2-го июля Совет Управляющих отделами, рассмотрел письмо, составленное Донским Атаманом Императору Вильгельму и после долгих прений и своеобразной критики, его одобрил. Но со скрипом...
Видя, что письмо не нашло полного единодушия в Совете, а некоторые его члены выказали даже явное непонимание переживаемого нами момента, Донской Атаман проявил большое гражданское мужество, сказав присутствовавшим:
-- Во всяком случае всю ответственность за это письмо я беру на себя. Независимо от вашего мнения, я отправлю это письмо потому, что в нем вижу спасение Дона и, следовательно, и России, так как судьбы одного тесно связаны с судьбами другой и для меня они неразделимы. Что касается союзников, то в случае их победы, неужели же они не поймут, что наш нейтралитет был вынужденный. И, если не поймут, то пусть судят меня, меня одного...
Высказанным, как нельзя лучше, определяется и политика и вся программа деятельности П. Н. Краснова. Ни "германская", ни "союзническая", ни "самостийническая", а чисто -- русская, преследовавшая благополучие Дона и России, неразрывно связанных в его представлении. Как этим Краснов отличался в лучшую сторону от Ленина! Небо и земля!
5-го июля герцог Н. Н. Лейхтенбергский повез это письмо в Берлин через Киев, где к нему должен был присоединиться генерал Черячукин.
Не приводя злополучного письма целиком ( публикации его и так широко известны), я только в главном отмечу его содержание.
В начале письма Атаман сообщал о геройстве и успешной борьбе Донских казаков с большевиками, указывал, что Донское войско заключило тесный союз с главами Астраханского и Кубанского войск с тем, чтобы, по очищении земли Астраханского войска и Кубанской области от большевиков, составить прочное государственное образование на началах федерации из Всевеликого войска Донского, Астраханского войска с калмыками, Ставропольской губернии, Кубанского войска, а впоследствии, по мере освобождения и Терского войска, а также народов Северного Кавказа.
Далее, перечисляя нужды войска, Атаман просил признать права Всевеликого войска Донского на самостоятельное существование, а впоследствии и всей федерации под именем Доно-Кавказского союза; признать Дон в прежних границах и разрешить спор с Украиной в пользу присоединения к Дону, ему принадлежащего Таганрогского округа; содействовать присоединению к Дону по стратегическим соображениям, как "плацдармов агрессии", городов Камышин, Царицын, Воронеж и станций Лиски и Поворино; оказать давление на Советскую власть и принудить ее очистить территорию Дона и весь район, имеющий право войти в Доно-Кавказский союз, помочь казачьему войску орудиями, ружьями, боевыми припасами, инженерным имуществом и устроить на Дону орудийный, ружейный, снарядный и патронный заводы. Короче говоря, говорили немцам : аще Бог (то бишь Кайзер) с нами, то кто на нас?
За эти услуги Всевеликое войско Донское обязывалось соблюдать полный нейтралитет во время мировой борьбы народов и не допускать на свою территорию враждебных Германскому народу вооруженных сил, на что изъявили свое согласие и Атаман Астраханского войска и Кубанское правительство, а по присоединению и остальные части Доно-Кавказского союза.
Вместе с этим, германцам предоставлялись права преимущественного вывоза избытков продовольствия и сырья за удовлетворением местных потребностей, а взамен этого ставилось условием доставить на Дон сельскохозяйственные машины, химические продукты и оборудование потребных Дону разнообразных заводов и фабрик.
Наконец, Германии были обещаны особые льготы по помещению капиталов в Донские предприятия промышленные и торговые, в частности по устройству и эксплуатации новых водных и иных путей.
Таково вкратце было содержание этого печально знаменитого письма. Мы по-прежнему исходили из того, что проза прозой, а есть вещи, как говорил президент Рейган, более важные, чем мир. Однако, когда это письмо кайзеру стало известно в обществе, то дало обильную пищу для праздных пересудов. "Доброхотами" данное письмо было шустро "выкрадено" из отдела иностранных дел и подпольным путем в искаженном виде и с разными "комментариями и красотами стиля" распространялось среди населения.
Управляющие отделом иностранных дел в то время был упертый генерал Африкан Богаевский, подлый шакал, изображавший из себя личного друга Краснова, но в тайне державшийся ориентации предательских верхов Добровольческой армии, скрытых пособников большевиков. К стенке за такое надо ставить! Предательскую роль генерала Богаевского весьма метко характеризовал мой друг, генерал Денисов, неоднократно предостерегая меня держаться в стороне от Африкана Петровича и не иметь с ним никаких дел, часто повторяя: "Петр Николаевич (Краснов) у себя на груди откармливает змею".
Противники Атамана использовали это вынужденное обстоятельствами письмо, как козырь, обвиняя его в измене союзникам и в "немецкой ориентации". Для лиц, недовольных политикой Атамана -- причем надо заметить, это недовольство отнюдь не вызывалось принципиальными расхождениями, а объяснялось исключительно побуждениями корыстными и мотивами личного характера -- письмо явилось "козырным тузом", каковой с натяжкой и подтасовкой, можно было использовать, чтобы бросить хоть какой-нибудь упрек генералу Краснову. Человек просто сделал выбор, как ему, несомненно, казалось, лучший из возможных в этой ситуации. И, как показало самое ближайшее время, немного ошибся.
Эта ошибка была единственная. В остальном, куда бы ни посмотрели, всюду сказывался недюжинный организаторский талант нового атамана. Всюду, во всех отраслях жизни Дона, рельефно выступали достижения его огромного творчества и его неутомимой энергии. Район, очищенный от большевиков, ежедневно увеличивался.
Действующая армия, переформировываемая постепенно из казачьих ополчений, дружин и партизанских отрядов, в стройную организацию, одерживала успех за успехом, беря тысячи пленных и огромные трофеи. Росла и крепла краса и гордость Дона - Постоянная армия и молодые казачата, словно по волшебству, превращались в настоящих дисциплинированных воинов, по духу и выправке совершенно не уступавших бывалым солдатам Императорской армии.
Возросло экономическое состояние Дона; урожай оказался небывало обильным
