставался безмятежен; Блистательный и великолепный сверкающий город сиял, пока тонкие голоса таинственно взывали на улицах.
Горе, горе Бель Ярнаку! Ибо Чёрный Минарет затмила и окутала тень, и непроглядная тьма зловеще сомкнулась вокруг чародея Торазора. В полном одиночестве стоял он в своём чертоге, ни единого проблеска света не рассеивало ужасную темноту, что предвещала появление Тёмносияющего, и медленно и грузно перед ним восстал Облик. Но Торазор возопил и прикрыл глаза, ибо никто не может взглянуть на Обитателя Запределья и не погубить свою душу навеки.
Зазвучал голос Обитателя, ужасающе грохоча под Чёрным Минаретом, подобно стенающему набату циклопического колокола. Но его слышал лишь Торазор, ибо он один призвал Друм-ависту.
— Ныне сон мой потревожен, — возгласил бог. — Ныне грёзы мои прерваны и мне нужно соткать новые видения. Ты обратил в руины множество миров, грандиозную вселенную; но есть и другие миры и другие грёзы, и возможно я позабавлюсь на этой маленькой планетке. Или одно из моих имён не Насмешник?
Устрашённый и трепещущий, всё ещё прикрывая глаза, Торазор заговорил.
— О великий Друм-ависта, мне известно Твоё имя; я его произнёс. Даже тебе предначертано исполнить одно веление того, кто тебя призвал.
Тьма колыхалась и пульсировала. Как ни удивительно, Друм-ависта согласился. — Что ж, повелевай. О маленький глупец, повелевай своему богу! Ибо всегда люди стремились поработить богов
