пока их в душе накопить. Да и жизни, что там, почти не видела, только тут ее и нюхнула по-настоящему.
— А я о чем? — подгорная госпожа закинула ногу на ногу. — Ей жить да жить, Максим. Детей рожать, солнышку красному радоваться. Так нет, умирать приходится. Жалко.
Майя в этот момент напомнила мне очень опытного музыканта, поскольку одним коротким движением заставила Марину издать невероятно трогательный звук, после которого Светлана что-то промычала, извиваясь в руках воинов Глузда, дернулся Аркаша, которого в тот же миг сидящие рядом мужики чуть не расплющили плечами, сдвинул броди Мискув, и даже Марго невесело вздохнула, что для нее несвойственно. Что до меня — я вернулся к жаркому, лежавшему на блюде. Просто от хрюшки не так и много осталось, за всеми этими делами да разговорами я, оказывается, ее почти приговорил. Надо доесть остатки, которые, как известно, сладки, и между тем озвучить Хозяйке свою позицию. Она же ждет.
— Не стану я ее жизнь на свою менять. Невыгодно получается. Но сразу предупрежу вас, ваше могущество: если она сегодня умрет, то вон ей тоже не жить. Я не моя приятельница, я не промажу. Всему есть мера, моему терпению тоже.
— Вообще-то я здесь! — возмутилась моя бывшая. — Не делай вид, что меня не замечаешь.
— А смысл?
— Вообще-то моя смерть и меня касается.
— С чего бы? — удивился я. — Кто ты такая тут есть? Там, наверху — да, наверное. Но не здесь. Если ты не поняла, то твой нынешний статус — тля, твоя жизнь и свобода тебе более не принадлежит. Потому я предупреждаю о том, что ты умрешь, не тебя, а ту, кто тобой владеет.
— По факту так и есть, — равнодушно отметил Ставр, а Хозяйка довольно рассмеялась.
— Сам ты тля! — заорала Виллеруа и даже чуть расслабила зажим, дав возможность Марине снова глотнуть воздуха. — Ничего я…
— Он прав, — отсмеявшись, осекла ее наша нанимательница. — Замолчи.
Майя заткнулась, при этом кинув взгляд на пистолет Метельской, выбитый из руки той, когда ее хомутали, и теперь лежавший не так далеко от моей бывшей.
— Значит, служить ты не хочешь, — подытожила Хозяйка. — Ладно. Тогда пойди и забери эту девчонку просто так. Дарю ее тебе, безданно и беспошлинно.
— Добра ты к этому лиходею! — просипел Пров, снова переместившийся с пола за стол, но севший уже не рядом со мной. Впрочем, можно сказать, что он сидел наособицу, так сдвинулись в разные стороны от него соседи. — Только ведь не оценит он! Не поймет!
— Обязательно поймет, — одарила его взглядом владычица. — Ему ведь теперь за двоих отвечать придется. Я думаю так: с сего мига любая ее провинность на гостя моего переходит. И спрос теперь не с девки, а с него. Что бы она ни сотворила, какую бы глупу ни учудила — ему расхлебывать.
— Лихо, — пережевывая мясо, усмехнулся я. — Славный подарочек. Ладно бы вы мне вон Глашу подарили, она башковитая и спокойная. А эдакого счастья мне не надо.
Глаза сидящей рядом с ней егозы, которая сегодня, как видно в честь большого пира, приоделась в сарафан, расшитый огромными зелеными цветами, задорно блеснули.
— Уверен? — уже без веселья в голосе осведомилась Хозяйка. — Скажешь «да» — и вон та лиходейка сей же миг свернет девке шею.
Ладно, пусть будет так. Посажу Белозерову в келью и пусть кукует там до той поры, пока нам не придет время отсюда сваливать. Ну а если случится так, что не судьба мне обратно в большой мир вернуться, то и вовсе печалиться не о чем.
— Пусть никто сегодня не умрет. — Я обглодал косточку и бросил ее на блюдо. — План по смертям, как по мне, уже выполнен и перевыполнен. Да и ваша воля для меня значит немало. Да, я не рвусь к вам на службу, но знаю, что такое уважение к хозяйке дома, где мне и моим друзьям предоставили кров, стол и защиту. Подобное для меня многое значит.
— Красив да умен — два угодья в нем, — прощебетала Глаша. — И то, матушка, как такому да не потрафить?
— Тебе, дуре, доброе слово скажи, так ты уже растаять готова, как та снежная девка. Ну, что у стариков близ Пименова пруда жила, помнишь?
— Как не помнить, — хихикнула девчушка. — Крепко тогда ты с Карачуном из-за нее повздорила!
— А вот нечего мне указывать, что делать, а что нет! — насупилась Хозяйка, а после отвесила Глаше подзатыльник из числа тех, что бьются не от злобы, а науки для. — Вот же ты пройда! Думаешь, заговоришь меня, я все и забуду?
— Так чего забывать-то уж? — изумилась та. — Все сказано, осталось только сделать.
— Тоже забава неплохая, — расплылась в улыбке Хозяйка. — Иди, заступник, забирай свою милушку.
— Ну, до такого у нас пока не дошло дело, — поднялся я с лавки. — Так что, скорее, знакомицу. И вторую мою приятельницу отпустите. Она не будет больше шалить.
Если честно, насчет Светланы у меня на душе тревоги было куда больше, чем за Белозерову. С последней все ясно, а первой та же Хозяйка запросто могла сейчас предъявить кругленький счет за шум, гам, бесчинства и битую посуду. С нее станется.
Но вроде все обошлось. Оперативницу отпустили, ей даже позволили подобрать пистолет, а после снова усадили за стол. Впрочем, все случившееся может и после аукнуться. А чего нет? Леди, сидящая на троне, сама себе начальница, захотела — так сделала, захотела — эдак.
Но главное, что не сегодня. А потом… Может, оно будет, а может, и нет.
— Отпусти малую, — негромко приказал я Майе, которая так и сжимала горло Марины.
— С чего бы?
— Все кончилось, — объяснил я ей тем тоном, которым взрослые обычно разговаривают со вздорными и не сильно разумными детьми. — Ты свою роль сыграла, молодец. Может, тебе за труды праведные даже леденец выдадут. Или кусок жареной курицы.
— Ваше могущество, отпускать? — громко осведомилась Майя у Хозяйки. — Или как?
— Мне эта девка более неинтересна, потому я дарю ей жизнь, — ответила та. — Твой бывший мужчина решил забрать ее себе — пусть. Но и ты, если хочешь, можешь заявить
