и позже было обеспечено его снятие. В условиях военного времени работали полным темпом заводы и фабрики, активно строились новые, обещавшее дать казакам свое донское сукно, свои патроны, винтовки, мыло, стекло и так далее, появились новые деньги, но не обесцененные, а дорогие. Цены на все падали и на рынках и в магазинах было полное изобилие продуктов и товаров. Прекратился всякий произвол и обыватель мог быть совершенно спокоен за свою жизнь и быть уверенным, что насилие допущено не будет.
В наших «слободах» можно было свободно работать и хорошо зарабатывать, а порядки были достаточно мягкие. В общем, Дон процветал, в отличии от большевистской России. Рай второй свежести! Буквально во всем был достигнут колоссальный и бесспорный успех и, конечно, львиная доля в достижении таких блестящих результатов, должна быть отнесена исключительно к экономическому таланту и большому государственному уму Донского Атамана П. Н. Краснова
Понятно, что при таких условиях популярность генерала Краснова не только в Войске, но и за его пределами росла с каждым днем. и, видимо, именно этот факт кому-то сильно не нравился.
Появление письма, таинственно распространяемого в населении, в сущности явилось той искрой, раздувая которую враги Атамана всемерно старались вызвать пожар и использовать письмо для обвинения П. Н. Краснова в измене Дону и союзникам. В обществе образовался своеобразный тотализатор: одни играли на союзников, другие на немцев.
Скромный по натуре, застенчивый, невластолюбивый, П. Н. Краснов лично для себя ничего не искал, мишура власти его не пресыщала. Он горячо любил Россию и Дон. Любил так же казаков и от всего сердца желал им блага. Он знал, что казаки хотят мира, войной они уже сыты по горло и горячо жаждут заняться своей обычной мирной работой. И только во имя блага Дона и России, Донской Атаман пошел за сближение с немцами, видя в этом единственную возможность обеспечить казачеству то, что оно и само желало и позволить Дону окрепнуть, а затем помочь России. Когда пожар, то его тушат средствами, находящимися под рукой в этот момент, а не ждут других, быть может лучших, но которые прибудут, когда сгорит уже весь дом.
А на Дону тогда как раз был пожар. Все было очень зыбко. Союзники были далеко. О них долетали смутные, разноречивые вести. Да и что сделали они для России в тяжелую минуту? Ничего! А немцы были здесь, под боком. Они охотно обещали помочь донцам в их борьбе с большевиками, но, естественно, не даром, а под условием известных компенсаций.
Поступи Атаман иначе, двери складов снарядов, оружия и патронов были бы навсегда закрыты для Дона. Боевой успех на фронте всецело зависел от снабжения. Тяжелое временами положение на боевых участках, опасность потерять все завоеванное и ввергнуть безоружных казаков снова во власть большевиков, пылающих желанием просто стереть Дон с лица земли, вынудили Донского Атамана, стать выше своих личных чувств, разумно посмотреть на вещи и брать помощь там, где это было возможно.
Приходилось учитывать и то обстоятельство, что на войске Донском лежала якобы "моральная обязанность" помогать снабжением Добровольческой армии. С какого перепугу непонятно. Предательское командование "добровольцев" ( затянувшую надоедливую бесконечную песню - "сами мы нездешние…" ), как я уже упоминал, успевшие оклематься от шока и успешно поменять обосранные штаны, теперь, не считаясь с условиями обстановки , не только не желало непосредственно сноситься с германскими властями, но и заняло явно враждебную к ним позицию.
А наряду с этим, они настойчиво просили Дон, получаемым снаряжением и боевыми припасами снабжать и их армию. Так преступный генерал Деникин и его окружение на всякий случай страховали себя на будущее, сохраняя чистоту "союзнической" ориентации и не пятная ее сношением с германцами. Любопытно то, что немцы об этом хорошо были осведомлены. Знали они отлично и то, что только сила обстоятельств и безысходность положения, а не личные чувства и симпатии, побуждают Донского Атамана сближаться с ними.
Вот почему, они были крайне поражены, когда узнали, что поведение Краснова осуждается кругами Добровольческой армии, что его реальная политика вызывает в Екатеринодаре бурный фейерверк негодования и дает повод к незаслуженным упрекам и обвинениям Атамана, в "измене России", в "продаже Дона немцам", в "германофильстве".
Деникин, всячески возмущая наш тыл, как ему казалось, вел «тонкую игру нервов», в полном убеждении, что проигрыш просто невозможен. В конце концов, Атаман Краснов оказался в интересном положении: бывшие и даже некоторые нынешние местные начальники его уже нагло не боялись, что очень вредило авторитету действующей власти.
А между тем, неоспоримо, что "пресловутое" письмо Атамана Императору Вильгельму сыграло для пользы общего дела огромную роль. 29-го июля Украина признала самостоятельность войска Донского, вернула войску Таганрогский округ (промышленный и весьма богатый) с городом Таганрогом, немцы покинули Донецкий округ, оставив небольшие гарнизоны только в городах Ростове и Таганроге, то есть там, где это признавал необходимым Атаман; натиск большевиков на Донскую область несколько ослаб и казаки успешнее продвигались вперед. И складывалось все очень даже неплохо.
Наконец, Дон стал регулярно получать все нужное ему из Украины и Германии (в том числе и тяжелые орудия), для чего в городе Ростове была учреждена особая, смешанная Доно-Германская экспортная комиссия. Германцы ( под моим напором) даже предложили нам участие их войск для освобождения Царицына, но наш Атаман довольно глупо их предложение отклонил, ввиду вздорного обещания Добровольческой армии после взятия Екатеринодара, перейти на север для совместного с донцами захвата Царицына. Ага, жди! Дурость несусветная! Слова Деникина - что собачий лай, он их уже не помнит, когда еще звуки вылетают изо рта. А я же, в ответ на вполне резонный вопрос Краснову, типа, что тут, собственно говоря, происходит, услышал, что никто мне, ничего отвечать не обязан. Цирк!
